Сарик Андреасян: Мама – символ доброты, заботы, самопожертвования

– Сарик Гарникович, сериал «Чикатило», последние фильмы «Непрощенный», «На солнце, вдоль рядов кукурузы» основаны на реальных событиях. Почему в последнее время так много драматических фильмов и Вы, позитивный человек, выбрали именно эту стезю?

– Да, я веселый, и моя карьера в принципе началась именно с комедии. Их было много в разных комедийных жанрах – в молодежной комедии, романтической, абсурдной. Первые несколько лет карьеры – это были только комедии. Но, как мне кажется, изначально приходишь в профессию режиссера, чтобы делать что-то значимое, своего рода миссионерское, что имеет значение для людей. Поэтому, на мой взгляд, любой режиссер на самом деле любит и хочет снимать драмы, а комедии просто дешевле снимать. Жизнь складывается по-разному. Когда я окончил киношколу, в 2004 году, в России было 200 кинотеатров. Спустя двадцать лет их было уже несколько тысяч. Киноиндустрия сделала мощный скачок вперед, и сегодня можно снять и драму, и историческое кино, и в принципе все окупится, главное – есть спрос. За это время выросло целое поколение людей, которые снова полюбили смотреть кино на большом экране. Для сравнения: в те времена в год в прокат выходило 2–3 российских фильма, сегодня их 800 – различных сюжетов и жанров. Всю жизнь мечтал этим заниматься, хотел создавать драмы, я на них вырос. И вот лет 10 назад такая возможность появилась. После фильмов «Мамы» (2012–2014 гг.), «Ограбление по-американски» (2014?г.), «Землетрясение» (2016 г.) стало понятно, что людям нравятся такие фильмы, их обсуждают. И мое творчество – это реальные события, драмы, это то, что я хочу делать. Комедия – скоропортящийся продукт.

– Может быть, это как- то связано с менталитетом нашего зрителя, для которого важно, чтобы фильм был «жизненный»?

– Разумеется, причем с постсоветским менталитетом. Советский Союз оставил большой отпечаток: драма, реальные события, историческое кино – это всё в нашем ДНК, потому что тогда были популярны в основном фильмы на военную тематику. В принципе у нас никогда не было культуры фильмов ужасов, триллеров, фантастики. Это всё голливудское. Вот там снимают «Индиану Джонса» и «Назад в будущее», а наш зритель смотрит, и это всё очень круто и талантливо. Но если это произведено нами – зритель не поверит, потому что в свое время в видеопрокатах Армении, Казахстана, где я вырос, был один жанр, выдуманный нами – «Жизненный».

– Однако в Вашей коллекции есть и фантастические фильмы в стиле Голливуда.

– Да, мы снимали фантастические фильмы, они и технически были неплохо сняты, но они похожи на голливудские, и зритель их не воспринял. Потому что у постсоветского зрителя идеология иная, он ждет совершенно другое.

– По-Вашему, в чем разница между российским и голливудским кинематографом?

– Голливудское кино – изначально система. Надо понимать, что вообще голливудское кино было создано более ста лет назад, оно никогда не было государственным, в основе всегда была коммерция. Даже Чарли Чаплин – тоже коммерческий проект. Есть такая великая фраза: «Театр – это когда бедные люди играют для богатых, а кино – это когда богатые люди снимают для бедных». Это про американское кино: богатые инвесторы, продюсеры и студии снимали фильмы во времена сухого закона и Великой депрессии, чтобы человек, который очень плохо живет, мог за 10 центов посмотреть кино и поверить в жизнь. Коммерция, упирающаяся в идеологию: помочь людям жить. Что касается советского кино, оно создавалось полностью на государственные дотации и было идеологическим: начиная с легендарной «Иронии судьбы, или С легким паром», заканчивая армянским фильмом-шедевром «Мужчины». Это были фильмы про добро, про настоящего мужчину, про семейные ценности... Наши фильмы всегда были с элементами морализаторства – сделать какой-то вывод и стать лучше. И мы все так воспитаны. Несмотря на то, что мы более тридцати лет живем в современной России, зритель до сих пор ждет фильмов, у которых образовательные и воспитательные цели. Например, фильм «Землетрясение» – про дружбу народов, про то, что жизнь продолжается, несмотря ни на какие катаклизмы, и людям это нравится, это помогает жить. Сериал «Сама виновата» – про девушку, которой муж отрубил руки, но она не сдалась: у нее трое детей, новая семья – не имея рук, она научилась жить. Да, несомненно, это печально, но есть хеппи-энд, и зритель понимает, что все проблемы решаемы. В этом и есть большая разница.

– Кто из легендарных режиссеров Вам ближе по духу, по подходу?

– Мне исполнилось сорок, и, когда я смотрю фильмы великих людей, которых очень уважаю, отношусь к ним спокойнее, чем в двадцать. Опыт прожитых лет помогает осознать, как всё на самом деле: это талантливые люди, но в их фильмах нет того особенного, перед чем нужно преклоняться. Уже смотрю на это, как на профессию. А в целом, поскольку я – ребенок 90-х и вырос на голливудском кино, восхищаюсь такими режиссерами, как Спилберг, Скорсезе, Земекис. Тарантино, например, всю свою творческую жизнь снимает кино в едином стиле. И тот же Скорсезе – про гангстеров. Но для меня неплохой пример Спилберг, его творчество близко мне по духу тем, что он, возможно, единственный, кто стал культовым, не имея стиля: он снимал сказки, комедии, снял «Парк Юрского периода» про динозавров, и в то же время он снял «Список Шиндлера». И я в принципе не хочу все творчество зацикливать на чем-то одном.

– Топ-3–5 фильмов, что бы Вы посоветовали посмотреть? Как Ваших, так и других режиссеров...

– Из классики – «Форрест Гамп», «Славные парни», «Схватка» с Де Ниро и Аль Пачино, который снял Майкл Манн, и потрясающий фильм «Семь» Дэвида Финчера. Вот, Дэвид Финчер, например, создал три фильма, а за последние 20 лет – ничего. Видимо, жизнь и карьера складываются так, что великие творцы перестают снимать интересное кино. Считаю, 90-е годы – золотая эпоха кино, особенно в Голливуде. Это то время, когда режиссеры и продюсеры как-то общались и договаривались, а сейчас именно Голливуд сдал. На мой взгляд, количество хороших фильмов там сократилось. На сегодняшний день однозначно это бизнес – снимают ради гонораров. Из моих фильмов, скажем так, исходя из первого впечатления, посоветую «Землетрясение», «Непрощенный» и «Гудбай, Америка», про эмигрантов.

– Тема эмигрантов в фильме несет определенный посыл?

– «Гудбай, Америка» – эдакое драмеди, великий фильм, на мой взгляд, где заняты замечательные актеры – Грант Тохатян, Мика Арамян, Дмитрий Нагиев, Юрий Стоянов. Это кино с глубоким смыслом. Независимо от национальности посыл в том, что, куда бы ни уехал человек, Родина всегда с ним. Кстати, изначально фильм назывался «Родина», мы его потом переименовали в «Гудбай, Америка». Фильм вышел в прокат во времена пандемии, без рекламы, но стал хитом, на том же «Кинопоиске» набрал большое количество оценок. После выхода фильма на экраны периодически встречал на улице простых людей, которые меня обнимали и говорили: «Я жил в Германии, я вернулся в Россию, спасибо Вам большое». Всегда с юмором смотрел на человека, которого, как в фильме точно высмеяно, зовут, например, Евгением, а он называет себя Юджином, или Самвел вдруг стал Сэмом (смеется.). Я тоже четыре года прожил в США, в Лос-Анджелесе, где первые два года жил в одном районе, потом осознанно переехал в другой. Мне говорили, что я не смогу там творчески развиваться, учить английский. Честно, мне и не надо было. Тогда понял, что никакой я не американец, да и не хочу им быть, что самое важное. И этот английский, насколько я его знаю – меня устраивает! И переехал. И с кофе в руках ходил к фонтану Americana at brand – место встречи армян, где говорят на армянском языке... Во мне так заложено, что у меня есть кредит доверия к любому армянину. Скажем, если где-то слышу армянскую речь – неважно, в Эмиратах, в Европе, – я оборачиваюсь. Особенно из уст детей – готов заплакать. Я не могу объяснить, с чем это связано, но армянин для меня – что-то особенное. Может быть, это гены и связано с тем, что я вырос там, где их было мало: кроме нас, еще три семьи. Думаю, если бы мы росли в самой Армении, возможно, было бы по-другому.

– И часто слезы наворачиваются?

– Бывает. Детям своим говорю, что в этом ничего плохого нет. То есть если просто идти по улице и плакать – это, конечно, уже психическое расстройство. А плакать на спектакле или в кино – это абсолютно нормально, и ничего постыдного в этом нет. Для этого люди и создают кино и музыку. Потому что слезы – это терапия. Для чего снимают драмы? В реальности они очень сильно помогают что-либо пережить. Это совершенно другой уровень сопереживания. Очень люблю такие мультфильмы, как «Король лев» или «Тайна Коко», про родителей. Каждый раз плачу над ними. Недавно ходили в театр «Гавит» при армянской апостольской церкви в Москве. Я заплакал, пережил невероятные ощущения от шедевральной постановки спектакля: на два часа ушел в себя, убежал куда-то в детство и забыл обо всем на свете. Думаем его экранизировать, но в идеале он работает только на армянском языке, невозможно перевести. Но мы попытаемся.

– Сериал «Чикатило» транслировался на интернет-платформе Okko, «Жизнь по вызову» – на Kion. Как Вы относитесь к стриминговым платформам? На Ваш взгляд, для чего они нужны?

– Был спрос. Появление стриминговых платформ, на мой взгляд, большое чудо, хотя они всё больше и больше становятся похожи на телевидение. Может быть, хотят расширить аудиторию. Например, любой фильм или сериал на классическом ТВ должен понравиться и взрослым людям, и в то же время молодым. Это несопоставимо. Потому что в молодости зритель хочет чего-то провокационного, неожиданного, а взрослея, хочет, чтобы всё было предсказуемо и нервы спокойны. Да, телевидение – это бесплатная платформа, но есть привязка ко времени и нет выбора. Онлайн-платформа смелее и свободнее, она дает зрителю то, что он хочет, на выбор: время, жанр, возрастную категорию, описание фильма и так далее. Цель появления онлайн-платформ – открыть продукт, которого нет на каналах телевидения. Невозможно увидеть «Игру престолов» или «Жизнь по вызову» в программах телевидения в час ночи, просто потому, что там много крови или эротики. Да и по законодательству не положено. Нам даже предлагали смонтировать откровенные сцены, вырезать эротику, но это неприемлемо. Снимая тот или иной фильм, творческая бригада четко понимает, что делает это для платформы, продукт должен быть смелым, потому что люди этого ждут, а актер может и должен заработать.

– А разве актеры сегодня мало зарабатывают?

– На всем постсоветском пространстве человек воспитан так, что творчество – это легко, несерьезно. Если певица или актриса – то проститутка, режиссер – алкоголик. Это какая-то устоявшаяся философия. Люди, которые всю жизнь хотели, чтобы их сыновья были врачами, к примеру, а потом узнали, что сын разбогател, занимаясь актерством или рисуя картины, думаю, пережили шок. Это идет от стереотипов, что художник обязательно должен быть голодным, чего, на мой взгляд, не было в Европе и Америке. В этом, кстати, серьезное ментальное отличие. Слава Богу, в настоящее время интернет дал большие возможности хотя бы для того, чтобы получить информацию о том, что мальчик, сыгравший в нашумевшем сериале, за декабрь месяц заработал 30 миллионов рублей. Обидно, когда актер известный, но бедный. Я общался с актерами из популярных сериалов «Бригада», «Бумер», и они рассказывали, что самое страшное – это когда их узнавали в вагоне метро и думали, что раз сыграл в кино – значит, заработал большие деньги. А денег не было. Иногда читаешь истории о том, что какой-то советский заслуженный артист умер в одиночестве и в бедности – сердце сжимается. Поэтому хорошо, что есть стриминговые платформы, они дают возможность заработать, скажем так, создают определенную творческую и финансовую возможность для создателей и дают выбор зрителю.

– Есть «артисты Сарика Андреасяна», скажем, тот же Павел Прилучный, Лиза Моряк, Дмитрий Нагиев... А есть ли кто-то из другой, скажем так, когорты, с кем Вы еще не работали и хотели бы увидеть в ближайших своих проектах?

– Да, есть большое количество артистов. Нюанс в том, что актеры зачастую повторяются, работая в моих проектах, и со стороны может складываться впечатление, что мы все друзья. Но Москва – такой город, где на дружбу нет времени. Тем более артист, который занят: даже тех, с кем я переписываюсь по телефону, вижу иногда в полгода один раз. Это не дружба – это чувство душевного комфорта. И поэтому когда, например, Прилучный получает тридцать и более сценариев в день, он наверняка в первую очередь читает тот, который получил от меня, потому что наша общая работа принесла успех. Не отрицаю, хотел бы, чтобы у меня сыграли и Хабенский, и Янковский, и многие другие, но они заняты: когда я связываюсь с их агентами, они говорят: «Иван Янковский занят до середины 2025 года»! Тот же Юрий Стоянов играл в моих фильмах несколько раз. Недавно пригласили его в проект, он прочитал сценарий, сказал, что роль его, изъявил желание сыграть, но только через два года. А мне нужно этим летом снимать, потому что это заказ. И получается, что будет задействован другой актер.

Известных и талантливых в нашей киноиндустрии не так много, поэтому некоторые актеры заняты на два-три года вперед. Есть обоюдное желание поработать вместе, но нет возможности. Именно поэтому выбор падает на артистов, с которыми уже работал и с которыми комфортно. А у зрителя может создаться ощущение, что это какая-то «банда». Что касается армянских актеров, которых я приглашаю – была история с фильмом «Землетрясение». Я совершенно не знал артистов и где они играли. Честно, все удивлялись, что я мог выбрать актера, с творчеством которого не был знаком. Было чистое восприятие человека. Прожив всю свою сознательную жизнь в России, из своего детства знал Гранта Тохатяна, Микаэла Погосяна. Конечно, хотелось бы видеть в своих фильмах Фрунзика Мкртчяна – сами понимаете, это уже история... Из звезд нового поколения, которых знаю, отмечу Соса Джанибекяна.

– Раз уж мы заговорили об актерах и их мастерстве, как считаете, не актер по образованию может сыграть хорошо?

– Я не верю в это. Верю в природный талант, в задатки, но человек не может ничего не делать, быть лентяем и однажды проснуться великим актером. Ничто никогда не поставит голос и пластику, не научит работать на камеру, кроме как образование и опыт. Но под обучением не всегда нужно понимать годы, проведенные в вузе. Можно быть известным кавээнщиком и стать артистом, как это сделал Михаил Галустян. Сегодня даже некоторые блогеры становятся артистами. Мне каждый день пишут разные люди. Вот человек проснулся с утра и пишет: «Брат, набери мне, я – харизматичный!» Разумеется, не наберу, потому что подход к делу, то, с каким пафосом он написал, уже говорит о том, что, кроме проблем, от него ничего не стоит ждать – не сыграет.

Есть такое понятие – «сила жизненного и профессионального опыта». Например, Виктор Добронравов снялся в главной роли в «Онегине». И вышли публикации с вопросом: «А почему вашему Онегину 40 лет, если ему было 27?» А мы с Добронравовым смотрели, и он сказал, что 20-летний бы так не сыграл. И это абсолютный факт. И 17-летняя так, как Лиза Моряк, не сыграет. 20 лет назад я рассуждал бы иначе. Жизнь, общество, боль души, прожитые годы – все влияет на мастерство исполнения. Актерство – это большой и сложный труд.

– Давайте поговорим об Армении? С одной стороны, Netflix начнет снимать в Армении, с другой – «Арменфильм» в таком заброшенном состоянии при большой диаспоре. Не возникало мысли возродить «Арменфильм»?

– Это долгий разговор. Когда я начинаю говорить про бизнес, я всегда думаю: «Господи, люди прочитают, неужели они могут предположить, что я – бизнесмен?» Я не бизнесмен, во всем этом надо разбираться. Десять лет назад один богатый армянин пригласил нас с Гевондом (Гевонд Гарникович – продюсер кинокомпании братьев Андреасян, брат Сарика. – Авт.) и предложил возродить киностудию. И когда выяснилось, что нужно вложить несколько миллиардов долларов и это скорее всего не окупится никогда, конечно, человек этот исчез. И какие бы мысли и желания ни возникали, мы понимаем, что в случае, если любой наш фильм не заработает, как «Чебурашка», например, не будет никакой финансовой возможности начать процесс возрождения киностудии «Арменфильм». Армения – маленькая страна. Когда говорят, что Netflix снимает кино, нужно понимать, что Netflix использует Армению как локацию, красивое место. Много голливудских фильмов снимается в разных городах Европы, но они не про Болгарию или Румынию. То есть дешевле обойдется прилететь в Армению, где есть работники – носители английского языка, которые могут обслуживать американцев, есть природа – красивые горы, леса и поля, которые не нужно рисовать на графике. В таком ключе и мы снимаем фильмы «Манюня», «Симон», хотя наше кино про Армению. Важно, что наш рынок дистрибуции – это всё постсоветское пространство.

– Есть ли какой-то армянский персонаж, о котором Сарик Андреасян мечтает снять кино?

– Недавно рассуждали на предмет того, что, когда будут собственные деньги, снимем сериал «Тигран Великий», в стиле той же «Игры престолов». Мощная, разнообразная история с интригами, войнами, любовью. Назовем его «Великий» по одной простой причине: если он выйдет где-то в Германии или Африке, зритель не поймет, о ком речь. Уже изучаю историю того времени, прочитал несколько томов и представляю, насколько круто можно снять и показать всему миру историю Великой Армении. Это вообще не про бизнес, это миссионерство. К слову, так же как и «Землетрясение». Только бы не было разговоров на тему: «Ой, а почему у вас главный герой – армянин, но из Тбилиси или из Москвы?» Но от разговоров и слухов никто не застрахован. Почему-то одной из главных тем для нас является обсуждение, кто откуда приехал и кто из какого района. Возможно, если бы это было двадцать лет назад, на роль Тиграна Великого мы пригласили бы Аль Пачино.

– Над чем работаете сейчас?

– В рабочем процессе военный фильм, называется «Война и музыка» – про армянских музыкантов, которые во время Второй мировой войны пошли воевать. Надеюсь, что через год-полтора фильм выйдет в прокат. В прошлом году снимали танки, оружие, людей – количество неимоверное. Не знаю, можно ли сравнить с голливудским военным боевиком «Спасти рядового Райана», но затраты ресурсов огромные, должно получиться круто. Главный посыл фильма – дань уважения Родине.

– Сарик, поговорим о фильме «Мамы». Можно ли сказать, что этот фильм – благодарность Вашей маме?

– Да, конечно, это исключительно семейная история. Нас четверо детей в семье. В Кустанае, куда мы переехали, когда мне было три года, каждый год 7 апреля община проводила День матери по одному и тому же сценарию: начиналось с того, что «мама» на всех языках звучит одинаково. Любой нормальный человек любит свою мать, в хорошем смысле – это первая женщина в жизни. Моя мама для меня – символ доброты, заботы, самопожертвования, она вырастила четверых детей. Классическая история: папа работал, мама занималась воспитанием детей – это знакомо практически каждой армянской семье. Я часто задумываюсь, почему мы все дружны, занимаемся одним делом: старший брат – Арташес – музыкальный продюсер, средний – Гевонд – продюсер, сестра Рипсимэ – специалист по маркетингу и связям с общественностью в нашей компании, моя жена Лиза Моряк – актриса. Моя семья – моя команда! Так заложено с детства.

– А стараетесь ли своих детей воспитывать, соблюдая семейные традиции?

– Наш старший брат живет за городом, и все лето на выходных вся наша большая многонациональная семья с детьми, а их у нас на всех 11, уже запутался в счете (смеется), собирается там. Наши дети играют вместе, они видят, что их родители вместе шутят, готовят, работают. Стал замечать, что мои мальчики делают все так же, как и я. Юрий Стоянов в одном интервью сказал гениальную вещь: «Не старайтесь воспитывать своих детей. Они всё равно будут похожи на вас».

– Если говорить о воспитании посредством кино, как прокомментируете нашумевший сериал «Слово пацана»?

– «Слово пацана» – это в какой-то степени наше детство, тех, кто застал 80–90-е годы. В каждом районе в той или иной форме было такое. Я смотрю на это, как на историю. Мои дети такого не видели, и они меня спрашивают: «А так было?» Конечно, было. Просто в Кустанае это был не «чушпан», а «пятак». Однажды мой друг позвонил в дверь и говорит: «Раз на раз в соседний район – с трубой, пойдешь с нами?» До сих пор помню этот день. Не знаю, что в моей голове прокрутилось – я все-таки книги читал, в отличие от него, – спросил: «А зачем?» – и понял, что у него нет ответа, он завис с этой трубой. Просто все вокруг сказали, что надо взять трубу и пойти. Такое было сплошь и рядом. Разумеется, я против запрета или обвинений в адрес съемочной группы или актеров, проанализировав, каждый поймет, что это причинно-следственные связи. Любой молодой парень, посмотрев сериал, должен сделать правильный вывод: главных героев убили, посадили в тюрьму – это уже путь в никуда. Воспитание упирается в семью, оно закладывается там, поэтому наши дети не будут похожи на героев «Слова пацана», они будут похожи на нас! Касательно Никиты Кологривого – в потенциале он великий артист, абсолютно, народный герой. Это Шукшин. У него большое будущее. У каждого своя судьба, и талантливые люди нужны всем, а их мало. Звездами становятся не все. Бог всё видит и распределяет.

– Верите в Бога?

– Да. Верю в высшие силы.

– В заключение нашей беседы и в преддверии Международного женского дня 8 марта, что бы Вы пожелали нашим читательницам?

– Добра. Все свои фильмы, как бы странно это ни звучало, выбираю по принципу уровня добра в них. В людях ценю доброту и эрудицию, так же и с друзьями и близкими. Мне безразлично, какой у человека достаток, но для общения важна образованность. То же самое касается женщин, матерей – я считаю, что добро должно быть заложено в основе. В канун Международного женского дня хочу пожелать всем женщинам мира, добра и тепла! Любите и будьте любимы!

Беседу вела Нана Аветисова