Это было в далеком 43-м
(Армавирские воспоминания)
Я родился в городе Армавире Краснодарского края. В 1954 году наш второй «Б» повели в городской музей на экскурсию. Первобытные орудия, кости древних животных, найденные в окрестностях города... Восьмилетнего ребенка легко увлечь этим. Я начал приходить в музей почти ежедневно и вскоре стал там совершенно своим. В 1957 году в музее появился Борис Львович Выродов, который освободился из ГУЛАГа. Беседы с ним о прошлом Армавира заставили меня быть очень внимательным к рассказам его жителей, которых мои родители называли «стариками».

Армавир был основан как аул в 1839 году группой армян – черкесо-гаев. Генерал Засс разрешил этим странникам Кавказа обосноваться на берегу Кубани, под прикрытием крепости Прочный Окоп. Черкесо-гаев в мои юношеские годы жило в городе много. Немало училось их и в моем классе. Армавирские армяне имели свои особые фамилии: Тарасовы, Каспаровы, Шахбазовы, Твеловы, Аваловы. И когда я приходил в дом к своему товарищу, то к одному, то к другому, быстро знакомился с его дедушкой или бабушкой, расспрашивал их о прошлом Армавира, о чем они всегда любили вспоминать.
Жизнь человека... Его судьба... Эти темы всегда волновали и интересовали меня. Странное дело, один человек проживал длинную жизнь, но ее содержание могло иногда уместиться на одной страничке. Другой же мог часами рассказывать о своем прошлом, о прошлом города, где он жил. В 1964 году я поступил на исторический факультет Ставропольского педагогического института. И там под руководством своего учителя профессора В. А. Романовского мой интерес к старине перешел в практическую плоскость. Я страшно любил рассказы своих стариков-старожилов Армавира и всегда, когда приезжал во время каникул из Ставрополя, где в это время учился, непременно старался хоть у кого-то из них побывать.
Боже мой, сколько же они знали! И что особенно было важно для меня: они отвечали на любой задаваемый им вопрос. И порой казалось, что маленький провинциальный городок, каким был Армавир, чуть ли не центр мира. Кто здесь только не побывал, какая жизнь бурлила в нем! В годы революции и Гражданской войны здесь жил Валерий Брюсов. Не соседство ли с армавирскими армянами, встречи с ними, их рассказы о пережитых мытарствах стали толчком, когда Брюсов всерьез заинтересовался судьбой Армении и армянства? И в 50-60-е годы прошлого века в городе находилось еще много очевидцев и участников тех далеких событий. Я знал многих из них. Многое до сих пор сохранилось в заметках, сделанных тогда же в записных книжках, немало хранит моя память.
Я приехал в Армавир летом 1968 года после сессии. И как всегда, отправился к своим старым знакомым. С каждым годом адресатов становилось все меньше и меньше. Уже умер священник отец Леонид Дмитриевский, которого рисовал Михаил Нестеров в 1918-1920 гг. Не было и Екатерины Феофановны Силкиной. Ее отец, армавирский купец-миллионер Феофан Мареев, имевший самый большой магазин в городе, который назывался «двое дверей», начинал свой трудовой путь вместе с Иваном Дмитриевичем Сытиным в Москве, продавая копеечный товар на Сухаревке.
Первой, к кому я пришел, была Мария Гавриловна Страковская. Ей было тогда лет 75-77. Это была коренная армавирская армянка из черкесо-гаев. Ее предки – Тамбиевы жили в своем ауле, который назывался Тамбиев аул. Ее дедушка по материнской линии – Никита Калустович Аладжев переселился в крепость Прочный Окоп, жил в собственном доме. Подтверждением этому был весьма искусный портрет, написанный масляными красками в 60-х годах XIX века. Никита Калустович был изображен сидящим в кресле, в правой руке держал конверт, на котором хорошо различалась надпись: «в г. Ставрополь, а оттоль в крепость Прочный Окоп Никите Калустовичу Аладжеву в собственный дом». На груди дедушки красовалась большая золотая медаль на широкой длинной ленте. Как объяснила Мария Гавриловна, ее он получил за постройку деревянного моста через Кубань, между аулом Армавир и дорогой к Прочноокопской крепости. В начале ХХ века на противоположном берегу бурной Кубани появилось небольшое поселение, которое назвали Старой Станицей.
Дочка Аладжева вышла замуж за Гавриила Твелова, который, как и Аладжев, был тоже родом из горских армян, они были одними из первых основателей аула Армавир.
В 10-е годы ХХ века в Армавире оказалось много молодых образованных людей, выпускников Санкт-Петербургского института инженеров путей сообщения – главного технического вуза дореволюционной России. Они приехали на строительство Армавир-Туапсинской железной дороги. Вскоре многие из них женились на местных барышнях, в основном выпускницах 1-й армавирской женской гимназии. Мария вышла замуж за Владимира Георгиевича Страковского – польского дворянина, католика. Венчались в старинной армяно-григорианской церкви, которая до сих пор украшает Армавир. Жили они в доме родителей Твеловых, на нынешней улице Урицкого. Сейчас это дом № 35.
Но... наступила революция 17-го года, затем началась Гражданская война. Молодые никуда не уезжали, хотя и могли выехать за границу. Этим, кстати, воспользовалась сестра Марии Гавриловны. Она уехала в Австрию, там вышла замуж, а ее внучка стала известной в
60-е годы прошлого века австрийской фигуристкой. В один из своих приездов в Армавир она и забрала портрет своего прапрапрадедушки в Вену, сняв холст со старинной рамы.
В крошечной комнате и чуланчике, которые оставили Марии Гавриловне, ее мужу и сыну после революции в ее собственном доме, было необыкновенно интересно. Старинные книги на русском и французском языках, картины и портреты, старинные вещи, и каждая из них была документальным свидетельством какой-либо истории.
Большая белоснежная фарфоровая миска с темно-синим изображением каких-то фигур, например, напоминала ей о деде по линии отца, который еще в XIX веке на лошадях из крепости Прочный Окоп добрался до Индии, откуда и привез разные диковинные вещицы, среди них была и эта миска.
Мария Гавриловна была необычайно интеллигентным человеком и очень интересной собеседницей, общение с ней доставляло огромное удовольствие, и, думаю, не только мне. Она встречалась в Армавире с поэтом Валерием Брюсовым. В 1919–1920 годах Страковские часто виделись с известнейшим русским художником Михаилом Васильевичем Нестеровым. Он жил в доме родственника своей жены – Чентемирова (на нынешней улице им. Розы Люксембург), а рядом стоял дом дяди Марии Гавриловны, с которым Чентемировы дружили.
Родители Марии Гавриловны – Твеловы были в большой дружбе с купцами братьями Тарасовыми, которые приезжали из Москвы посмотреть на свои магазины в Ростове-на-Дону и Армавире. Сын одного из них стал впоследствии мировой знаменитостью. Ну, а как еще назвать писателя, члена Французской академии, при жизни еще причисленного к классикам (или, как их называют во Франции, «бессмертные»)
Анри Труайя (Льва Арслановича Тарасова).
В свой очередной приезд я обратил внимание на необычайную для хозяйки дома книгу, которая лежала на столе. Это был большой том в суперобложке, назывался он «Болезни системы дыхания». Изданная в Варшаве на русском языке в 1967 году, она была переведена с польского, как свидетельствовала надпись, Е. И. Мыцыковой.
Я заинтересовался и спросил, откуда у Марии Гавриловны эта книга и зачем она ей.
Тут хозяйка молча открыла книгу и на титульном листе я увидел надпись: «Дорогой Марии Гавриловне Страковской. Всегда я и мои дети будут помнить Вашу помощь оказанную мне в январе 1943 года. Мой перевод авось пригодится. Целую, обнимаю. Елена Мыцыкова-Шенфельд. Варшава-33, Международная, 43, кв. 18».
– Знаешь, Володя, я никому об этом никогда не рассказывала, но думаю, что тебе это будет интересно услышать.
Когда в Армавире установилась советская власть, начались новые порядки, всех бывших, у которых было больше 3-4 комнат, потеснили. Вот тогда и потеснили Страковских, началось, как тогда говорили «уплотнение». В их доме поселили советских чиновников, оставив хозяевам крошечную комнатку и маленький чуланчик. С работой было нелегко. Но кое-как перебивались. Началась война. В 1942 году Армавир заняли немцы. Дом Марии Гавриловны был почти пуст, потому что все чиновники выехали в эвакуацию. И дом Страковских приглянулся новой власти. Хозяев выгнали и из этой комнаты, и Мария Гавриловна с супругом стали жить в старом сарайчике. В доме поселили нескольких немецких офицеров, которые иногда давали им кое-какие продукты.
Оккупация Армавира была недолгой, вскоре обстановка на фронте стала меняться. Немцы уже отступали с Северного Кавказа, и на соседней улице, в большом двухэтажном доме разместился передвижной концлагерь, в котором находились пленные русские.
Как-то раз Мария Гавриловна, выйдя во двор, увидела, как денщик неумело стирал вещи своего офицера, а вскоре вышел и он. Мария Гавриловна обратилась к нему по-французски, знала она этот язык в совершенстве. Она попросила у офицера разрешения взять в стирку его вещи, сказав, что готова их стирать и гладить лишь бы офицер дал им что-то из продуктов. Офицер был настолько поражен, что ответил ей тоже по-французски:
– Как, мадам говорит по-французски? О, нет, я не могу такого допустить! Нет, нет! – Он сказал что-то по-немецки денщику, и тот, бросившись в дом, быстро вернулся, держа в руках несколько булок хлеба и какие-то консервы.
Мария Гавриловна настаивала. И тогда он придумал:
– Я из лагеря прикажу приводить к Вам девушку, и она будет Вам помогать.
И действительно, через полчаса конвоир привел молодую светловолосую девушку и оставил ее Страковской. Девушку звали Елена. Они вдвоем начали стирать. К вечеру конвоир пришел и отвел ее на ночь в лагерь.
Так продолжалось несколько дней, менялись только конвоиры, утром приводил один, вечером забирал другой. На четвертый или пятый день, когда конвоир ушел, девушка попросила Марию Гавриловну отпустить ее на день, пообещав вечером обязательно вернуться. Она действительно пришла за полчаса до прихода конвоира. Мария Гавриловна за это время все перестирала и перегладила. Эти отлучки девушки стали с тех пор регулярными. Прошло недели две-три. И вот как-то вечером немецкий офицер сказал Марии Гавриловне, что завтра девушку приведут в последний раз, дело в том, что немецкие войска через день должны покинуть Армавир. Он предложил Марии Гавриловне с супругом отступать вместе с ними. Мария Гавриловна поблагодарила, но отказалась. Офицер сказал, что она может все обдумать и окончательно дать ответ ему завтра.
Утром следующего дня, когда девушку вновь оставили, Мария Гавриловна ей все рассказала и предложила бежать. Она дала ей другую одежду, и Елена ушла. Мужа Мария Гавриловна отправила к своим родственникам. Сама продолжала стирку. Весь день слышна была канонада. Немцы в спешке отступали. Когда пришел за девушкой конвоир, Мария Гавриловна сказала, что Лену уже забрал Ганс. Конвоир ушел, а она сама бросилась вон из дома. На следующее утро немцев уже не было в городе, со стороны Старой Станицы, переправляясь через Кубань, входили советские войска.
Прошло два года. В один из летних дней 1945 года Марию Гавриловну вызвали повесткой в городское отделение НКВД. Ее попросили рассказать, что она помнит о последних трех-четырех неделях оккупации Армавира. Чем она занималась? Кого видела и с кем встречалась?
Мария Гавриловна без утайки рассказала все, как было, рассказала и о девушке. Последнее, видимо, было особенно интересно чекистам. Они записали ее показания, заставили расписаться и отпустили. Через неделю все повторилось сначала. Правда, вызвал другой следователь.
– Знаешь, Володя, меня потом стали вызывать через день. Я была вначале в ужасе, но потом как-то привыкла к этому. И хоть я говорила там одно и то же, но вызывать продолжали почти год. Но я так и не узнала, что же им было нужно у меня узнать
И вот только в прошлом году мне наконец стало известно, в чем же было дело.
Как-то днем ко мне постучала соседка и сказала: «Мария Гавриловна, здесь вас спрашивают». Я вышла. И не успела опомниться, как на меня просто набросилась большая, крупная женщина. Она стала обнимать меня, целовать. Стала плакать и что-то быстро-быстро говорить по-польски своему спутнику. Наконец, немного успокоившись, обратилась ко мне:
– Вы меня узнаете?
– Нет, – ответила я.
– Ну как же, я Елена. Помните зиму 1943 года? Когда мы вместе стирали, когда Вы дали мне свои вещи и я ушла...
Конечно же, я все помнила, правда моя Елена теперь сильно возмужала и даже, как мне показалось, стала выше ростом. У меня в памяти она осталась хрупкой маленькой девушкой.
– Вы знаете, Мария Гавриловна, как я рада, что наконец встретила вас. Я столько мечтала увидеться с вами, но живу сейчас далеко и от Армавира, и от Москвы.
И она стала рассказывать о себе.
– В то время, когда мы встретились, я на самом деле была советской радисткой, заброшенной в тыл к немцам. Я шла с отступающими немцами и в определенное время выходила на связь, сообщала об их передвижении. В Армавире рацию, как всегда, спрятала. Но тут меня неожиданно арестовали, поскольку «аусвайс» (документ, который выдавался немецкими властями на оккупированной территории) я потеряла. А вы меня спасли. Когда вы меня отпускали на день, я шла туда, где была спрятана рация, и выходила в эфир. За те дни я смогла многое сообщить нашим. Потом вы меня предупредили, что немцы покидают Армавир, дали мне одежду, и я бежала. Но не от немцев. Я все время шла впереди отходящих немецких войск. В Тихорецкой я остановилась в одном доме, прожила там несколько дней и тоже не раз выходила на связь. Но тут случилось непредвиденное. Хозяева выдали меня немцам. Хорошо, что рация была в другом месте. Меня арестовали и тут же отправили в концлагерь, в Германию. И только в 1945 году меня освободили советские солдаты.
Потом начались проверки. Я все рассказала, как было на самом деле. Рассказала и о вас. Меня год держали в тюрьме, пока все окончательно не выяснили. Думали, что я работала на немцев, потому что даты моих выходов в эфир соответствовали моему нахождению в Армавирском концлагере. Наверное, и вас вызывали?
И Мария Гавриловна рассказала о своих мытарствах.
Стало ясно, что показания двух женщин совпали.
После войны Елена уехала в Польшу (она была полькой по происхождению), в Варшаве окончила медицинский институт. В 50-е годы ее пригласили в Москву и наградили каким-то орденом, Мария Гавриловна не помнила его название. На вручении в Кремле было много иностранных журналистов. Среди них оказался один молодой поляк, с которым Елена познакомилась и который вскоре стал ее мужем.
И вот в 1967 году в связи с выходом книги Елена приехала в Советский Союз с мужем. Тогда-то они и решили съездить в Армавир. Елена без труда нашла и дом, в котором был концлагерь, и дом, куда ее приводили на стирку. Но она не помнила, как звали ту женщину, ее спасительницу. Стала расспрашивать жильцов, они сказали, что только одна из живущих в этом доме Мария Гавриловна Страковская пережила оккупацию.
...Судьба причудлива и удивительна. Ковер мироздания соткан из подобных историй, которые подтверждают – случайностей не бывает. Нужно лишь остановиться на миг, чтобы в бытовой суете отыскать подлинный смысл жизни.
Владимир Захаров, директор Института политических и социальных исследований Черноморско-Каспийского региона
Оставьте свои комментарии