Советские правители Армении:
От Геворга Алиханяна до Сурена Арутюняна
Предлагаем читателям газетную версию будущей книги Гамлета Мирзояна «Эскизы к биографии. От Геворга Алиханяна до Сурена Арутюняна».
От Геворга Алиханяна до Сурена Арутюняна
Предлагаем читателям газетную версию будущей книги Гамлета Мирзояна «Эскизы к биографии. От Геворга Алиханяна до Сурена Арутюняна».
ЭСКИЗ одиннадцатый
Демирчян К.С. (1974–1988)
«Демирчян Карен Серопович (17.4.1932, Ереван – 27.10.1999, Ереван), государственный и партийный деятель. Первый секретарь ЦК КП Армении (1974–88). Председатель Национального Собрания Республики Армения (1999). Национальный Герой Армении (1999) (посмертно). Окончил Ереванский политехнический институт (1954), Высшую партийную школу при ЦК КПСС (1961). Секретарь, второй секретарь Ереванского горкома партии КПА (1966–72), секретарь ЦК КПА (1972–74), председатель совета директоров и директор акционерного общества «Армэлектромаш».
В годы его пребывания на посту первого секретаря в строй были введены аэропорт «Звартноц» в Ереване и аэропорт в Гюмри, первая очередь Ереванского метрополитена, спортивно-концертный комплекс (с 1999 г. им. Демирчяна), пущены туннель Арпа–Севан, заводы «Разданмаш», «Позистор», «Импульс», «Марс», железнодорожные линии Масис–Нурнус, Раздан–Иджеван, книжная палата.
В 1998 г. основал Народную партию Армении. Погиб в зале заседания Национального Собрания Армении в результате террористического акта.
Депутат Верховного Совета СССР (1974– 89) и Арм.ССР (1967–89)».
«Краткая Армянская энциклопедия» в 4-х томах, т. 4, стр. 30–31, Ереван, 1995 г.
«Кто есть кто: армяне», Биографическая энциклопедия в 2-х томах, т. 1, стр. 349-350, Ереван, 2005 г.
Дополнения к биографии.
Из характеристики ЦК КП Армении на Демирчяна Карена Сероповича (Серобовича): «После окончания в 1954 г. Ереванского политехнического института им. К.Маркса работал старшим инженером-конструктором, руководителем группы в одном из научно-исследовательских институтов г. Ленинграда. С 1955 г. работал на Ереванском электротехническом заводе технологом, старшим технологом, старшим мастером, начальником литейного цеха. В 1958 г. был избран освобожденным секретарем бюро партийной организации завода, а после окончания в 1961 г. Высшей партийной школы при ЦК КПСС работал главным инженером, затем в течение четырех лет директором того же завода».
Из предвыборного агитлистка кандидата в депутаты Верховного Совета Армянской ССР по Тельманскому избирательному округу № 11 г. Еревана (февраль 1985 г.):
«На XXV, XXVI съездах КПСС тов. Демирчян К.С. избирался членом Центрального Комитета КПСС. Он – член ЦК КП Армении с 1966 года… Награжден двумя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени, медалями».
Из воспоминаний академика Российской академии наук Камо Демирчяна, старшего брата Карена Демирчяна:
«Отец родился на берегу Евфрата, в деревне Котер Эрзрумского вилайета, недалеко от города Эрзрума. Печалясь, он рассказывал, как турки расправились с их деревней и как ему посчастливилось спастись. Вначале согнали молодых мужчин и увели в неизвестном направлении. Прошел слух, что их всех убили. Потом увели всех красивых женщин и девушек деревни. Отец с болью вспоминал, что среди них была и его сестра, красавица Сатеник. В деревне оставались только испуганные, беспомощные старики и дети. Как-то аскеры и их погнали куда-то… Обезумевшие люди оказались в западне. Впереди аскеры, за спиной – курдская чернь. Когда проходили по мосту, турки мальчиков сбрасывали в воду и стреляли в них. Отец, выросший у реки, умел плавать. Он выплыл на берег и спасся. И с ним еще 2–3 сверстника. Начались их скитания… Мальчики, перебиваясь с хлеба на воду, добрались до Аштарака, в сиротский приемник. Был конец 1915 г. Зиму они провели в приемнике, а к лету в Аштараке открылся сиротский приют. Потом их переправили в Александрополь.
Мать родилась в Ване в 1906 г. в довольно богатой и образованной семье. Брат деда, получивший образование в Америке, работал в то время в Стамбуле. Там же учились двое братьев матери. Дед занимался сельским хозяйством и временами рыбачил. С началом погромов дед вместе с семьей решает покинуть Ван, прихватив и вернувшихся из Стамбула братьев матери. По дороге дед вспоминает, что оставил привязанными в яслях племенных бычков. Просит семью подождать, а сам из жалости к животным возвращается. Бабушка с детьми ждет его долго, но тщетно. Забеспокоившись, возвращается. А там муж лежит убитый. Трагедия на этом не закончилась. Турки у нее на глазах убивают остальных. Обезумевшая от горя, она просит турка, работавшего у них, избавить и ее от мучений. И турок идет ей навстречу…
Моя мама и ее младшая сестра, укрывшиеся в стоге сена, становятся свидетелями этой ужасающей сцены. В долгих скитаниях, голодные и оборванные, встречают казачий разъезд. Казаки доставляют детей в Эчмиадзин, где сдают в сиротский пункт. А там оказался Ованес Туманян с дочерьми. Поэт занимался организацией помощи беженцам и сиротам. Нашу маму он забирает с собой в Тифлис. Туманяны, продержав некоторое время маму у себя, передают ее в сиротский дом Александрополя. Мать рассказывала, что, хоть у поэта своя семья была многочисленной и жили они более чем скромно, Туманяны пригрели немало сирот и окружили их заботой.
Отец с матерью в детском доме Александрополя и познакомились. Отец был синеглазый, белокожий, стройный блондин. Еще в детстве за синие глаза и светлые волосы его прозвали «молоканин».
Когда не стало отца, Карен Серопович лично приехал к полковнику в отставке Аристакесу Сагратяну, который вместе с его родителями рос и воспитывался в детском приюте «Полигон» в Ленинакане, и попросил его сказать последнее слово над могилой. Аристакес к тому времени остался единственным живым свидетелем той тяжелой поры.
– Помнишь, Сероб, – со слезами в голосе начал бывший сирота, – как мы отлавливали фасолинки из сточной трубы столовой, когда туда сливали остатки из котла? Мы мечтали о сытной жизни. Сегодня твой сын делает все, чтобы мы навсегда забыли о том времени.
Из воспоминаний секретаря ЦК КПА Егише Асцатряна:
«В конце 1972 г., едва закончилось совещание у первого секретаря ЦК Антона Кочиняна, он задержал меня и спросил: «Тебе наши кадры в промышленности лучше известны, кого бы ты порекомендовал на должность секретаря ЦК по промышленности?»
Перебрав в памяти всех, кого знал лично, назвал несколько фамилий, отдав предпочтение Карену Демирчяну. На ближайшем же пленуме его кандидатуру на пост секретаря ЦК по промышленности, транспорту и торговле утвердили…»
23 апреля 1975 года. Впервые руководство республики напрямую обратилось к народу, разъяснив официальную позицию Армянской ССР по событиям 1915 года и осудило власти Османской империи за геноцид армянского народа. И сделало оно это устами Демирчяна – по первому каналу национального телевидения.
24 апреля на холм Цицернакаберд, к памятнику жертвам геноцида, двинулся весь Ереван, предводительствуемый высшим руководством республики – возложить венки и почтить память невинно убиенных. Вечером того же дня по всей Армении была объявлена минута молчания.
В марте 1977 года Совет Министров СССР дал добро на строительство в Ереване спортивно-концертного комплекса.
Встретившись в Москве с Егише Асцатряном, Демирчян, только что вернувшийся из Баку, спросил: «Вам приводилось бывать в Доме культуры в Баку?» Тот ответил, что бывал там и видел, а еще запомнил концертный зал в Тбилиси. Демирчян ему и говорит: «Мы должны возвести свой спортивно-концертный зал таким, чтобы он не походил на другие, а превосходил их».
В разгар строительства Демирчян вызывает к себе Асцатряна и, удивленно вскинув брови, говорит: «Вы только подумайте, что они придумали, эти архитекторы: им, видите ли, чистая медь на кровлю понадобилась. А это 80 тонн медного листа, шутка ли?».
Асцатряну стоило титанических усилий, чтобы выбить из союзного правительства такое количество дефицитного металла. Секретарь спецкомиссии при Совете Министров СССР зло бросил ему в лицо: «В прошлый раз вы умудрились прихватить оборудование, предназначенное для других, вздумав движущиеся тротуары в Ереване пустить. Сегодня медь клянчите на крышу, а завтра еще и за золотом пожалуете – стены в санузлах облицовывать».
Едва начав работать, в марте 1985 года красавец-комплекс сгорел. Демирчян тотчас прибыл на пожар. Сбежавшийся народ полагал, что это дело вражьих рук, что надо найти и наказать этих подонков.
– Прошу всех успокоиться, – сказал первый секретарь, – возможно, это чистая случайность. Мы его обновим, и он станет еще краше.
И тут, раздвигая толпу, к Демирчяну потянулась сгорбленная старушка, крепко зажимая что-то в руках.
– Царственный сын мой, душа-человек, возьми эти деньги, тут моя месячная пенсия, потрать на ремонт дворца!
Сцена эта потрясла Демирчяна до глубины души. Обычно сдержанный в проявлении чувств, первый секретарь склонился к старой женщине, сыновне обнял ее за плечи и сказал громко, чтобы все слышали:
– Майрик-джан, благодарствую. Оставь пенсию себе, в ней нет нужды. Государство наше не настолько бедно, чтобы на восстановление комплекса с пенсионеров деньги собирать. Уже 9 мая мы отметим День Победы в отстроенном дворце, я тебе это обещаю. Ты мне веришь, мать?!
– Верим, верим, – накатил рокот голосов… Демирчян слово свое сдержал. Мало того, повелел найти ту благостную старушку, и она в праздник Победы сидела в первом ряду.
1977 год. В журнале «Проблемы мира и социализма», издававшемся в Праге на деньги КПСС, было опубликовано интервью с первым секретарем Карабахского обкома партии Кеворковым.
На вопрос журналиста, почему Нагорный Карабах входит в состав Азербайджанской ССР, а не Армянской, от которой отделяет его лишь узкая полоска земли, армянин Кеворков ответил так: «Край расцвел в составе Азербайджана… Только националисты могут говорить: «Пусть я буду плохо жить, но буду связан с Арменией».
Едва этот номер лег на стол писателя Серо Ханзадяна, как он вспылил и отреагировал. И сделал это по-ханзадяновски громко – написал открытое письмо Л.И.Брежневу. В том письме было изложено документированное требование вернуть армянскому народу исконные земли Нагорного Карабаха.
Полный текст письма Серо Ханзадяна опубликовали в Бейруте в армянской газете «Зартонк». Потом вся пресса диаспоры перепечатывала его, комментируя на все лады. К полемике подключились «вражьи голоса» – радиостанции «Голос Америки» и «Свобода»… КГБ всполошился. Ханзадяна вызвал к себе Карен Демирчян. Его тоже надо было понять: Москва неукоснительно требовала объяснений и «принятия мер».
Мало кто знал тогда, что в это самое время Демирчян распорядился перебросить в Горис старую телеантенну, чтобы Карабах мог принимать телепередачи из Еревана. Сделав вид, что отныне Серо Ханзадяну уготована судьба опального литератора, он… представил его к званию Героя Социалистического Труда. Москва, казалось бы, должна была отказать первому секретарю ЦК в его настойчивой просьбе…
Звание Героя маститому писателю Демирчян все-таки выбил.
В сталинской Конституции 1936 года государственными языками трех закавказских республик были закреплены родные языки. В остальных республиках Союза государственным языком был русский.
В 1977 году, когда Политбюро ЦК КПСС запустило в народ проект брежневской Конституции, оно руководствовалось желанием устранить это различие, что вызвало бурные протесты в Закавказье. За государственный статус родного языка весной 1978 года первым поднял голос первый секретарь ЦК КПА Карен Демирчян. И народ – в лице писателей Сильвы Капутикян, Ованеса Шираза, Амо Сагияна, Серо Ханзадяна, Ваагна Давтяна, художника Григора Ханджяна и других деятелей культуры – поддержал его. Демирчян держался своего мнения и после того, как узнал, что Алиев и Шеварднадзе сдали свои позиции.
Не убоялся Карен Демирчян открыто и честно высказать свое мнение и на заседании Политбюро: «Если решение о языке все-таки будет принято, оно будет принято при новом первом секретаре республики. Я подам в отставку и готов написать заявление об уходе хоть сейчас».
Верхушка КПСС вынуждена была пойти на уступки. Несгибаемая воля лидера армянских коммунистов подбодрила творческую интеллигенцию и студенческую молодежь республик-соседей, позволив и им сохранить национальный язык как государственный.
Лично мне кажется, что ореола национального героя в глазах своего народа Карен Демирчян удостоился прежде всего за этот, без преувеличения, гражданский подвиг.
1 мая 1978 года перестало биться сердце великого Арама Хачатуряна. Он завещал похоронить его в земле родной Армении. Узнав о последнем желании Арама Ильича, Демирчян связался с Москвой. Тихон Хренников, первый секретарь Союза композиторов СССР, уважив волю покойного, предложил гражданскую панихиду провести в Москве, а в последний путь проводить в Ереване. Трудно сказать, что там стряслось, но в верхах решили похоронить всемирно известного музыканта в Москве. Демирчян был против и напрямую связался с Сусловым, сказав ему, что желание усопшего – дело святое. Всесильный член Политбюро дал добро. Теперь сыновья покойного вмешались: дав согласие на похороны в Ереване, поставили условие, чтобы отца погребли в скверике рядом с Большим залом филармонии. Демирчян пояснил семье Хачатуряна, что по канонам Армянской Церкви хоронить вне кладбища не принято. И подключил Католикоса всех армян Вазгена I.
Дождливым днем 6 мая весь Ереван, если не вся Армения, прощался с гением. Вся дорога к городскому Пантеону была усеяна цветами. Тихон Хренников, растроганный всенародной любовью к достойнейшему сыну нации, благодарно пожал руку Карену Демирчяну и признал: «Вы были правы, настояв на своем».
В Ереван с официальным визитом прибывает премьер-министр Индии Индира Ганди. На приеме в кабинете Демирчяна высокая гостья заметила на столе прекрасное издание индийского эпоса «Махабхарата» и трехтомник трудов своего отца Джавахарлала Неру, где опубликованы письма, отправленные ей отцом из тюрьмы.
Карен Серопович показывает Индире Ганди страницу книги, на которой есть строки, написанные Джавахарлалом Неру еще в 1933 году. Там сказано о зверствах и кровопролитиях, устроенных младотурками против армянского народа. Расчувствовавшись, Индира предлагает Карену вне протокола звать друг друга – брат и сестра.
Сведущие люди знали, что Индира Ганди относится к Брежневу с прохладцей. Демирчяна упросили из Политбюро уговорить индийского премьера произнести хоть пару теплых слов в адрес лидера СССР.
Просьбе Демирчяна Индира Ганди не только удивилась, но, можно сказать, даже обиделась. После затянувшейся паузы Карен, словно надев маску серьезности, внятно произнес: «Индира, мы же с тобой брат и сестра. И сейчас я обращаюсь к сестре, а сестра не должна ослушаться брата». Вряд ли кто мог бы описать, что творилось с ней в ту минуту. Индира улыбнулась и, подойдя к микрофону, отпустила пару комплиментов в адрес советского генсека, что телеграфные агентства вмиг разнесли по всему миру. Политбюро ЦК КПСС сочло визит индийского премьера в СССР весьма успешным.
Получив известие о том, что союзное правительство закупило за рубежом мясо и масло, Демирчян со своим предсовмина вылетели в Москву – на прием к Косыгину. Из воспоминаний председателя Совета Министров Армении Фадея Саркисяна:
«Косыгин только что прибыл из Риги и увлеченно рассказывал нам, что там внедрен новый метод увеличения яйценоскости: когда куры переставали нестись, их запирали на пару недель в птичнике и держали в темноте, не давая корма. Потом их отпускали на волю, давали поесть – и они вновь начинали нестись с удвоенной силой. Я высказал Алексею Николаевичу свое восхищение столь эффективным методом, а Демирчян, казалось, и не слушал нас.
– Вы, товарищ Демирчян, в курсе дела?
– В курсе, – ответил Карен Серопович, – мы этот метод уже давно практикуем на своих гражданах. По два-три месяца им ни мяса не даем, ни масла. Люди начинают тощать, а когда Вы сбрасываете нам масло и мясо, они приходят в себя, жирок нагуливают и начинают плодиться и славят Вас на все лады.
Косыгин оценил юмор Карена Сероповича и расхохотался:
– Ну и артисты же вы! Выкладывайте, зачем пожаловали, что надо?
– Лично мне ничего, – равнодушно сказал Демирчян и, обернувшись ко мне, обронил: – Может, у Саркисяна нужда в чем есть?
Потупив взор, я протянул предсовмина СССР уже заготовленную записку с просьбой выделить на республику 8000 тонн мяса и 5000 тонн масла. Не переставая смеяться, Косыгин вместо обычного – «доложить» наложил резолюцию – «выделить». Управделами Смиртюков, глянув на резолюцию, вытаращил глаза: «Вы, друзья, его никак околдовали».
Заехав как-то в город Арарат, Демирчян, осмотрев цементный завод, двинулся и к зоне отдыха горожан. По дороге заметил большую очередь возле продуктового магазина. Вышел из машины и вместе с первым секретарем райкома партии Генриком Минасяном вошел внутрь. Отпускали сливочное масло. Увидев в нем большого начальника, к Демирчяну подскочила жалостливого вида женщина. Она что-то кричала ему на азербайджанском. Демирчян попросил Минасяна перевести. Тот скороговоркой объяснил, что она жалуется – масла мало, не всем достается, и всегда очереди за ним.
Демирчян справился, откуда она. Та ответила, что из Нахичевана, из села Садарак. В глазах Демирчяна застыл вопрос: выходит, жители Нахичеванской АССР, входящей в состав Азербайджанской ССР, едут в Арарат, закупают продукты и еще смеют жаловаться, что мало им перепадает.
Араратский секретарь тут и скажи: «Они к нам ездят беспрепятственно, закупают все, что могут, в необъятных количествах, а нам, армянам, чтобы попасть на их территорию, специальный пропуск требуется».
Тогда-то Демирчян и распорядился расставить посты на пересечении дорог и даже ввел талоны на масло для граждан Армении, чтобы хоть какая-то часть масла оставалась в республике.
С тем же араратским секретарем связана еще пара историй.
Когда решался вопрос о его назначении первым секретарем райкома партии, Демирчян, глядя ему в глаза, сказал: «О твоих достоинствах наслышан, давай, теперь о недостатках твоих поговорим. Что за моду ты завел – петь в ресторанах?»
Тот был поражен услышанным: видать, «доброжелатели» уже успели довести до сведения первого, что в студентах он так зарабатывал себе на хлеб. Не давая опомниться, Демирчян добавил: «Пора бы тебе забыть об играх молодости. Мы, гляди, какой район тебе доверили. Иди и работай».
Минул год, и Генрик Минасян туристом попал в Болгарию. В городе Пловдив местные армяне пригласили его в свою школу, а затем и в церковь. Растроганный теплым приемом, под сводами армянского храма Генрик запел. Из Комитаса. Его бархатный голос оценили, и настоятель предложил ему… остаться певчим в хоре.
Не успел он вернуться домой, как его тут же вызвали в ЦК – к первому.
– Генрик, что я тебе говорил четыре года назад? Я ведь предупреждал тебя – не пой где попало.
Провинившийся начал было оправдываться.
– Душа моя, – смягчил голос Карен Серопович, – скажи, кто там пел в Болгарии, в церкви? Тот попытался вывернуться, мол, свои там были, расчувствовался…
– Тоже мне, размяк. Шагай отсюда и помни, что не со всякими ездить можно. Держи ухо востро.
Тот же Генрик Минасян вспоминает, но уже по другому случаю:
«Как-то раз Карен Серопович попросил меня свозить его в дом Паруйра Севака. Выяснилось, что до этого он не бывал там. И мы поехали. Дома были отец и мать поэта, вконец скрюченные непоправимой утратой, совсем уже дряхлые. Казалось, не от мира сего они, да и со слухом у них было неважно, какие-то ушедшие в себя были.
Хотел сказать, кто к ним в гости пожаловал.
– Это Кочинян! – прокричал жене на ухо отец поэта.
Как ни пытался я им втолковать, что это не Кочинян, а Демирчян, они продолжали вскидывать руки и звать – Кочинян, Кочинян. Глядя на это, Демирчян резко сказал: – Оставь людей в покое.
И мягко вступил с ними в разговор».
Однажды Демирчян вызывает академика Григора Гурзадяна в ЦК. И в упор пытает: «Слышал, давят на тебя, чтобы ты в партию вступил». Гурзадян хотел отделаться улыбкой, но первый, нахмурив брови, строго произнес: «Слушай, что я тебе скажу, каждый своим делом должен заниматься».
Возможно, до ушей Демирчяна довели, что между президентом АН Армении В.А.Амбарцумяном и Г.А.Гурзадяном возникли трения, и он обоих пригласил к себе на разговор. Отчитав сперва Амбарцумяна, который молчал и глубокомысленно слушал его, Демирчян накинулся на Гурзадяна. А в том кровь от возмущения кипела. «И что ты никак не угомонишься?» – повернувшись к Гурзадяну, бросил Демирчян.
Григор Гурзадян вспоминает:
«Я перешел в наступление. Карен Серопович подивился моей дерзости. И тут Амбарцумян прервал молчание, обронив с трудно скрываемой улыбкой: «Мне кажется, что тов. Гурзадян злоупотребляет своим преимуществом…», имея в виду мою беспартийность. Так метко и остроумно мог ввернуть только Виктор Амазаспович. Вы бы видели, что там творилось… Карен Серопович хохотал от души. Казалось, дрожали даже стены кабинета. Обстановка в момент разрядилась…»
В одной из наших бесед народный художник СССР Николай Никогосян поделился со мной:
«Впервые мы встретились с Кареном Сероповичем в конце 1970-х годов, когда он лично пожелал меня видеть… Я вошел к нему. Из-за стола встал красивый, статный мужчина. Подняв вверх большой палец, он улыбнулся мне и сказал: «Увидев изваянного Вами Налбандяна, я был изумлен. Подойдите поближе, нам поговорить надо. – И продолжил: – Этот памятник вызвал много толков. Были и несогласные. Но я стоял на своем. Я и сегодня восторгаюсь Вашей работой».
Признаюсь, подобная оценка первого секретаря польстила мне, я был тронут. После небольшой паузы он сказал: «Вам, наверное, не терпится узнать, почему я Вас вызвал? Градоначальник передал мне, что Вы стали победителем конкурса на памятник Чаренцу. Оба Ваших эскиза заняли первое и второе места. Я этих эскизов не видел и вмешиваться в творческий процесс не собираюсь. Сами решите – какой из них ставить будете… Если на памятник потребуется миллион-другой, мы их изыщем. Работайте себе спокойно».
Я вышел из здания ЦК. У меня словно выросли крылья».
Баку. Заседание Военного совета Закавказского военного округа. На нем первые лица республик и даже министры. По протоколу к каждому из гостей был приставлен его азербайджанский коллега…
Делегации готовились к отлету. По дороге в аэропорт министр просвещения Азербайджана говорит Семену Ахумяну: «Сегодня у нас День учителя, я должен успеть выступить в театре перед педагогами. Заедем, это по пути». Выйдя из театра, оба министра оказались в пробке.
А самолет на Ереван должен был вылететь уже как полтора часа тому назад. И тут они заметили, что по трассе взад-вперед носятся машины ГАИ. Оказалось, это их ищут… Наконец добрались до аэропорта. На трапе стояли Демирчян и Багиров, первый секретарь ЦК Азербайджана. Ахумян начал рассыпаться в извинениях, но Демирчян, резко махнув рукой, наскоро попрощался с Багировым и нырнул в чрево лайнера.
Из воспоминаний Семена Ахумяна:
«Никто из нас не сомневался, что вот-вот грянет буря. Шутка, что ли, делегации двух республик в полном составе ждали - дожидались меня одного. Самолет набрал высоту. Гнетущая тишина вот-вот готова была взорваться. И она взорвалась – гомерическим хохотом развеселившегося вдруг Карена Сероповича.
Все повернули к нему головы. Демирчян на минуту смолк и произнес:
– Стоим мы с Багировым, толкуем о том о сем и ждем дорогого нашего (с иронической ноткой) заплутавшего министра. Казалось, все темы были исчерпаны, а его все нет и нет. Багиров, желая разрядить обстановку, шутливо бросил: «Никак твой министр запал на моего! Теперь их скоро не жди». А я ему в ответ: «Вкусы своего министра я знаю… Он непременно явится».
Общий смех разрядил обстановку. И в салоне стало легче дышать».
Привожу три эпизода из жизни Демирчяна, дающие представление о широте его духовных интересов и как личности, и как партийного лидера.
В дни гастролей труппы Большого театра в Ереване по просьбе его директора Лущина Демирчян принял группу артистов. Встреча длилась более часа. Говорил в основном Демирчян. Гости первого секретаря были поражены глубиной его проникновения в тайны оперного искусства и тонкости игры исполнителей. Тактично высказал он и свои претензии к либретто и партитуре. Видавшие виды Атлантов, Соткилава, Ворошило и другие, которым аплодировал весь мир, были поражены его эрудицией: не ожидали от партийного лидера столь серьезного разбора.
До этого труппа ГАБТ побывала в Баку и Тбилиси. Простившись с Демирчяном, уже на выходе из здания ЦК Лущин признался завотделом культуры ЦК Сурену Аветисяну: «Ну и ну. Этот далеко не Алиев и отнюдь не Шеварднадзе. Как будто он член нашего коллектива. Как прекрасно он знает нашу кухню. Невероятно!» В Армению прилетел классик киргизской литературы Чингиз Айтматов. За чашкой кофе они с Демирчяном обсуждали положение дел в литературах народов СССР, говорили о путях развития. Естественно, речь зашла и о книгах Айтматова. Демирчян на память процитировал гостю отрывки из «Плахи» и «Прощай, Гюльсары» и дал обстоятельный анализ его произведений.
Своим коллегам из Союза писателей Армении Айтматов задал вопрос: «Он что, и впрямь читал меня?» и в ответ услышал: «О Вашем приезде мы узнали сегодня утром. Сейчас на часах три. Вы думаете, он успел бы за это время хотя бы пролистать Ваши книги?» Айтматов развел руками: «Коли это и в самом деле так, хвала и честь Демирчяну и народу, породившему его».
Москва готовилась отметить 275-летний юбилей Саят-Новы, великого песнопевца народов Закавказья и Востока. Незадолго до этого в Колонном зале Дома союзов отметили 250-летие классика туркменской литературы Махтумкули. Докладчиком был первый секретарь ЦК КП Туркменской ССР М.Гапуров. Армения же попросила выделить под проведение торжеств Большой театр. Слово о Саят-Нове должен был сказать зампредсовмина Армении. В голове у Суслова не укладывалось, что Гапуров довольствовался Колонным залом, а какой-то зампредсовмина выступит со сцены главного театра страны. Тут Демирчян и вмешался. Ему удалось уломать «серого кардинала».
Возглавив делегацию, широко мыслящий Демирчян, разумеется, пригласил и деятелей культуры Грузии и Азербайджана. Расщедрившаяся на Большой театр Москва намекнула руководителю Армении, что было бы неплохо обставить юбилей яствами национальной кухни и выставить знаменитый армянский коньяк.
И праздник удался на славу.
В канун съезда Союза писателей Армении Демирчян вызвал большую группу писателей на серьезный разговор, продлившийся семь часов. Выступили 40 человек, некоторые вставали по несколько раз. Через четыре часа, подустав, стали выходить в коридор – покурить. Тут Демирчян и скажи:
– Что, притомились? Мы же беседуем, куда вы торопитесь? Давайте передохнем с полчасика, – предложил шутливо и добавил: – Вы вечно сетуете, что редко видитесь с первым секретарем.
После перекура писатели перешли в наступление. Первым подал голос Серо Ханзадян: – Карен Серопович, почему об Андранике не печатаете ничего?
– Задачи не печатать какую-либо книгу мы не ставим. И по тематике ограничений нет. Главное, уровень книги. Пишите добротные произведения, и мы их непременно опубликуем. Мало кто верил, что увидят свет Шант и Агаронян, но мы же издали их... И до Андраника очередь дойдет.
Поймав Демирчяна на слове, Ханзадян пожаловался на Комитет по печати, который, ссылаясь на запрет ЦК, отказывается выпустить в свет его роман «Андраник», и в подкрепление своих слов бросил:
– Почему в Азербайджане снимают фильм о Бабеке, восхваляют разбойника Наби, а мы своего национального героя прославить не смеем? Демирчян тут же поручает секретарю ЦК Карлену Даллакяну и завотделом культуры Сурену Аветисяну решить вопрос с изданием книги Ханзадяна. Роман «Андраник» пришел к читателю спустя полгода после знаменательной встречи.
В октябре 1983 года Нагорно-Карабахская автономная область отмечала свое 60-летие. От Армении официальной делегации не было. Но карабахцы пригласили на праздник соседей – Капан, Горис и Сисиан. Из блокнота первого секретаря Сисианского РК КПА Щорса Давтяна:
«Никто из выступивших на торжестве и словом не обмолвился, что Карабах – армянская автономия и населяют его в основном армяне. Взяв слово, я начал свою речь на армянском, хотя под рукой у меня был и русский текст. Моя «выходка» в прямом смысле оглушила собравшихся. Выступление свое построил я на трех положениях: первое – Карабах, независимо от своего статуса, край армянский; второе – армяне, уроженцы Карабаха, выросли и сформировались либо в Армении, либо в русской среде; и третье – Шуши был крупнейшим центром образования и культуры армян».
Шквал аплодисментов озадачил Багирова, первого секретаря ЦК КП Азербайджана. Прошло несколько дней.
Щорса Давтяна вызвали к Демирчяну «на ковер». Пока он шел по цековскому коридору, встречные-поперечные отводили взгляд. – Говори, что это ты там отмочил, в Карабахе? Ты тут всех всполошил, – в присутствии всех секретарей ЦК сердито спросил первый. Давтян в двух словах изложил суть дела.
– Ничего зазорного в том не вижу, – сказал, улыбнувшись, Карен Серопович и обратился к коллегам: – Вопросы к товарищу Давтяну будут?
Когда сисианский смельчак вышел от Демирчяна, цековский люд кинулся пожимать ему руку, как герою.
Из записей Риммы Демирчян, вдовы Карена Сероповича:
«Шираз, взбалмошный, неуправляемый и непредсказуемый, всегда доставлял беспокойство руководству. Ему не давали возможности выступать публично, сравнительно мало печатали, подвергали жесткой цензуре. С приходом Карена для Шираза многое изменилось…
На заседании, посвященном столетию Аветика Исаакяна, Шираз неожиданно подскочил к Карену и, скорчив обиженную мину, сказал:
– Кому попало даешь слово, а мне – нет?
– Почему не даю? – ответил Карен. – Дам, Шираз, слово и тебе, иди, говори, что хочешь.
– Как, и мне?! – искренне изумился Шираз, явно не ожидая такого поворота.
То было, вероятно, первое его официальное публичное выступление – не на улице перед спонтанно собравшимся народом, не в узком кругу, а в зале перед многочисленной аудиторией и в торжественной обстановке. Отговорив с трибуны, Шираз бросил лукавый взгляд в сторону Карена и спросил: «Ну как?» Вопрос означал – не выдал ли я чего лишнего, недозволенного? Карен рассмеялся. С этого дня и стали складываться их дружеские, почеловечески добрые и теплые отношения. Карен дал Ширазу номера своих прямых телефонов…
Карен, посмеиваясь, рассказывал, какой необычный разговор состоялся между ним и Ширазом в день открытия Ереванского метро, точнее, в основном в своем духе говорил Шираз. Я процитирую дословно этот разговор, который приводит в своей книге и сын Шираза – Сипан.
«В комнате мы были одни. Отец взял трубку, набрал номер и услышал женский голос:
– Кто это?
– Не знаешь, кто? Я, кто еще может быть? Карена Серобовича прошу.
Через полминуты трубку взял Демирчян:
– Привет Карену Серобовичу. Свет очей наших, Ереван тоже заимел метро. Хорошее, патриотическое дело ты сделал, только чего-то не хватает.
– Чего, Шираз-джан?
– А того, что дорога коротка. Хорошенько подумай, чтоб удлинить ее, чтобы здесь, в Ереване, сели и поехали в Гюмри, оттуда взяли да поехали в Ани, оттуда в Ван, Карс и Эрзрум, оттуда к Шапин-Гараисар Андраника, а оттуда к Сипан-Леру. Глядишь, поехали к Масису и вернулись, к Ванскому озеру и вернулись, поехали и вернулись. Поехали и… не вернулись. Остались там.
В трубке раздался гогот Демирчяна».
Из воспоминаний поэта Романоса Саакяна:
«Карен Демирчян любил Ованеса Шираза и ценил его. Узнав, что поэта в бессознательном состоянии увезли в больницу, он, бросив все дела, отправился туда. Демирчян сделал все возможное для спасения жизни поэта и даже вызвал врачей из знаменитой Кремлевской больницы. Медики больше суток боролись за жизнь Шираза. Пока врачи колдовали над ним, Демирчян не покидал больницы.
Спустя месяцы после ухода Шираза одна из медсестер рассказала трогательную историю. Часа за два до кончины Шираз пришел в себя и, узнав Демирчяна, хриплым голосом в свойственной ему манере произнес:
– Это ты, царь?..
И закрыл глаза. Через два часа Шираза не стало. Это случилось 14 марта 1984 года.
Похороны Шираза стали всенародными, в них приняло участие около миллиона человек. Я сам видел, как Карен Демирчян нес гроб с телом Шираза, пешком, вместе с народом провожая его от здания Оперы до Пантеона в парке Комитаса».
Демирчяну по селектору звонит секретарь ЦК К.Камбарян и сообщает, что в Ереван летят зять Брежнева Чурбанов и дочь генсека.
– Ну и что? – звучит в ответ.
– Надо бы их встретить…
– С чего бы это? Кого из заместителей министров я ездил встречать, чтобы этого приветить?
– В Баку и Тбилиси их Алиев и Шеварднадзе встречали. Зять и дочь генерального как-никак.
– Я не Алиев и не Шеварднадзе. Сами встречайте, отвезите на дачу. Вечером посидим за чашкой чая.
Оказалось, они летели в Ереван с миссией – убрать напряженность, возникшую между Брежневым и Демирчяном. В брежневском окружении о «прохладце» в их отношениях все знали. Они не забыли, что при вручении Брежневу очередной Звезды Героя, Демирчян, в отличие от Шеварднадзе и Алиева, не «почмокался» с ним, презрев слащавые поцелуйчики. Демирчян ограничился сухим рукопожатием.
Один из ответработников армянского ЦК позволил себе вопрос:
– Карен Серопович, Вам известно, что наши опасаются, что Ваша демонстративная отчужденность может пагубно повлиять на интересы республики?
– Будет вам судачить, – хитро щурясь, ответил Демирчян. – Начнем с того, что все эти слюнявые чмоки негигиеничны, и потом, может, я тогда грипповал и не хотел заразить нашего дорогого Леонида Ильича…
Из воспоминаний первого заместителя председателя Совмина Армении Владимира Мовсисяна:
«В октябре 1984 г. по поручению Демирчяна – утрясти спорные пограничные вопросы с азербайджанской стороной – я выехал в районы Иджевана и Ноемберяна. В лесу возле села Довех азербайджанцы взяли меня в заложники. Спустя несколько дней, когда я вернулся оттуда, Карен Серопович принял меня. В кабинете один был. Заметил, что выгляжу я неважно: синяки, следы от побоев и переломы были налицо. При виде увечий разволновался и отвернулся на миг…
После прецедента в селе Довех под контролем ЦК КПСС были начаты работы по уточнению и упорядочению землепользования на разных участках армяно-азербайджанской границы. В результате в 1988 г. между двумя республиками был подписан протокол, согласно которому на всем протяжении границы от Ноемберяна до Мегри Армении были переданы 14551 га земли».
Добрый почин Сурена Товмасяна, издавшего 10томник Раффи, воодушевил и Карена Демирчяна:
при нем в республике начали издавать 10-томное собрание сочинений Ованеса Туманяна тиражом в 70 тысяч экземпляров. Последние тома увидели свет уже после отставки Демирчяна – на деньги благотворителей, да и то мизерным тиражом. При Демирчяне государство финансировало выход в свет более 1500 наименований книг в год – миллионными тиражами. Киностудия «Арменфильм» выпускала по 4–5 художественных и 40–50 документальных фильмов в год. Творческая интеллигенция была при деле. По доброй воле первого секретаря подвалы и мансарды новостроек были отданы художникам под мастерские.
Из записной книжки журналиста Астхик Геворгян:
«22 февраля 1988 года. На улицах Еревана танки. По обе стороны улицы Баграмяна, ведущей к зданию ЦК компартии Армении, выстроены солдаты со щитами. Партактив спешит на чрезвычайный пленум ЦК. Город словно вымер.
Впервые за всю историю компартии Армении ее первый секретарь открывает пленум словами:
– Я, как сын своего народа, если потребуется, готов жизнью своей…
Незаметно, из минуты в минуту, пленум перетекает в митинг, в тревожный протест. Пленум-митинг под началом своего предводителя требует от ЦК КПСС в лице присутствующих на пленуме московских секретарей В.И.Долгих и А.И.Лукьянова безотлагательно вывести из Еревана танки и солдат.
…Демирчян двинулся к Театральной площади, уже кипящей страстями.
Легковерный и наивный народ! Мог ли он знать в те дни, что Демирчян, избранный им царь, и впрямь был готов отдать жизнь…» Годы спустя он и отдал ее, отстаивая честь и достоинство нации…
Один из бывших секретарей ЦК КПА, Карлен Даллакян, на свой лад обрисовал образ Карена Демирчяна:
«В истории нашей были коммунисты двух типов – армяне-коммунисты и коммунисты-армяне. И те и другие были убежденными проводниками коммунистической идеи. Но их подходы к воплощению оной резко отличались: для армянина-коммуниста превыше всего были Армения и армянский народ, коммунизм же – средством, а для коммуниста-армянина коммунизм был на первом месте, а Армения и ее народ служили лишь средством».
Из числа коммунистических деятелей первого типа Даллакян выделяет Александра Мясникяна и Карена Демирчяна. «И если Мясникян был призван временем, – пишет Даллакян, – то Демирчян сам вписался во время».
1988 год. На совещаниях всех уровней Демирчян говорит о том, что карабахский вопрос надо решать, опираясь на право наций на самоопределение. Ту же мысль Демирчян озвучивает 9 марта на заседании Политбюро ЦК КПСС, твердя: «Из создавшегося положения иного выхода мы не видим». М.С.Горбачев пытается свалить всю вину на комитет «Карабах». В ответ слышат от Демирчяна: «Представляя Вам все в искаженном свете, пытаются все извратить и запутать. В действительности весь армянский народ, без исключения, находит, что передача Нагорного Карабаха в состав Азербайджана в 1921 году была вопиющей несправедливостью и образцом волюнтаризма».
Горбачев то и дело порывается прервать Демирчяна, угрожает: «Нам что, прикажете миллионную армию там держать?!» Демирчян стоит на своем. Первый секретарь ЦК КП Азербайджана бросает в лицо Демирчяну: «Вы всего лишь первый секретарь ЦК Армении, а не предводитель всего армянского народа. Вы повторяете националистические лозунги дашнаков». К чести Демирчяна надо сказать, что он умел держать удар.
Через пару месяцев партийные лидеры Армении и Азербайджана были смещены Горбачевым. Отставку Демирчяна оформили – «по состоянию здоровья». Затем Москвой было спровоцировано кровопролитие в ереванском аэропорту «Звартноц». Ситуация выходила изпод контроля…
В один из дней вызывает к себе Демирчян ректора Ереванского мединститута: «Хочу доверить Вам пост министра здравоохранения». Тот противится. Вызывает его еще раз, и еще. Наконец, тот «сломался».
Когда в медицинском появился новый ректор, народ, кивая на прежнего ректора, говорил: при том хоть по совести брали.
Речь о взятках за поступление в институт. Та же неприглядная картина наблюдалась во всех престижных вузах республики. То же – во всех сферах жизни. Выпускник мединститута, попавший туда за большие деньги, брал, в свою очередь, мзду с пациентов – восполнить родительские «потери».
Трудно поверить в то, что Карен Серопович понятия не имел о том, что творилось за его спиной.
Покупалось и продавалось все – от должности до партбилета. И на все были свои тарифы. Инспектор ГАИ, начальник милиции, директор предприятия, секретарь райкома партии, министр и даже мелкий служащий, купив «место под солнцем», отыгрывались на простом народе.
В республике началась всеобщая вакханалия: ты – мне, я – тебе.
Трудно поверить, что за важнейшими государственными и партийными делами Карен Серопович мог и не замечать подобного рода «мелочей».
Если солдат мечтал стать генералом, то простой мастер рвался в начальники цеха, а служащий – в заведующие отделом: и все ради больших денег… Только вот для воплощения их мечты не хватало самой малости – билета члена КПСС, который был приравнен к хлебной карточке в годы войны. Этим «дефицитом» умело пользовались райкомовские товарищи-хапуги с ведома и соизволения секретарей райкомов и горкомов партии. За редким исключением.
Трудно поверить в то, что Карену Сероповичу и в голову не могло прийти, что подобное святотатство возможно.
Семена сорняков, которые щедро бросил в распаханное им поле армянское Антон Кочинян, пошли в рост в пору правления Карена Демирчяна. И тем не менее хочется верить, что все это имело место без ведома и, уж конечно, личного участия лидера армянских коммунистов. Видимо, его крупно подставили люди, которым он – по доброте душевной – доверял безгранично.
Бога в свидетели призывать я не смею.
Гамлет Мирзоян
Поставьте оценку статье:
Всего проголосовало 226 человек
Оставьте свои комментарии