Прощай, СССР. Двадцать лет со дня последнего советского референдума

На первый взгляд, итоги мартовского референдума двадцатилетней давности неопровержимо доказывали: новая историческая общность под названием «советский народ» готова к тому, чтобы жить в «обновленном СССР». В голосовании приняли участие 79,5 % граждан, имевших право голоса. Из них более 76% сказали «да» сохранению единого союзного государства. Начиная с этого времени, и до дня сегодняшнего, мартовская статистика двадцатилетней давности стала излюбленным аргументом тех, кто верил в возможность сохранения единого союзного государства в 1991 году. Однако если отойти от магии цифр, и рассмотреть первый и последний советский референдум не как изолированное событие, а как часть сложного и противоречивого этнополитического процесса, то многие однозначные и однолинейные выводы придется, как минимум, серьезно скорректировать.

Российский публицист Сергей Шелин, рассматривая саму мудреную формулировку референдума, справедливо заметил: «От хорошей жизни такие замысловатости на голосование не выносят. Не меньше шести-семи вопросов, упакованных в одну фразу в надежде подобрать ключик к любому избирателю. Кому-то хотелось сохранить социализм, другого манил суверенитет своей республики, третьего — обновление федерации, четвертого — права и свободы. Одновременно весь этот комплект был заведомо неосуществим, но тогдашние власти надеялись, что каждый гражданин найдет в нем для себя хоть что-нибудь заманчивое и ответит «да». Этот способ манипулирования избирателями называется «одни голосуют за сыр, другие - за дырки в сыре». В итоге получился один на всех большой провал. Но где кроются его причины?

Начнем с того, что дезинтеграция Советского государства началась отнюдь не в 1989 или даже в 1985 году. По справедливому замечанию российского политолога Тимура Музаева, «перестройка и демократизация общественной жизни во второй половине 80-ых годов не создали национальных проблем и движений, а лишь обнаружили их существование в Советском Союзе. Гласность и ослабление партийной цензуры позволили народам СССР открыто заявить о своих национальных интересах и целях».

Точнее сказать, это право взяли на себя этнополитические «предприниматели» (такие как Звиад Гамсахурдиа и Абульфаз Эльчибей, Витаутас Ландсбергис и Мирча Друк, Владислав Ардзинба и Игорь Смирнов), которые приватизировали право говорить от имени того или иного народа. Но как бы то ни было, а зерна конфликтов были посеяны задолго до прихода Горбачева к власти. И этот тезис требует серьезного фактического обоснования для того, чтобы избегать упрощенных оценок межэтнических отношений в СССР «времени упадка» в 1985-1991 годах.

Так задолго до «перестройки» и дискуссий о новом «союзном договоре» 7 мая 1971 года министр внутренних дел СССР Николай Щелоков сообщал ЦК КПСС об «оперативно-войсковой операции» против «нелегалов» из числа чеченцев и ингушей, а также об операциях по сдаче или изъятию оружия в северокавказских республиках. Только в 1970 году такой «улов» составил 6787 единиц, включая 4 пулемета и 54 автомата. Неслыханное количество по советским меркам! При этом никто из представителей ЦК КПСС или Совмина СССР или РСФСР не удосужился проанализировать причины и возможные последствия подобных явлений.

В Абхазии выступления с требованиями выхода из состава СССР имели место даже в сталинские времена (Дурипшский сход). После «хрущевской оттепели» они происходили практически раз в 10 лет. Известны и факты успешной националистической мобилизации - акции протеста в Грузии в апреле 1978 года, возникшие в ответ на попытку изменить статус грузинского языка, как единственного официального языка в республике. И планы пересмотра статуса той или иной территории обсуждались (известны истории петиционных кампаний по Нагорному Карабаху), хотя и в узком кругу без публичной полемики в СМИ.

Добавим к этому существование националистических диссидентских движений в Грузии, Армении, Прибалтике, на Украине, религиозных течений (включая откровенных экстремистов) в республиках Средней Азии. Еще в 1976 году в Курган-Тюбе Таджикской ССР произошло открытое выступление исламистов против официальной власти.

Впрочем, диссидентским форматом националистические выступления не ограничивались. Под «мудрым руководством» национальных партийных кадров зрели предпосылки трансформации коммунистов-интернационалистов сначала в национал - коммунистов, а потом, по мере углубления кризисных явлений внутри Союза ССР, и в этнических националистов.

По справедливому замечанию американского этнолога Юрия Слезкина, «СССР создавался националистами и был разрушен националистами». «Национализация» коммунизма в хрущевские 1950-1960-ые и в брежневские 1970-ые облегчалась гораздо большей (по сравнению со сталинским периодом) свободой внутри правящей номенклатуры. Очень емко на примере Южного Кавказа зигзаги советской национальной политики охарактеризовал американский исследователь профессор Университета Мичиган Роналд Григор Суни: «Парадоксы советской якобы марксистской национальной политики для кавказских народов становились все более очевидными в каждое новое десятилетие советской власти. Центральное партийное руководство в Москве с якобы интернационалистской идеологией, осуществляло с помощью партийных властей в южных республиках контроль над демографическими и культурными трансформациями. Так 100 лет назад Ереван, столица Советской Армении имел мусульманское большинство, Тбилиси (Грузия) и Баку (Азербайджан) были в начальные годы советской власти преимущественно русскими и армянскими городами. Когда Советский Союз вступил в седьмое десятилетие, эти города стали в полном смысле этническими столицами национальных государств. После десятилетий молчания урбанизированное население, дети бывших крестьян, вдохновленные диссидентами националистами, вышли на улицы».

И власть к такому «выходу» оказалась не готова. По одной простой причине. В течение долгих 70 лет всякая инициатива, способность к нестандартной оценке безжалостно подавлялась. А потому к концу 1980-ых годов весьма актуальными оказались слова историка, диссидента Андрея Амальрика, написанные им в пророческом эссе еще в 1969 году «Просуществует ли СССР до 1984 года»: «По-видимому, демократическое движение, которому режим постоянными репрессиями не даст окрепнуть, будет не в состоянии взять контроль в свои руки, во всяком случае, на столь долгий срок, чтобы решить стоящие перед страной проблемы. В таком случае неизбежная “дезимперизация” пойдет крайне болезненным путем».

В самом деле, в условиях крайней слабости демократического движения и ставшего уже очевидным провалом партийно-политического руководства СССР на первый план вышли лозунги этнического превосходства и защиты «своей земли». На смену «реальному социализму» вышел «реальный этнонационализм». И именно это подстегнуло Горбачева и его окружение на обсуждение вопроса о реорганизации союзного государства.

Таким образом, не дискуссия о новом союзном договоре стала причиной дезинтеграции страны и «парада суверенитетов», а, напротив, процесс распада стал основой для проекта «обновления СССР». И дело здесь даже не в таких страшных событиях, как сумгаитские или бакинские погромы, начавшиеся конфликты в Абхазии и в Южной Осетии, трагедия в Фергане и в Оше. В 1989-1990 годах. были предприняты попытки создания параллельных политико-правовых реалий, которые никоим образом не вписывались в конституционные рамки Союза ССР и даже напрямую им противоречили. Например, еще 9 марта 1990 года грузинский Верховный Совет принял Постановление «О гарантиях защиты государственного суверенитета Грузии», квалифицировав ввод частей Красной Армии в Грузию в 1921 года как оккупацию. В июне того же года республиканский высший законодательный орган и вовсе признает все акты и договоры, заключенные после 1921 года, не имеющими юридической силы. Вновь избранный Верховный Совет Армении 23 августа 1990 года принял Декларацию о независимости, в которой в частности, Армянская ССР переименовывалась в Республику Армения (ст.1). Кроме этого провозглашалось собственное гражданство и создание национальных вооруженных сил и структур безопасности (ст.4-5.), а также международная субъектность и право на ведение собственной внешней политики (ст.6).

Но самое главное звено в этой цепи событий - Декларация о государственном суверенитете РСФСР 1990 года, образования, с которым национальные республиканские движения, а также зарубежные политики отождествляли сам Союз ССР. Ядро союзного государства, таким образом, превратилось, в едва ли не основного оппонента центра. Все это подталкивало автономные образования в составе РСФСР и других республик к большей активности в борьбе за повышение собственного статуса.

В этой ситуации главная вина Горбачева была не в том, что он не смог задавить проснувшуюся стихию (в самом деле, если не мыслить задним умом, кто был бы в состоянии это сделать?), а в том, что он не сумел обеспечить цивилизованный правовой «развод» без конфликтов, этнических чисток и войн. Идея «обновленного Союза» и мартовского референдума фатально опоздала. Об этом говорит хотя бы тот факт, что 6 из 15 республик СССР отказались участвовать в голосовании 17 марта. То есть больше трети субъектов! Более того, в Грузии на 31 марта был намечен другой референдум о национальной независимости. И если в этой республике он проводился с демонстративным нарушением союзного законодательства (лидеры грузинского движения апеллировали к восстановлению Основного закона первой республики 1921 года), то Армения двигалась к той же конечной цели (независимость), но иным путем. Здесь референдум о национальной независимости был назначен за полгода до его проведения (что соответствовало советскому законодательству о выходе из состава Союза ССР). В референдуме 17 марта принял участие Азербайджан. Он был, таким образом, единственной республикой Закавказья, которая приняла правила игры Горбачева. Однако вряд ли стоит видеть в этом какую-то особую симпатию азербайджанцев к советскому строю. К 1991 году республику, как и другие субъекты СССР, сотрясали антисоветские выступления, движущей силой который был Народный фронт Азербайджана (НФА), созданный летом 1989 года. Массовые митинги в Баку стали постоянным явлением, а в январе 1990 года в Ленкорани на советско-иранской границе активисты НФА уничтожили несколько пограничных столбов. После ввода советских войск в Баку 20 января 1990 года 45 тысяч азербайджанцев спешно покинули КПСС. Однако, поскольку набирающее силы национальное движение в прикаспийской республике главным приоритетом видело не демократизацию, а борьбу за «наш Карабах», республиканское руководство использовало эти настроения в надежде на получение союзного военно-политического и полицейского ресурса в деле поддержки территориальной целостности Азербайджана. Срабатывала логика: «Если Ереван против Советского Союза, то мы за».

При таком раскладе голосование 17 марта было «всенародным» только в кавычках, хотя далеко не все граждане, проживавшие на территории республик - «отказников», пожелали идти к национальной независимости в том виде, в каком она предлагалась лидерами этих образований. Мартовский референдум 17 марта 1991 года поддержали абхазы и южные осетины, игнорируя волеизъявление, организованное Тбилиси. Но грузины Абхазии не участвовали в общесоюзном голосовании, поддерживая свой национальный референдум о независимости. Это дало повод в начале 1990-ых годов говорить об Абхазии и Южной Осетии, как о «коммунистической Вандее». Между тем, как справедливо отмечает сухумский политолог Ираклий Хинтба, голосование в пользу СССР «не было ценностным выбором абхазов». Это был «лишь тактический шаг, позволивший затем апеллировать к соответствующей процедуре самоопределения автономных республик, прописанной в Законе СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР». К этой же процедуре апеллировали и армяне Нагорного Карабаха, который до распада единого государства формально оставался частью Азербайджанской ССР. И здесь было противоречие: союзная республика занимала одну позицию (в случае с Азербайджаном внешне просоветскую, в ситуации с Грузией антисоветскую), а автономия (НКАО, Абхазия, Южная Осетия) преследовала цели, прямо противоположные тем образованиям, к которым во времена СССР они были приписаны. Словом, процесс этнополитического самоопределения бывших советских республик не может быть сведен к универсальной модели «борьбы колоний против метрополии» - все было намного сложнее.

Таким образом, «победные цифры», озвученные избирательной комиссией после 17 марта, мало кого могли обмануть. Это был тот классический случай, когда размер не имеет значения. Шесть республик - «отказниц» из-за малочисленности населения, как говорится, не делали погоды для электоральной статистики. Однако по легитимности «обновленного Союза» они нанесли сильный удар, от которого наша общая некогда страна так и не смогла оправиться. Наступала «последняя стадия коммунизма». Так охарактеризовал побеждающий этнический национализм известный польский общественный деятель и журналист Адам Михник. Если судить по таким событиям, как «пятидневная война», «ошская резня-2010», «холодное перемирие» в Нагорном Карабахе и растущее политическое насилие на Северном Кавказе, эту фазу мы за 20 лет еще не прошли.

Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон, обозреватель газеты «Ноев ковчег».