Максим Венгеров: «В Армении есть среда для возникновения талантов»
Встреча одного из наиболее динамичных и многосторонних музыкантов современности – Максима Венгерова с молодежным оркестром Армении была настолько теплoй и душевной, что от обилия переполнявших чувств он не удержался и заявил: «Я – гражданин Израиля и гражданин Германии, а Родина моя – Россия, Новосибирск.
Я и ощущаю себя сибиряком... Но я уверен, что во мне, как минимум, на одну четверть течет и армянская кровь!» В рамках концерта, отложив дирижерскую палочку, Венгеров, властно покоряя зал, не только сыграл на скрипке Страдивари, но и под аплодисменты зала исполнил танго.
– Однажды Вы уже очаровали публику, станцевав танго с аргентинской танцовщицей. Изящная Кристина Палье и Вы, элегантно-собранный, стремительный... Получилось знойно и страстно.
– Мне безумно нравится экспериментировать, постоянно пробовать что-то новое, неизвестное... С композитором Вениамином Юсуповым мы были готовы к чему-то новому и задумали необычный проект: «Альтовый концерт с элементами импровизации в стиле рок и танго». Лично для меня концерт Юсупова – один из примеров того, на что вообще способен альт. Он действительно расширил границы инструмента необычайно: альт может звучать и как скрипка, и как альт, и как виолончель – это уникальный инструмент. Мы хотели отразить происходящую глобализацию жанров, и не только музыкальных. Это был момент духовного родства, сакрализации идеи. Я не только играл на электронной скрипке, импровизируя в стиле рок, но в некоторых фрагментах даже имитировал рычание «Харлея-Дэвидсона»... А Кристина Палье – она была моей музой! Это необыкновенная женщина...
– Когда в Ереванской государственной консерватории Вы провели мастер-класс с молодежным оркестром UNICEF, Вы признались, что очень любите работать с юными музыкантами. У Вас есть опыт работы с детьми?
– Талантливыми детьми. Талант изначально умен, потому что он – от Бога. Главное – ему не мешать. Армянские дети на редкость удивительно хорошо играют. Это замечательный коллектив, и мне радостно осознавать, что именно здесь, в Армении, я дебютировал с ними как дирижер. Я всегда мечтал, чтобы у UNICEF был детский оркестр, и очень рад, что он существует и в Армении. Природа Армении сама уже создает питательную среду для возникновения талантов. Как только я оказался в Ереване, меня сразу же ослепила пылающая синева неба и двуглавая гора в снежном убранстве на фоне этой синевы... Меня все влекло в этой загадочно-древней стране с гостеприимными и талантливыми людьми. По всему миру у меня много замечательных армянских друзей-музыкантов. Я брал уроки у великолепного специалиста, профессора Папяна - ученика великого ленинградского педагога Мусина, у которого учились Темирканов, Гергиев. С Ваагом Папяном и Ваграмом Сараджяном мы 10 лет назад создали трио и объездили почти полмира.
– Как человек, открытый для разного рода экспериментов, Вы несколько лет назад в формате своеобразного концерта-лекции задумали программу «Путешествие скрипки».
– «Путешествие скрипки» я делал по всему миру. Я немного рассказывал об исполнявшихся произведениях, и, как оказалось, публика мало знакома с произведениями чисто скрипичными, техническими. Я понял, как необходим этот диалог с публикой, как важно это для духовной осанки человека. Концерты должны в первую очередь высвобождать фантазию слушателя. Страшно видеть слушателей на концерте, которые не слушают, а позируют в роли слушателей, сделав «выражение лица» и демонстрируя чувство собственного превосходства над Шостаковичем, скажем. Музыкантам нельзя сидеть сложа руки. Нужно всегда защищать музыку, заинтересовывать молодежь, чтобы она ходила на концерты. Лично я беру пример с легендарного дирижера Леонарда Бернстайна. Он устраивал концерты для молодежи, рассказывал ей о музыке, после этого молодые люди слушали его абсолютно по-другому. На сегодняшний день благодаря Бернстайну в Нью-Йорке и во всей Америке публика по-прежнему ходит на концерты.
– Сейчас много говорят об аутентизме, представляющем собой максимально точное воссоздание звучания музыки прошлого. Однако не теряется ли при этом актуальность, современность звучания?
– Бах всегда будет актуален – и через два века, и даже если играть его на электрической скрипке. Сейчас другая жизнь, другие ценности, другие понятия, другой эмоциональный поток. Во времена Баха все было иначе. Потому, подбирая аутентичный инструмент, я пытаюсь перенести и себя, и весь зал словно на машине времени в ту эпоху. Это тем сложнее, чем дальше мы отходим от конкретной эпохи: во времена Баха был другой язык, другая манера исполнения. Или же, скажем, возьмем сочинение Шостаковича, написанное сорок лет назад, – его нельзя играть с таким ощущением, с каким мы сейчас живем, это просто будет уже не Шостакович. Могучая летаргия позднего Шостаковича, предсмертное оцепенение – это образ старости, в которой уже нет ничего, кроме скорби, кроме вертикалей и мудрости, как в микеланджеловской поздней «Пьете Ронданини». Музыка не может быть нейтральной или неактуальной, поскольку создание образа эпохи есть вмешательство в жизнь. Армянские аутентичные инструменты – зурна, дудук, кяманча – как нельзя более подлинно и достоверно передают дух Древней Армении, ее классичность. Кстати, я очень ценю и люблю армянскую классику, особенно Арама Хачатуряна. Он для меня – гениальный композитор. Мечтаю записать его скрипичный концерт, а также исполнить его симфонические произведения.
– Стало общей тенденцией, когда солисты-исполнители встают за дирижерский пульт: Ростропович, Башмет, Спиваков... Летом 2008 года Вы впервые встали за дирижерский пульт прославленного оркестра Мариинского театра... Почему Вы вдруг решили заняться дирижированием?
– В 26 лет я стал учиться дирижированию у замечательного педагога Ваага Папяна. Дирижировал камерными составами и даже симфоническими оркестрами. Занятия дирижированием невероятно много дали мне как человеку, как музыканту. Раньше, играя с дирижером, я всегда задавался вопросом: а как же это выглядит с другой стороны, какими глазами он на меня смотрит, как он чувствует оркестр. И вот однажды я решил оставить скрипку – на время, чтобы к ней вернуться позже. Ведь за тридцать лет, что я играю на скрипке, я переиграл абсолютно все, весь существующий на сегодня репертуар – более пятидесяти концертов, которые написаны специально для этого инструмента. Но нужно развиваться дальше, а дирижирование – это новая для меня ступень. Хочется дирижировать на таком же уровне, как я играю на скрипке.
Сегодня я занимаюсь дирижированием, а скрипка отдыхает. Есть задумка: со временем соединять обе эти профессии. А еще мне хочется поработать в Музее Моцарта: покопаться в музейных архивах, изучить старые документы, словом, пропустить его через себя. Хочу также записать Баха на барочном инструменте. Уверен, что получится живая баховская гармония.
– Помните, как у Маяковского: «Скрипка и немного нежно...». Когда Вы играете на скрипке Страдивари, Вы становитесь с ней единым существом – с одной душой, с одним пульсом. Происходит как бы трансцендентальный выход в иное измерение… Вспомните какой-нибудь случай из жизни Вашей скрипки.
– Я летел в Японию. 14 часов полета в самолете, было очень сухо и утомительно. На следующий день у меня должен был состояться концерт. Но скрипка вдруг отказалась играть. Да, да, она не играла, и все тут. Я был в полной растерянности. Как-никак моему инструменту вот уже 300 лет – естественно, что он будет реагировать на погодные условия. Тут на помощь пришла моя мама: она взяла инструмент на руки, нежно прижалась к нему и стала о чем-то с ним шептаться. Произошло чудо – инструмент зазвучал божественно.
Кари Амирханян
Оставьте свои комментарии