Чеченская свадьба

В отличие от прочих народов Северного Кавказа, чеченки могли общаться со сверстниками и выбирать себе спутника жизни, следуя народной поговорке «Любовь необходима в семье так же, как вода в жизни». А встречаться могли на свадьбе, вечеринке, посиделках, у родника. Слово матери в семье было решающим. А еще жениху зазорно было селиться в доме невесты. У большинства чеченцев была одна жена. Только в богатых и знатных семьях жен могло быть две или более.

Браки заключались по сватовству, то есть подобру-поздорову, умыканием и убегом – парень с согласия девушки уводил или увозил ее. И заключались браки, как известно, во имя продолжение рода. Посему, когда невеста входила в дом жениха, она либо проходила под скрещенными саблями, либо переступала порог через кинжал. Ко всему этому на колени ей сажали еще и мальца мужского пола.

По заведенному адату в брак вступать дозволялось: юношам с 17-20 лет, девушкам с 15-16. Случаи ранних браков были крайне редки. Бывало, неимущие мужчины не могли позволить себе иметь жену даже в 30 и более лет.

Сватов выбирали среди лиц, имевших вес в обществе и по имущественному состоянию. Те должны были досконально разбираться в тонкостях обряда сватовства и традиций. Хаживали сваты в дом невесты не раз и не два и прикасались там к пище, лишь получив согласие ее родителей на брак. Они же оговаривали размер выкупа за невесту.

Этнограф-путешественник В.Н. Акимов в 1888 году писал: «Калым у чеченцев вносился прежде не деньгами, а уплачивался коровами… впоследствии был заменен деньгами… обычно выплачивали по состоянию. Калым у богатых уходил весь на покупку приданого, а у бедных – половина идет на покупку приданого, а другая половина остается у родителей невесты».

В описанные Акимовым годы мах-там, то есть выкуп, обычно составлял 25 рублей. Часть выкупа было принято делить между близкими родственниками и даже соседями. На случай распада семьи родителям невесты выплачивалось урдо, по обыкновению – коровой.

В стародавние времена, как, впрочем, и сейчас, женихова родня, обговаривая сумму выкупа, включала в нее расходы на подарки близким родственникам невесты: теткам по отцу и матери, старшей сестре либо шерстяной платок, либо отрез на платье, либо платок пуховый… Они-то, одаренные, по обычаю и помогали родителям невесты в подготовке свадьбы.

Заключение брака сватовством имело две разновидности. В одном случае родные невесты отправляли дочь свою в дом жениха со сватами тотчас по получении выкупа-калыма либо, как это практикуется и сегодня, когда родственники молодых уже готовятся сыграть свадьбу.

Если жених, умыкавший невесту, был из «хорошей семьи», обычно родители находили общий язык и брак заключался. Как правило, похищенная вынуждена была стать женой умыкнувшего ее джигита, в противном случае ее противление браку влекло за собой вражду и месть. Но бывали случаи, когда брат свою сестру продавал за рюмку водки. Об этом читаем у Акимова: «Если во время какого-либо веселья брат выпивал за здоровье своей сестры с кем-либо из присутствующих и тут же принимал от него какой-нибудь подарок, то сестра его засватана и он обязан принудить отца выдать ее именно за известного приятеля».

Едва ли не самой распространенной формой заключения брака был брак по сватовству. Венцом церемонии сватовства был акт, когда брат-ровесник или близкий родич делил волосы на голове невесты на две ровные половинки, приговаривая: «Пусть в новом дому жизнь твоя протекает так же мирно и ровно». Он же щедро одаривал сестру. От обручения до свадьбы срок определялся достатком жениха, родня которого брала невесту под свою опеку. Жених в свадьбе, на которую съезжались гости отовсюду даже без приглашения, участия не принимал: дней на пять замыкался в доме лучшего друга.

Свадьбу играть начинали либо в четверг, либо в понедельник. С утра двор жениха заполняли музыканты и играли, играли. Новобрачным гости несли подарки, их угощали и там же определяли участников свадебной процессии.

Свадебный кортеж выделялся верховыми с флагами и арбой, убранной коврами. В арбе сидела бойкая на язык родственница жениха. За нею гурьбой шли старшие из рода жениха и человек 30-40 юношей и девушек. Ворота дома невесты были радушно отворены – принимать гостей, угощать их и веселиться с ними под звуки народных инструментов мерз-пондур. Подруги невесты игриво изображали из себя плачущих: «Мы тебя растили, холили! А оказалось, для чужой земли растили...» То ли в шутку, то ли всерьез сопровождали сожаления своими тяжкими вздохами «ва-ва-да-дай» – «вуй-вуй, вай-вай!»

Огонь на свадьбе доверяли разжигать тому из членов семьи, кто статен был, сдержан на язык и обладал хорошими манерами. О таком человеке говорили: «Даже в дождь огонь его не гаснет». Считалось добрым знаком, если огонь занимался сразу. Угли того ритуального костра бережно собирали и хранили в доме до очередного события. Так поступали, дабы не прервалась «цепь огня» в доме.

Прежде чем одеть невесту, ее купали и окуривали душистыми травами, а еще наносили углями из ритуального костра полосы на руки и спину. Наряжали невесту подруги и родные тетки, непременно прикалывая к подолу новенькую иголку от сглаза. Те же тетушки тайком клали в ее вещи кто початок кукурузы, кто семена фасоли, а кто и косточки персика и абрикоса. То было пожелание семье стать многодетной.

В доме невесты мулла скреплял брачный союз любимых сердец (тот же обряд проходил в доме жениха). Обряд был сокрыт от посторонних, чтобы не было сглаза. Шафер трижды водил невесту вокруг очага в ее родном доме, затем рвал цепь – в знак разрыва со своей семьей.

И вот свадебный поезд выезжает со двора невесты. Этнограф Акимов пишет, что отъезжающих неподалеку от дома невесты встречают «криком, бранью, камнями и выстрелами». Так народ выражал свое веселье по случаю. На пути к дому жениха то и дело возникали «преграды», от которых надо было откупаться деньгами.

Прискакавший первым к дому жениха на коне порывался въехать в саклю, требуя выкуп – отрез на белую занавеску, за которой должна была стоять невеста. Чтобы сдержать верхового, на морду коня его набрасывали ткань. Гостям подносили сладости, осыпали орехами, зерном и рисом.

Под ноги невесте, сходившей с арбы, бросали коврик и веник. Она их откладывала в сторону и направлялась к порогу, став на него обеими ногами, дабы утвердить себя как хозяйку в новом доме. Вводя невесту в дом, окуривали ее благовониями, осыпали просом, клали в рот конфету или кусочек курдюка. Она шла в приготовленную для нее комнату, не смея поднять глаз на старших и слова произнести. Рядом с невестой находилась ее подруга.

Свадьбу справляли два-три дня и дольше в любое время года во дворе. И все это время жених пребывал у своего друга. На почетном месте стоял стол, на котором дразнили аппетит куры, индейки и бараны, жаренные целиком, и прохладительные напитки. Во главе стола сидели инал-тамада и самые уважаемые люди. По одну сторону стола сидели девушки, по другую – мужчины. Рассаживались по возрасту. Женщинам и подросткам положено было стоять.

Под веселую музыку плясала в основном молодежь. Остальные в такт хлопали им. Девушки под гармонь пели лирические песни. Гостям свадьбы позволялось пригласить на танец любую из девушек, и она не смела отказать. И вот на танец выходит тамада. В паре с ним плыли в танце сестра жениха или почетная гостья. За этим танцем следовал другой – в круг выходила девушка. И тут обрывалась музыка. То был знак к обряду «выкрикивания девушки». Раздавался голос: «Кто знает эту девушку?». Один из друзей жениха со словами «я знаю» подходил к столу, где сидели почетные гости и тамада, протягивал деньги, и музыка снова начинала играть. Дурачась, ряженые «хватали» замужнюю женщину, «выкрикивая» и ее. Полагался выкуп и за нее, иначе ряженые могли разыграть неприятную сцену.

Стоило кому-нибудь из почтенных старцев, особенно сидевших за почетным столом, выйти в круг на танец, как вся свадьба вставала. Когда же в пляс пускалась старшая сестра жениха или невесты, младшие сестры в знак почтения тоже вставали. Невесте дозволялось плыть в свадебном танце либо со старшим братом, либо с отцом.

В их отсутствии – с другим родичем и никогда с посторонним.

К вечеру первого дня свадьбы, когда гости расходились, семья жениха принималась перебирать одежду, доставленную из родительского дома. Женщину, принесшую наряды невесты, одаривали. Действие это именовалось «чамданаш ястар».

Тем же вечером или на другой день взрослые члены семьи, непременно со свекровью, проводили так называемый обряд «развязывания языка». Новобрачная подносила старшему из присутствующих на свадьбе пиалу с водой и на вопрос, можно ли пить, трижды повторенный, отвечала «Пейте».

И только после она могла разговаривать с новой родней.

Не успевала свадьба отшуметь, как невестке предстояло окунуться в тайны нового обряда, который давал ей право вхождения в быт семьи. Пекли пироги. В один из них запекали иголку из подола свадебного платья новобрачной. Затем следовал еще один обряд – отведение невестки к воде. В окружении веселящейся молодежи шла она с кувшином к роднику. Там пирог с иголкой кидали в воду и стреляли по нему. И только после этого набирали воду в кувшин невестки. Так же весело возвращались в аул.

Цикл свадебных церемоний завершался мовлидом, на который почитали за честь пригласить муллу и мюридов. Из их уст молодые слышали напутствие: «И да не иссякнет ваша любовь, и да не распадутся узы родства вашего. И да не порвется новое звено в испытанной цепи кровной близости». Невестка у чеченцев считалась, да и ныне считается, очередным звеном в цепи семьи, где у каждого – свое определенное место.

Зятю нанести визит родителям жены полагалось через 2-3 месяца после свадьбы. Да и визит этот сопровождался рядом испытаний и назывался не иначе, как «мучить зятя». Он должен был стоять у двери, пока одна из родственниц его жены брала зятя за руку и вводила в комнату к девушкам, которые здоровались с ним за руку. После обмена любезностями зятя отводили в комнату молодых людей, но с мужчинами его в этот день не сажали. В свой приезд молодой муж оставлял по завершении визита на столе определенную сумму, как и одаривал детей деньгами. Помимо прочих подарков, являлся зять к своим новым родичам с тучным бараном, отрезом материи.

Вслед за зятем с подарками являлась к родителям своим и дочь. Уходила она от них тоже не с пустыми руками: новые подношения вместе со скотом и другими дарами родителей входили в состав приданого, что способствовало упрочению положения женщины в семье мужа.

И муж, и жена держались обычая: в течение определенного времени не показываться вместе на глаза родителям и старшим родичам, а также не звать друг друга по имени. Невестке, помимо этого, запрещалось вслух произносить по именам родню по мужу, как и его друзей и соседей. С родителями мужа супруги жили до тех пор, пока не составлял семьи младший брат, а то и дольше.

Марина и Гамлет Мирзояны