Под горою Арарат растет сладкий виноград
Литература Армении и «Литературная армения»
О бедственном положении культуры говорят постоянно. О незавидном положении литературы – время от времени. О катастрофическом положении журнала «Литературная Армения» – к концу каждого года, когда заканчивается скудная дотация и журналу в очередной раз грозит закрытие. Более чем скромное оформление некогда процветающего издания и его нынешняя периодичность говорят сами за себя, но даже в таком формате и с такой периодичностью его стало трудно издавать. В позапрошлом году вышло четыре книжки (раз в три месяца), в прошлом – три, в этом – ни одной.
Заместитель главного редактора, литературный критик Сергей Мурадян, тем не менее, каждый день приходит на работу в здание Союза писателей Армении (редакция на четвертом этаже), читает рукописи, общается с авторами, говорит по телефону и возвращается домой с невеселыми, подозреваю, думами. Сергей мой давний приятель. В 1975 году мы одновременно пришли в «Литературную Армению», вначале в качестве литсотрудников, затем стали заведующими отделами. Стоит ли говорить о том, что в ту пору и до того журнал имел совсем другой вес и другой масштаб. Как, впрочем, и сама литература. Тираж «Литературной Армении» доходил до десяти тысяч, он был вовлечен в общий имперский литературный процесс, продавался в киосках «Союзпечати» в Москве, Ленинграде, в других городах страны, его читали за пределами СССР, и что важно, не только армяне. Сотрудников было 9-10 человек, получали они достойную по тем временам зарплату. Гонорары авторам и переводчикам выплачивали не царские, но тоже вполне приемлемые.
«Литературная Армения» нередко предоставляла свои страницы авторам и материалам, которые по тем или иным причинам (чаще по идеологическим) с трудом пробивались в центральной периодике, и это повышало ее авторитет и популярность. Печатали О. Мандельштама, А. Белого, М. Волошина, С. Городецкого, В. Гроссмана, А. Битова, Ю. Карабчиевского… Эти имена сегодня часто вспоминают. Но вот пример более свежий: один из наиболее известных ныне русских писателей Михаил Веллер, проживавший тогда в Ленинграде, впервые опубликовал свой рассказ именно в нашем журнале. А первая его книга «Хочу быть дворником», вышедшая в Таллинне, была сразу же переведена на армянский. Добавлю, что в те времена писателям не надо было прилагать больших усилий к тому, чтобы их произведения переводили и издавали на других языках. Говорю об этом уверенно, имея в виду хотя бы собственный пример – не от избытка эгоцентризма, а из желания вести речь о том, что знаю не понаслышке. Мои рассказы, появлявшиеся в те годы в журнале, переведены на полтора десятка языков, и не надо было для этого искать связи, налаживать контакты или записываться в партию.
Сейчас много говорят о жесткой цензуре и партийном контроле той поры, о диктате «центра», об идеологическом надзоре, о беспощадной редактуре, о травле деятелей культуры и так далее. Иные говорят об этом с таким энтузиазмом, будто с младых ногтей страдали за правду. Оно, конечно, все это имело место, и во всем этом, справедливости ради замечу, играл роль также человеческий фактор: конкретные люди, стоявшие у руля, кого-то не любили, а кому-то симпатизировали. И если одни деятели культуры беспрекословно подчинялись диктату, да еще и проявляли инициативу, которая от них не требовалась, то другие находили окольные пути, обходя запреты, терпя лишения, но делали то, что душа велит. Были и третьи, они пытались играть в ту и в другую игру одновременно.
Серости и «середняков» хватало, но были яркие личности; снимали хорошее кино, писали талантливые книги, сочиняли замечательную музыку. Не надо упрекать меня в ностальгии. Нет ее. Есть, по здравому размышлению, вечная проблема выбора, которая дает о себе знать каждый раз, когда возникает необходимость компромисса между личностью и обществом, творцом и заказчиком, «я» и «мы» – при любой власти, при любом режиме. И если нет цензуры явной, дает о себе знать цензура скрытая, нет пропаганды прямой – проглядывает косвенная, нет зависимости идеологической – душит материальная. Кто платит, тот заказывает музыку, и от этого никуда не деться, независимо от того, заказывает ли музыку государство, олигарх или народ, который требует именно эту, а не другую трель. Не любопытен ли, однако, тот факт, что о вкусах народа, о его образовании и гуманитарном воспитании в ту пору заботились заметно больше, нежели теперь? Нет, граждане, тут не ностальгия. Тут пока еще не изувеченная склерозом память. Сравнения – вещь полезная. И вот вам еще одно, на этот раз без обращения к прошлому. Русскоязычные журналы «Таллинн» и «Новый Таллинн». Первый, хорошо нам знакомый, выходит с советских времен, второй – с 2005 года. Первый – литературный, второй – культурный. Есть также эстонский русскоязычный журнал в Интернете. В той самой Эстонии, которая, как уверяли суровые дяди в «ящике», категорически не приемлет и отметает все русское. У «Таллинна» несколько спонсоров, в числе которых Фонд культуры. Этот фонд, подпитываемый национальным бизнесом, как мне рассказали, кроме прочего, поощряет также издание книг. К примеру, периодически издается на русском языке (не за счет автора и с выплатой гонорара) проза нашей соотечественницы Гоар Маркосян. Богатой Эстонию не назовешь, и если такое возможно там, то почему невозможно в Армении? Вопрос риторический.
…Иногда я по старой памяти поднимаюсь по крутой лестнице на четвертый этаж Союза писателей. Встречаю на этой лестнице с рукописью под мышкой писателей, обликом сильно смахивающих на посетителей биржи труда эпохи немого кино. Я прихожу без рукописи. Навещаю Сергея Мурадяна. Мы за чашкой кофе беседуем о прошлом и настоящем, о Москве и Ереване, о детях, внуках, о здоровье, ну, и под конец о самом скучном предмете – о литературе. Почему скучном? Да потому что у литературы должен быть читатель. Если его нет, если прозу и поэзию читают и обсуждают преимущественно сами прозаики и поэты, то это то же самое, как если бы на сцене играли спектакль, а в зрительном зале сидела и аплодировала бы не занятая в этом спектакле труппа. Меня уверяют, что это нормально, что важен процесс и все со временем наладится. Союз писателей ведет активную работу: почти каждый день презентации, встречи, юбилеи. Процесс? Конечно, процесс. И книг издается сейчас не меньше наименований, чем прежде. Правда, мизерными тиражами. Книжных магазинов в Ереване пять или шесть. Здесь купят пару штук, там пару…
Если кто не знает, существует также писательская оппозиция. Она долго и упорно воевала с писательским руководством, и смысл этой войны никто не смог мне толком объяснить. Заменим одну власть другой, и литература расцветет – так я самостоятельно трактовал (или сознательно упростил) цели и задачи этой великой битвы. От начальства, конечно, что-то зависит, но менять его в расчете на решительные перемены то же самое, что вызывать к безнадежному больному одного врача, другого, третьего. Есть предел возможностей, и эскулап поддержит разве что иллюзию жизни. Произошла категорическая дегуманизация общества, процесс этот глобальный, его можно придержать, но не остановить, до тех пор, пока он сам себя не исчерпает. Появилось поколение, проповедующее иную шкалу нравственных, культурных, эстетических ценностей. Вопрос в том, как расставить новые ценности, совмещая их с прежними, как соответствовать времени и быть услышанным.
«Ну, и как? Есть конкретные предложения?» – спросит недоверчивый Сергей. На что я бы привел примеры. Но делать этого (а тем более давать советы) не стану. Во-первых, у каждого свой путь, свой ритм жизни, во-вторых, не дока я в делах предпринимательских, а продвигать на рынке печатное издание – это сегодня такое же предпринимательство, как и любое другое. Журнал «Иностранная литература» в 90-е загибался, его астрономический тираж упал в десятки раз, сотрудники разбрелись кто куда, заместитель главного редактора стал писать бестселлеры под псевдонимом Борис Акунин; остался в непрезентабельном, с кособокой мебелью кабинете главный редактор А. Н. Словесный, проработавший в журнале пятьдесят лет. Алексей Николаевич – я тогда писал статью о толстых журналах и захаживал в редакцию – ломал голову над тем, как распорядиться скромной дотацией, чтобы попасть если не к подписчикам, то хотя бы в библиотеки. В перестроечный период выходила серия малоформатных книжек «Библиотека Иностранной литературы», позже придумали новый ход: создание собственного издательства «Иностранка», выпускающего лучшие произведения популярных зарубежных авторов. Сейчас эта серия под названием «Иллюминатор» продолжает выходить под логотипом «Иностранной литературы», но она уже практически независима от журнала. Ее выкупили. А тогда этот ход, несмотря на жесткую издательскую конкуренцию, в известной степени себя оправдал.
Не удержался от примера. Серия книг под грифом «Литературной Армении» – реально ли это? Опять же где деньги взять? Кто читать будет? Одно дело Курт Воннегут и Умберто Эко, другое – «под горою Арарат растет сладкий виноград». Кого сегодня привлечешь «сладким виноградом»? Экзотика времен «дружбы народов» отошла в прошлое.
…Я взял в редакции подшивки журнала за последние два года, обещал прочитать и скоро вернуть. Прихожу через неделю и застаю Мурадяна если не в радостном (таким я его еще не видел), то, по крайней мере, в менее мрачном, чем обычно, настроении. Оказывается, нашлись деньги на первый номер этого года. Министерство культуры, поддерживающее журнал, подкинуло пару тысяч. Деньги небольшие, но и на том спасибо. Другие и такой суммы не получают, сказал Сергей. Значит, первому номеру этого года быть! Аллилуйя! А дальше? Затянуть пояса и ждать следующих алиментов?
Сегодняшняя «Литературная Армения» – это, по сути, два человека: главный редактор, поэт и переводчик Альберт Налбандян и его заместитель Сергей Мурадян. Формально существуют также отделы прозы и очерка – по редактору на каждый – те в редакции появляются редко, по мере необходимости. Есть также корректор. Какое-то время журналу помогал Союз армян России, однако помощь эта внезапно прекратилась. Причина неизвестна. Возможно, пришли к выводу, что бессмысленно поддерживать журнал тиражом в 500 экземпляров, в котором нет глянца и рекламы. Сто экземпляров расходится по киоскам Еревана, остальные рассылаются по адресам (в Ереванский славянский университет, например). Читают ли его студенты, не знаю. Полагаю, в той степени, в какой вообще кто-либо что-либо читает. По крайней мере, отмечу тот факт, что молодежь Армении, даже когда общается на русском языке в Сети, пользуется не кириллицей, а латиницей. Может, и «Литературной Армении» перейти на латиницу?..
Так кто же все-таки интересуется армянской литературой вообще и армянской литературой на русском языке в частности? Кроме самих литераторов, разумеется. Сергей Мурадян уверен, что следует ориентироваться на диаспору, то есть всерьез заняться распространением и подпиской за пределами Армении. И я так думаю. Для этого журнал должен, как минимум, стабильно издаваться. Кроме того, считают главный редактор и его заместитель, надо создать Совет попечителей. Работа в этом направлении уже ведется. Совсем немного денег потребуется от каждого из его членов, чтобы журнал, существующий более полувека, продолжал издаваться.
– На «Ташир» деньги находятся, и какие! – замечает Сергей, имея в виду роскошную церемонию вручения ежегодных армянских музыкальных премий в Кремле.
Сие торжество, призванное подчеркнуть широту нашего размаха, транслируется по армянскому ТВ; правда, о нем не ведают москвичи неармянского происхождения, за исключением публичных персон, которых приглашают в качестве почетных гостей. Находятся деньги и на царские подарки – квартиры, машины – звездам, которых пешеходами без крыши над головой никак не назовешь. Считать чужие деньги – не самое достойное занятие, но как гласит известная поговорка, деньги идут к деньгам, и это не правило даже, а аксиома. Пусть идут. Каждый волен распоряжаться собственным капиталом, как ему заблагорассудится. Но такого рода мероприятия в условиях нашего спартанского капитализма еще резче подчеркивают контраст между незначительной частью и основной массой населения, порождая у людей не восторг, а чувство тоски и безысходности. Это похоже…
– ...на пир во время чумы, - вставляет Сергей. – А восточные песнопения, которые звучат на этих концертах. Непонятно, откуда взялась эта отуреченная музыка. Да ладно, бог с ними, – машет он рукой. – Учитывая прежний опыт, мы решили не связываться с крутыми бизнесменами. Будем вовлекать в Совет попечителей предпринимателей среднего уровня. Они-то должны понимать, что такое литературный журнал и зачем он нужен. Тем более, что и суммы потребуются вполне для них приемлемые… Ознакомился? Какое мнение? – Это он меня спросил, когда я положил ему на стол подшивки.
– Публицистика и очерк интереснее, чем проза, – сообщил я осторожно.
– Меня это не удивляет.
– В прозе не нашел ничего нового, яркого, необычного, – продолжал я, осмелев. – Ощущение, будто все пишут об одном и том же с разной степенью мастерства. Две-три постоянно повторяющиеся темы, которые больше годятся для социальных или исторических исследований. Что-то показалось более интересным, что-то менее.
– Что именно?
– Не стану называть имен. Одних похвалю, другие затаят обиду. Да и не в этом дело. Как ни крути, опять получается «под горою Арарат растет сладкий виноград». Авторы будто соревнуются, кто больше любит родину. Какая-то хроническая озабоченность судьбами народа. Народ – всё, человек – ничто. Как и прежде, заданные правила игры. Только теперь другая игра. А настоящий художник играет в собственную, никому не ведомую игру. Есть хорошие тексты, но нет пищи для ума. Этакий поток армянского сознания. Если прозу и публицистику местами переставить, ничего, по-моему, не изменится.
Сергей сквозь очки сверлит меня взглядом. Сейчас скажет: «Однако, ты, братец, загнул». Но не говорит, и я заканчиваю:
– Большая часть имен знакома мне с советской поры. Пусть будут. Но неужели нет новых авторов, тем, направлений?
Сергей устал сверлить взглядом. Поправляет очки и объясняет с присущей ему неторопливостью, что новые авторы есть, что их надо переводить, за переводы платить, а публицистику надо заказывать и тоже платить – вот почему редакция вынуждена ориентироваться на самотек, выбирать из того, что предлагают. Отсюда вывод: материальная поддержка нужна не только для того, чтобы журнал существовал, но в не меньшей степени для того, чтобы он улучшался, обновлялся. Однако если хочется поговорить о процессе, поговорим, отчего не поговорить. Сергей, напоминаю, критик, время от времени печатается в своем журнале и в других изданиях. Без большого, правда, энтузиазма: не видит в том практической пользы. Не потому, что смехотворные гонорары, а потому, что литературной критики сегодня, как он утверждает, практически не существует, она никому не нужна. И все же он сделал диалоги с прозаиками – с Ваагном Григоряном, а также с Гургеном Ханджяном, которого, кстати, считают наиболее интересным из поколения пятидесятилетних. Что касается процесса, то он таков: как только представилась возможность, молодые и не очень молодые авторы стали активно перенимать свободный, раскованный западный стиль повествования. Модернизм, постмодернизм – все как полагается. Куража больше, нежели содержания, но поиск этот небесполезен. Как говорится, перемелется, мука будет.
Наверное, будет. Но я стою на своем: нужен читатель, а его в пределах любимой отчизны не видать. Ни армяноязычного, ни русскоязычного. То есть в небольшом количестве он все же имеется, но у него свои предпочтения. Захожу недавно к старой приятельнице – на столе книжка, изданная в московском издательстве. Вся Москва, говорит, читает, номинант «Букера», возьми, почитай. Я взял, проглотил за вечер. Действительно, интересно. Не сногсшибательно, но интересно. С ног сегодня вообще мало что сшибает. Почти ничего не сшибает. Затишье сегодня. В том и курьез. Думали, рухнет старый режим, и такой взлет пойдет, только держись. О чем раньше нельзя было говорить – скажем, да так, что чертям тошно станет. Сказали, наговорились. Чертям тошно не стало. Нам стало. Что дальше?
Знаете, какая самая актуальная цитата из классики? Не знаете? Карету мне, карету! Я не настолько романтичен, чтобы записываться в пессимисты, но в оптимисты тоже не гожусь. Предпочитаю ругаться, иногда матом, это успокаивает, и в этом, пожалуй, одно из преимуществ нового времени: ругайся сколько влезет, вреда от этого нет, пользы тоже. Хорошо молодым, для них будущее за линией горизонта. В прямом и переносном смысле (карету мне, карету). Будущее нашего поколения хорошо просматривается. Протяни руку – достанешь. Как говорил Юрий Олеша, на расстоянии шепота. Что дальше? Не знаю, как вы, а я, стоящий на тонкой грани между пессимизмом и оптимизмом, рассчитываю на шепот, при котором должен обостряться слух, и, чем черт не шутит, может, в этом случае еще при жизни услышим друг друга.
Руслан Сагабалян
Поставьте оценку статье:
Всего проголосовало 27 человек
Оставьте свои комментарии