N 10 (133) Октябрь 2008 года.

Нерсес Оганесян: «Простота дается непросто»

Просмотров: 8556

Народный артист Армении, кинорежиссер Нерсес Оганесян окончил ереванскую русскую школу № 58, что на улице Амиряна. «Что особенного? – скажет читатель. – С таким же успехом он мог окончить любую другую школу». Мог. Но так случилось, что учился он именно здесь, в старинном здании некогда русской гимназии, расположенном в самом центре города. В этих стенах много хороших людей получило среднее образование. И преподаватели там были классные, настоящие специалисты своего дела. Знаю это доподлинно, потому что сам учился в той школе. Правда, мы с Нерсесом разминулись. Я в школу поступил, когда он ее уже закончил. В его время обучение мальчиков и девочек было раздельным, в мое оно уже стало совместным. Это существенно. Как раз в те годы вышел на экраны фильм «Господин 420» с Раджем Капуром, а Марлен Хуциев снял «Весну на Заречной улице» с любимцем советских женщин Николаем Рыбниковым. Запустили спутник, Виктор Амбарцумян по-новому объяснил Вселенную. И солнечная активность в те годы была максимальной… Я к тому, что в силу этих и других реалий поколение Нерсеса было романтичным. Более романтичным, нежели мое.

Наше старое кино

Взять хотя бы такую историю. Холостой инженер, не урод, не больной, не кривой, достаточно молодой и респектабельный, знакомится с бедной вдовой, матерью троих детей, мал мала меньше, влюбляется в нее по уши и делает ей предложение. Помните вопрос, с которым Рома из комедии «Три плюс два» обратился к Сундукову: «А если Зоя скажет, что была замужем и у нее трое детей, что мне делать?» Сундуков, недолго думая, отвечает: «Принесешь ей свои извинения и утопишься, море рядом».

Народный артист Армении, кинорежиссер Нерсес Оганесян окончил ереванскую русскую школу № 58, что на улице Амиряна. «Что особенного? – скажет читатель. – С таким же успехом он мог окончить любую другую школу». Мог. Но так случилось, что учился он именно здесь, в старинном здании некогда русской гимназии, расположенном в самом центре города. В этих стенах много хороших людей получило среднее образование. И преподаватели там были классные, настоящие специалисты своего дела. Знаю это доподлинно, потому что сам учился в той школе. Правда, мы с Нерсесом разминулись. Я в школу поступил, когда он ее уже закончил. В его время обучение мальчиков и девочек было раздельным, в мое оно уже стало совместным. Это существенно. Как раз в те годы вышел на экраны фильм «Господин 420» с Раджем Капуром, а Марлен Хуциев снял «Весну на Заречной улице» с любимцем советских женщин Николаем Рыбниковым. Запустили спутник, Виктор Амбарцумян по-новому объяснил Вселенную. И солнечная активность в те годы была максимальной… Я к тому, что в силу этих и других реалий поколение Нерсеса было романтичным. Более романтичным, нежели мое.

Наше старое кино

Взять хотя бы такую историю. Холостой инженер, не урод, не больной, не кривой, достаточно молодой и респектабельный, знакомится с бедной вдовой, матерью троих детей, мал мала меньше, влюбляется в нее по уши и делает ей предложение. Помните вопрос, с которым Рома из комедии «Три плюс два» обратился к Сундукову: «А если Зоя скажет, что была замужем и у нее трое детей, что мне делать?» Сундуков, недолго думая, отвечает: «Принесешь ей свои извинения и утопишься, море рядом». Так вот, наш герой топиться не собирается, наоборот, с завидным упорством преследует предмет своих вожделений, преодолевает массу препятствий и, в конце концов, добивается своего. Эта трогательная киноиллюзия под названием «Механика счастья», вышедшая на экраны в 1982 году, стала кинохитом тех лет. Согласитесь, надо быть романтиком, чтобы так проникновенно рассказать подобную, маловероятную историю. Не высчитать, не выстроить успех, холодно и рассудочно, а рассказать, веря себе самому. Между прочим, американцы в 1990 году придумали подобную сентиментальную байку под названием «Красотка» – о том, как миллионер влюбляется в проститутку. Оно конечно, Рубен не миллионер, а Сона не жрица любви, Азат Гаспарян не Ричард Гир, а Алла Туманян не Джулия Робертс (хотя и не хуже) – и, тем не менее, по красоте чувств, первичных по отношению к разуму, их убедительности эти картины похожи. Не случайно «Красотка» вошла в десятку лучших романтических лент, а «Механика счастья» была удостоена Государственной премии Армении.

Мне ближе «Механика». Не потому что она появилась раньше «Красотки». И не в сюжете дело – подобные сюжеты встречались в кино много раз, – а в узнаваемости лиц, деталей, характеров. В том и привлекательность такого рода киносказок: кажется, как в жизни, а на самом деле совсем наоборот. В каждом человеке, от землекопа до академика, есть эта тайная, глубоко внутри струна: тронешь ее – душа разворачивается, а дальше без видимой, казалось бы, причины и тоска, и радость, и печаль…

Люблю смотреть старое кино. Иногда целые вечера посвящаю этому занятию. И хотя кино, в отличие от литературы, со временем теряет актуальность, тем не менее, есть фильмы, которые доставляют удовольствие спустя десятилетия. Узнав, что и Нерсес Гедеонович (с которым мы с некоторых пор на «ты») любит ленты давно минувших лет, я поинтересовался, в чем, по его мнению, их живучесть.

Нерсес Оганесян:

– Живые персонажи. Это гораздо важнее, чем идея. Есть замечательные фильмы талантливых режиссеров, снятые не так давно, которые сегодня уже не смотрятся. В них характеры на втором плане, а на первом – замысел. Персонажи таких картин по прошествии времени, когда в обществе становятся актуальны иные идеи, перестают быть узнаваемыми. Неизменны только порывы человеческой души, пусть самые простые, но понятные и близкие каждому. До сих пор смотрятся «Машенька» и «Коммунист» Юлия Райзмана. Или «Весна на Заречной улице»… Давно смотрел «Чапаева»? Посмотри еще раз. Образ красного комдива, как, впрочем, и остальные лица этой картины, настолько жив и убедителен, что, случись братьям Васильевым снять еще одну часть, в которой Бабочкин–Чапаев выступает не за, а против советской власти, грянула бы, наверное, новая революция. А вот парадокс армянского кино. Недавно смотрел «Здравствуй, это я». Сам знаешь, какое это было достижение. Талантливейший режиссер, актеры один лучше другого, все на высшем уровне, но сегодня, увы, уже не трогает.

– По ереванскому ТВ иногда показывают «Чужие игры», чаще – «Механику счастья», а еще чаще – «Невесту с Севера», которой тридцать с лишним лет. В такие дни все припадают к телевизору. Сам припадал, хотя знаю фильм наизусть. Значит ли это...

– Боже сохрани, не ставлю свои ленты на уровень большой киноклассики. А причина популярности та же, о которой я сказал: живые, понятные, узнаваемые характеры. Кроме того, комедия – наиболее живучий из всех жанров.

– Согласен. Но не всем комедиям так везет. Ведь и у Гайдая, и у Рязанова сегодня интересны далеко не все работы. «Служебный роман» смотрят, а «Небеса обетованные» нет; «12 стульев» и «Кавказскую пленницу» смотрят, а «Спортлото-82» и «На Дерибасовской хорошая погода» нет.

– Все верно. В одном случае простая и понятная человеческая история, в другом – выдумка, привязанная ко времени. Я из наших комедиографов предпочитаю Данелия. Он действительно великий режиссер. Не случайно его так ценил Антониони. Но всякий хороший режиссер оставляет не больше 3-4 фильмов. У Данелия – «Мимино», «Не горюй» и «Осенний марафон». А «Кин-дза-дза» и другие его вещи умозрительны и потому устарели. Нет узнаваемости.

– Узнаваемость узнаваемости рознь. В армянских сериалах, и не только в армянских, персонажи точно скопированы с реальности, однако вызывают отторжение. Не в том дело, кого они изображают, положительных или отрицательных героев – знакомство с ними не приносит радости. В твоих лентах даже простые деревенские люди симпатичны. Короткометражка «Фанос-неудачник», которой почти сорок лет, по сей день смотрится с удовольствием.

– У простых, как ты говоришь, людей, душа понятна, эмоции узнаваемы. Но важнее то, что простых людей изображали совсем не простые актеры. Такого рода простота непросто дается. Начнем с того, что в те времена в нашем кино на всех уровнях – от технического персонала до актера, оператора, сценариста, режиссера – существовала некая профессиональная планка, ниже которой нельзя было прыгать. Была школа. В Театре им. Сундукяна, которым много лет подпитывался армянский кинематограф, работали лучшие актеры республики, часть из которых начала свой путь за пределами Армении, кто севернее, кто западнее. Знаешь, например, что Мурад Костанян, игравший в кино простоватых и комичных персонажей (Мурад из «Невесты с Севера» – Р.С.), учился еще в двадцатые годы в московской драматической студии у Рубена Симонова? Потом работал в Тбилиси и уже в тридцатые приехал в Ереван. И не только он. Возьмем наших лучших режиссеров. Фрунзе Довлатян прошел школу Сергея Герасимова, после чего работал на «Мосфильме» и на Киностудии Горького. Оператор Альберт Явурян, дважды лауреат Госпремии, также учился во ВГИКе. Без школы, без преемственности, без больших учителей в кино никак не обойтись.

Режиссер – летчик-испытатель

Не только в кино. В литературе тоже. Я хорошо знаю, как важно, с кем общаешься, к кому прислушиваешься, у кого учишься и с кого берешь пример в начале творческого пути. Знаю, потому что в этом отношении пожаловаться на судьбу не могу. Лет с шестнадцати мне везло с профессиональным окружением. Но не обо мне речь. Нерсесу везло не меньше, даже больше. В восьмом классе он уже снимался в главной роли у Александра Роу. Прославленный советский киносказочник осуществил в Армении экранизацию повести Вахтанга Ананяна «На берегу Севана». Фильм назывался «Тайна горного озера», и после выхода его на экраны, не успев еще получить аттестат зрелости, юноша стал популярен на всю республику. В Ереване возле здания оперы висел большой щит, реклама фильма, на которой был изображен отрок Нерсес Оганесян в пионерском галстуке…

Нерсес Оганесян:

– Тогда, если помнишь, киностудия располагалась в самом центре города. А мы жили неподалеку. Так что к окончанию школы путь на студию был уже проторен. Кем я только не работал там. В 1958 году, окончив актерский факультет Ереванского художественно-театрального института, я пришел на «Арменфильм» помощником режиссера, был ассистентом и вторым режиссером, однако актерские амбиции на всю оставшуюся жизнь не давали покоя; я не упускал возможности, пусть ненадолго, но непременно появиться на экране. С Арменом Джигарханяном мы учились на параллельных курсах, с тех пор и по сей день дружим. И в Москву в 60-е приехали почти одновременно. Он работал в Театре Ленинского комсомола, а я проходил режиссерскую стажировку на киностудии «Мосфильм» у Юлия Райзмана. Много позже, уже в девяностые, переехав в Москву, я снял цикл документальных фильмов о выдающихся советских кинорежиссерах – о Райзмане, Калатозове, Пырьеве…

– Уверен, тебе не раз задавали этот вопрос. Однако задам и я: почему ты, известный и любимый всеми в Армении, решить переехать в Москву?

– Это произошло в 1994 году. Ты хорошо помнишь то время?

– Еще бы не помнить.

– Ну вот. О каком кино могла идти речь? В пору всякого перелома, всякой революции труднее всего приходится людям творческим. Получилось так, что сын переехал в Москву, а меня пригласили на «Мосфильм». Вот мы всей семьей и перекочевали. И здоровье оставляло желать лучшего, а климат среднерусской полосы оказался для меня наиболее благоприятным. Четыре инфаркта – это, брат, не шутка. Родина тянет, там близкие, друзья. Раньше приезжал часто. В прошлом году пробыл в Ереване больше месяца, а в этом – кардиолог запретил. Такие перепады уже опасны. То ли дело в молодости, когда в течение недели мог объехать несколько студий в нескольких городах Советского Союза.

– Не так давно ты заявил, что будешь снимать новую комедию.

– Хотел. Был хороший сценарий, хотя сегодня он уже несколько устарел. Но проблема в другом. Режиссерская работа требует железного здоровья. Это не Голливуд, где к съемкам готовятся столь слаженно и четко, что режиссеру остается только сесть в кресло и давать указания. Рене Клеман говорил: «Фильм готов, его осталось только снять». В том смысле, что можно проговорить пожелания и быть уверенным, что съемочная группа исполнит все в точности. У нас (что в Армении, что в России) проговаривай хоть сотню раз – получится не то, и приходится заниматься всем. По напряжению, стрессам и вредности для здоровья наша профессия идет сразу вслед за работой летчиков-испытателей, сам читал об этом в энциклопедии. Активно работающие режиссеры редко доживают до семидесяти. Такие, как Юлий Райзман, дотянувший до 91 года, – исключение. То есть я и сейчас не сижу без работы. Только что закончил монтировать фильм «Дом, который построил Джига» – о театре Армена Джигарханяна. Сделать новую полнометражную комедию, конечно, хочется. Но такая работа для меня может обернуться… совсем не комедийными последствиями. Иногда жалею об упущенном времени. О тех, например, пяти годах, когда руководил в Ереване сатирическим киножурналом «Бумеранг». С другой стороны, интересная, увлекательная и нужная была работа. Помню, районные кинотеатры просили у меня сразу несколько выпусков, чтобы зритель шел. Молодых актеров и режиссеров удавалось поддержать в трудное время, дать им пусть маленькую, но работу.

Юмор и прикол

– Выпуски того «Бумеранга» по сей день показывают по армянскому телевидению. Сатира устарела, а юмор работает, и характеры те же. Только эти характеры вершат сегодня другие дела. По ним новый «Бумеранг» плачет. Кстати, как ты относишься к сегодняшнему телевизионному юмору?

– Более всего предпочитаю юмор «Городка», интеллигентный, умный, выверенный. Стоянов и Олейников действительно смешные, они делают живых персонажей. Опять же, как важна школа: Юрий Стоянов работал у Георгия Товстоногова в БДТ. Огромную популярность в Америке имеют «смешные семейные шоу». Они-то и ввели закадровый смех, что, на мой взгляд, оскорбительно для зрителя. Мы механически переняли эту манеру, хотя у нас совсем другой менталитет. Не выношу пошловатый, примитивный юмор, юмор ниже пояса. Его, к сожалению, много. К примеру, набившие оскомину «русские бабки» из «Аншлага». И в «Камеди Клаб» далеко не все смешно и достойно, хотя Гарик Мартиросян мне нравится. Есть юмор, а есть хохма. Хохма – это то, чем может заниматься кто угодно, когда угодно и где угодно. Можешь хохмить у себя дома, в кругу друзей, жонглировать словами за праздничным столом, а можешь делать то же самое, выскочив на сцену – не вижу разницы. Юмор – это профессия. И как всякая творческая профессия, он требует отработанности, тонкости, чувства меры, знания законов жанра. Бесшабашно хохмить о чем угодно и как угодно – не значит быть юмористом, а тем более, комедиографом. Сегодняшние комедии, те, что я видел, тяготеют к эстраде. Есть комедия характеров и комедия ситуаций. Комедия характеров интересна во все времена, потому что она о человеке. В человеке много смешного, независимо от того, где, в какой стране и в каких условиях он живет. Драматургия такой комедии – в несоответствии, столкновении, характеров, и в этом отношении считаю, например, короткометражку Армана Манаряна «Тжвжик» шедевром. Ситуационная же комедия балансирует на грани эстрадной хохмы и быстро устаревает.

– Тем не менее, «экранные хохмы», а говоря современным языком, «приколы» приносят сегодня наибольшие кассовые сборы. А компьютерная графика, вытеснившая человеческий характер, возведена в ранг искусства. Меня это удручает и настораживает.

– Болезнь роста. Пройдет. Ребенок, поиграв с новой игрушкой, рано или поздно устает от нее. Знаешь, в чем существенная разница между тем и этим временем?

В пятидесятые «Весна на Заречной улице» была лидером проката, и тогда говорили не о кассовых сборах, а о количестве зрителей, посмотревших фильм.

Вчера, сегодня, завтра

– В таком случае задам некрасовский вопрос из цикла «Кому на Руси…» То есть не «кому», а «когда». Когда было легче работать в кино: вчера или сегодня?

– Тут придется то и дело повторять «с одной стороны» и «с другой стороны». Сейчас модно ругать прошлые времена, говорить о цензуре, о чиновниках от кино, о фильмах, которые ложились на полку, и так далее. Да, было. Оно и понятно: продюсером выступало государство. Тебе давали 450 тысяч, деньги немалые, и говорили: «Снимай». То есть занимайся творчеством. Ясно, что в результате надо было как-то соответствовать, какой-то ответ держать. Но не будем забывать о том, что редактурой занимались профессиональные, образованные люди. Были, разу-

меется, и бездарные, завистливые редакторы, которые использовали советскую идеологию, чтобы расправиться с талантливым человеком, и это чаще всего происходило в провинции. Но режиссер, имевший хоть какие-то заслуги, мог диктовать свои условия. Возьми пятидесятые–восьмидесятые. Сколько замечательных лент мы имеем за те тридцать лет. А за последние пятнадцать?..

Евтушенко однажды хорошо сказал: «Мы вышли из идеологической цензуры и попали в цензуру экономическую». Между прочим, сопротивление идеологической цензуре создавало подтекст. Приходилось прибегать к эзоповскому языку. Хорошо это или плохо? Сегодня обо всем можно говорить открыто и прямо. Это хорошо для журналистики, например. Но не для искусства, которое превращается в публицистику. В искусстве говорить прямо – плохо. С одной стороны, имели диктат государства – это плохо. С другой – имеем диктат продюсера – чем он лучше?

– Но если продюсер Карло Понти…

– А если нет? Чтобы появились «Понти», нужно время.

– А пока имеем «понты»…

– Тебе тоже пора на эстраду… В прежние времена кино консервировали, но режиссеров не отстраняли. Сегодня любой продюсер может отстранить любого неугодного ему режиссера. Я не просоветский человек. Я и в партии не состоял до тех пор, пока это не понадобилось в конце восьмидесятых, чтобы осуществить руководство «Бумерангом». Дело совсем не в этом. Просто нельзя очернять вчерашний день, чтобы создать миф о сегодняшнем. Если вчерашний обесценен, то и сегодняшнему грош цена. Резкие перепады давления здоровью не способствуют – это я тебе как сердечник говорю.

К таким перепадам я бы отнес отток интеллигенции из Армении. Бываю там часто и вижу, к каким это привело последствиям.

– Я уже сказал: общественные катаклизмы всегда чреваты тяжелыми последствиями. Особенно для интеллигенции. Какой был отток из России после октября 17-го года?

– Да и в девяностые не меньше. Но Армения маленькая страна, процессы заметнее. В России тысячи профессионалов уехали, осталось еще столько же. Не говоря о притоке из республик. В Армении тысячи уехали – осталось три с половиной человека.

– Согласен. Но ситуация не так мрачна. Той, прежней интеллигенции нет и вряд ли будет. Я в свои семьдесят уже не могу что-либо изменить. Однако происходит смена поколений, постепенно формируется новая интеллигенция. Ты посмотри: в маленькой, полунищей стране несколько лет назад стартовал международный кинофестиваль «Золотой абрикос» и за короткий срок набрал обороты. Престижность кинофестивалей определяется тем, кто в них участвует, и в этом смысле «Золотой абрикос» не уступает кинофорумам, проводимым в гораздо более благоприятных условиях. Я возлагаю на него большие надежды. Новое поколение все больше чувствует себя хозяином страны. Дети нынешних богачей учатся в Кембридже, Гарварде, Сорбонне и бог знает где еще. Они вернутся, и будет другая атмосфера.

– Если вернутся.

– Вернутся. Те, кто родился в 80-е, вернутся, они другие, они не ломались. Армяне никогда не отрываются от родины, даже если физически на ней не присутствуют. Эдмонд Кеосаян снимал свои фильмы в Москве, был известнейшим режиссером, однако всегда волновался по поводу того, как его фильмы воспринимаются в Армении. То же самое – Арно Бабаджанян. И многие другие. Можешь сделать потрясающую карьеру, добиться славы, богатства, признания в любой точке мира, но наступит момент, когда этот пятачок земли, еле различимый на карте, станет для тебя важным. Речь не о псевдопатриотизме, трескучих фразах, проникновенных тостах. Есть феномен притяжения. Он так же необъясним, как, например восприятие музыки. Как разгадать, почему один аккорд звучит для нас мажорно, а другой минорно? Там радуемся, а здесь грустим. Что происходит с нами? Что это за внутренние процессы? Не знаем. И хорошо, что не знаем. Иначе не было бы того таинства, что называется искусством.

Руслан Сагабалян

Поставьте оценку статье:
5  4  3  2  1    
Всего проголосовало 42 человека