№ 5 (211) Март (16–31) 2013 года.

Сердца нет у времени…

Просмотров: 9068

Долгий звонок в дверь прервал семейный обед. К бабушке моей в кои веки пожаловала ее давняя знакомая Серик Давтян. Поседевшую женщину эту, спросившую, здесь ли живет Вардуи, я не знал, но пригласил войти и пройти на балкон, который с самого переезда в новую квартиру облюбовала себе бабушка.

Издав альбом «Армянское кружево», гостья наша спустя чуть ли не полвека с их знакомства пришла подарить его моей бабушке, известной мастерице что в ковроткачестве, что в искусстве вязания. Помню лишь, что, еще при мне пролистнув трижды альбом с ажурными рисунками, Вардуи моя с нескрываемым торжеством произнесла:

– Серик, тут у тебя не все узоры. С детских лет помню, по меньшей мере, еще три, которые сюда не вошли.

И, не дав опомниться старой знакомой, бабушка взяла крючок и моток белых ниток. Минут через десять все три узора, не вошедшие в книгу, ажурными снежинками светились на ладони ошеломленной Серик, кинувшейся обнимать мою бабулю. Надо было видеть ее лицо. Голос гостьи дрожал:

– Столько лет прошло, а ты все помнишь…

Суровые складки вокруг носа моей Вардуи проступили резче, и она горько выцедила:

– Помню, Серик, все помню, и как моих работящих братьев вы раскулачивали, помню. Как детишек их по миру пустили… Ну да ладно, жизни той не вернуть, да и к чему теперь старое ворошить. Сегодня у нас бухарский плов, будешь?..

По знаку мамы мы деликатно оставили их одних: пусть наговорятся. Проговорили они часа четыре. Потом гостья вдруг заторопилась, и бабушка попросила меня проводить ее до остановки автобуса.

Когда я вернулся в дом, разговор наш незаметно перешел на времена, когда у нас в пределах города был сад, на улице, носившей имя маршала Баграмяна. Вернее будет сказать, по наделу от садов, взращенных на армянской земле местными азербайджанцами. Куда они потом запропастились, никто толком объяснить так и не смог. Нам достался тутовник в десять деревьев, две черешни, пара вишенок, с пяток желтых слив, две старые орешины, на сухих ветках которых отдыхали невесть откуда налетавшие тутовые голуби. Кто владел трофейными ружьями, стрелял их по осени на плов, остальные криками и колотушками гоняли их шумные стайки, облеплявшие тяжелеющие сладкими ягодами ветки. Лично я любил шорох их крыльев, любуясь розовыми грудками алчных до спелых ягод птиц. Забираясь на верхушки тутовых деревьев, я искал и срывал большей частью ягоды, поклеванные ими. В пору созревания сладкую туту трусили в «чарсав», сшитый из нескольких простынь. В разгар сезона из ягод, жгущих нёбо сладостью, варили сироп дошаб, а когда и сушили. Бабушке нравился сладкий лаваш. Выплеснув перемешанное с мукой варево на чистую ткань, оставляли его на день-два. По просушке полотно это, смоченное влажной тряпкой, отпускало лакомство, заготавливаемое на зиму.

Потом, где-то с 49-го года начиная, выше нашего участка стали один за другим расти дома репатриантов-армян, прибывавших поднимать из разрухи обедневшую на мужчин родину. Живя бок о бок, мы с трудом понимали друг друга. Но первые уроки западноармянского брал я именно у них, этого ремесленного люда, озабоченного тем, как надежней укрыться от зоркого ока фининспекторов, норовящих держать их на коротком поводке…

Освоившись на новом месте, бабушка упросила отца построить ей там домишко. Через месяц небольшое строеньице из шлакобетона прочно заняло в саду свое место. Отец, выросший в американском приюте «Полигон» в Гюмри, а нас, Сагратянов, до кровавых событий 1915 года было 67 душ, из коих семеро ребятишек, включая Аристакеса моего, и выжили, раздобыл для любимой тещи, заменившей ему мать, печку-голландку, и бабушка обосновалась там на целых десять лет, пока территория эта не понадобилась городу под военный госпиталь.

Вокруг этого домика, слепленного из бросового шлака, отработанного паровозами и кучами лежавшего за пристанционной территорией, случилась курьезная история, стоившая нервов семье. Кто-то из недоброжелателей отца, явно не раз гостивший у нас в саду, а работал отец в ту пору военным комендантом железнодорожного участка и станции Ереван, донес в Тбилиси, где находилось управление железных дорог Закавказья, что Сагратян, растранжирив казенные деньги, отгрохал себе царские хоромы. По тем временам на любой сигнал, особенно когда речь шла о казенных деньгах, реагировали тотчас. Прибыла комиссия из трех офицеров. Составила акт, указав, что домишко слеплен из шлакобетона и никаких хором там не имеется, да к тому же на казенные деньги построенных. Шлак был бросовый, а на цемент полковничьей зарплаты вполне хватало. Годы спустя, случайно оказавшись в одном купе с непосредственным начальником отца полковником Мжаванадзе, узнал я, что по поклепу действительно заседала комиссия и что отец мой прибыл туда на суд офицерской чести. Передернув затвор и положив на папку с кляузным доносом пистолет, он сказал:

– Если авторы этого недостойного документа докажут мою виновность, я на глазах у всех пущу себе пулю в лоб, если нет – в присутствии комиссии сам расстреляю клеветников.

Обоих «обвинителей» из Ереванского управления железных дорог как ветром сдуло. Но то было годы спустя.

Меж тем бабушка моя, привычная к жизни на земле, осваивалась на месте. Уголь для печки отец ей завез, керосиновая лампа у нас осталась еще с войны, а как питьевой водой обеспечить ее, он не знал. Походив по округе, бабушка сама нашла выход. Метрах в двухстах ниже нашего участка проходил канал имени Сталина, по-над рекой Зангу. К осени бабушка завела десяток кур с кичливым петухом и стала поговаривать о поросятах. Первая же зима выдалась суровой. По воду бабушка ходила на канал, вернее, на рукав от него. Смотрителем того рукава оказался Вреж, щуплый человечек в ватнике, как вскоре выяснила бабушка, младший брат Драстамата Канаяна, с которым судьба свела ее в 1918 году в Дилижане.

Двух ведер речной воды, которая почти день отстаивалась в закутке за входной дверью, бабушке вполне хватало. Да и пила она ее всегда кипяченой.

Навестив ее в очередной раз и привезя карамели к чаю, услышал я трогательную до трагикомичности историю.

Оставшись вдовой с двумя малышами на руках, бабушка моя, умелая портниха, снимала две комнатки на первом этаже небольшого дома в Дилижане. Хозяева, люди совестливые, плату за жилье не поднимали, так что концы с концами она кое-как сводила. Послевоенная заваруха, начавшись в России, перекинулась на Кавказ, добравшись и до Армении. Части Драстамата Канаяна, порядком потрепавшего турок, вошли в курортный городок, нарушив суматохой мирный ход его жизни. Оттуда им предстоял бросок против формирований грузинских меньшевиков, претендовавших на часть армянских земель в пределах Лори.

Надо ли говорить, что людям, привыкшим разговаривать языком маузера, перечить никто не смел. Обходя дворы, ординарец Дро отбирал, где мог, овес для лошадей. Не найдя овса у бабушки, бравый красавец велел своим людям высыпать треть мешка найденного у нее зерна в торбу своего коня. Мало того, что зерно отобрал, он посмел еще и нагрубить ей, пригрозив отхлестать нагайкой, если та не заткнется. Тут сдержанного характера бабушку мою и прорвало.

На беду ординарца в руке у нее оказались ножницы, к тому же раскрытые: с утра она кроила платье жене главного врача санатория для легочных больных, прибывавших на лечение и в смутное время. Двух коротких ударов по голове, даже смягченных папахой, хватило, чтобы тот, взвыв от боли, кинулся прочь. Сорвав папаху, крича не столько от боли, сколько от страха, еще минуту назад хамивший тип припустил к штабу, орошая султанчиками горячей крови булыжную мостовую.

Не прошло и получаса, как за бабушкой прислал сам генерал Дро. Не оробев при виде грозного начальника, на вопрос, как она посмела поднять руку на его ординарца, бабушка разъяренной наседкой сама налетела на него с попреками:

– И вы еще называете себя нашими освободителями?! Грош цена грабителям, обирающим сирот!

Чего-чего, а подобной дерзости Дро, человек, по слухам, нрава неукротимого, от нее не ожидал. Как ни странно, выслушав ее и вняв сетованиям вдовы, он велел не только вернуть ей отобранное зерно, но и добавить к тому еще мешок. Перченая реплика бабушки вконец обескуражила генерала:

– И у кого же ты собираешься отнять его, этот мешок зерна? Или ты думаешь, он в горло нам полезет? Не сегодня завтра ты уйдешь, а мне с этими людьми здесь жить и жить. Опомнись! Лучше б взял под уздцы своих молодцов.

Вежливо попрощавшись, она развернулась и пошла домой. А в висках стучало: «Встреться мне по жизни такой мужчина, пошла бы за него не глядя!»

Покидая двухэтажный дом, где разместился Дро, Вардуи моя слышала, как распекает грозный командир своего подопечного:

– Гиланц, ты что, молоком подзаборной суки вскормлен?! Почто позоришь наше воинство?! Сдай коня и маузер и шагай отсюда на все четыре стороны! Глаза мои чтоб тебя не видели!

Стоя в раздумьях на балконе дома главврача санатория Леона Есаяна, Дро мог видеть, как по верхней дороге топал к Еревану его непутевый ординарец, а по нижней, рядом с боевитой вдовой, шагал один из его солдат, неся в руке торбу, снятую с морды коня Гиланца.

– Как же с этим зерном тебе быть, его же конь пожевать успел? – пытал ее сердобольный солдат.

– Не твоя забота. Промою, что в торбе осталось, просушу и пущу в обед. Конь – животное чистое, не чета человеку.

Вывел Дро из задумчивости голос хозяйки дома:

– Вы бы отведали здешних яблок.

На столе красовалась плетеная корзина с невиданными яблоками местных сортов.

– Они так ароматно пахнут, – сказал Дро.

Тикин Евгения, супруга главврача, пояснила:

– И нас он пьянит, этот запах, генерал. Апорт, бумажный и золотистый ранет, букет, скажу вам, совершенно прелестный. Их частенько в Тифлис нам привозили, когда мы с Леоном еще молодыми были.

– И что же занесло вас сюда, могли бы жить в своем маленьком Париже.

– Генерал, когда мы надумали пожениться, родители сказали, что готовы купить нам один из лучших домов в Тифлисе, магазин колониальных товаров открыть. Но мы дружно отказались, попросили выдать нам все эти деньги на руки и укатили в Европу. Пока Леон учился на врача, я изучала психологию, чтобы помогать мужу в непростой его работе. Легочники, генерал, народ мнительный. В них веру в выздоровление важно поддерживать. Чем я и занимаюсь, ведя занятия три раза в неделю. Что за портниху мою заступились, генерал, благодарствую. Человек она хоть и бедный, но совестливый. А что резка была с вами, простите великодушно. Судьба у нее не сложилась. В 12 лет ее выдали замуж за вдовца, дважды беременела, как сама мне говорила, отвернувшись к стенке, потом мужа призвали в ополчение, и затерялся он где-то, то ли в здешних лесах, то ли где еще. Словом, осталась она с двумя малышами на руках. Благо сметливая. Откуда-то узнала, как шьют муляжным способом, и нате вам – лучшая из здешних портних. Таких и в Тифлисе днем с огнем не сыскать, да и в Европе мало кто умеет, приложив ткань к фигуре, выкроить, что надо. Простите, заболтала я вас, а у нас сегодня на обед здешний рассыпчатый картофель, в золе запеченный. С печенью под сливовым соусом.

Под ласковый щебет тикин Евгении Дро вспоминал лучшие дни своей жизни – русскую гимназию в Эривани, мысленно благодаря учителей за основательную подготовку, военное училище в Пятигорске, службу с достойными офицерами. Калейдоскоп событий – покушение на губернатора Баку Накашидзе, потворствовавшего армяно-татарской резне, переброска оружия из Восточной Армении в Баязет, где предстояли стычки с регулярными силами турецкой армии, Ванский поход, активная работа в партии «Дашнакцутюн» – все разом всплыло в памяти и… разом вернуло к действительности. Да и отказаться от дымящегося на столе картофеля он уже не мог.

Что до моей бабушки, то, поделившись воспоминаниями о том времени с Врежем, бабушка услышала от него не менее безрадостную историю. Письмо от Драстамата, а почерк его Вреж знал, бог знает в какое время отправленное, дойдя через пятые руки до него, недвусмысленно намекало на то, что Дро знался со Сталиным, который сожалел, что не смог повлиять на решение членов Ревкома, прибывших в Ереван в начале декабря 1920 года: они не утвердили Дро, его ставленника, членом Ревкома. Единственное, что удалось Сталину в том времени, так это назначить Дро временным командующим войсками Советской Армении. Правда, в этом качестве пробыл он недолго, до начала января 1921 года, потом ввязался в авантюру, снабжая оружием участников февральского мятежа 1921 года против большевиков. Желая сберечь столь умелого человека для личных целей, Сталин велел не трогать его. Более того, даже вызвал его в Москву, приблизив к себе. Позволил открыть табачную лавку в Столешниковом переулке, держа его под рукой в надежде когда-нибудь обуздать дерзкое по сути своей дашнакское движение. Из письма следовало, что, решив сыграть на страхах набиравшего политический авторитет вождя, Дро предложил Сталину свои услуги в деморализации движения, сказав: «Ты только отправь меня туда. Я знаю, как смирить их нрав».

Снабдив Дро деньгами и подробными инструкциями, Сталин решился на такой шаг. Решился и… пожалел. Потому что, даже работая учителем в Трансильвании и развивая табачный бизнес в Болгарии, Дро занимался консолидацией разрозненных сил дашнаков. Слухи о репрессиях, которым подверглись в Советском Союзе знаемые им люди, побудили Дро покинуть Европу. На румынском танкере, зафрахтованном американцами, отбыл в Америку. А узнав об убийстве Троцкого, понял, что та же участь, возможно, постигнет и его, потеряй он бдительность. Стал ждать своих палачей. Но тут приспела война в Европе, и Гитлер показался Дро вполне приемлемым союзником в противоборстве со Сталиным. По просьбе Гиммлера вместе с Гарегином Нжде они взялись за формирование Армянского легиона из военнопленных армян для переброски на Восточный фронт. К неудовольствию немцев, да и Дро, недовольных советской властью среди военнопленных, большими группами попадавших в плен ввиду быстрого продвижения немецких войск, оказалось не так уж и много, так что немцы ограничились вовлечением этого людского резерва во вспомогательные работы, изредка используя в карательных операциях против партизан. Дро велел землякам жизни не щадить во имя и ради возращения родному народу его родины и исконных земель. Скорее всего, призыв сработал. Нашлись и такие, кто готов был пойти и на диверсии в глубоком тылу, даже в Армении. Дро жаловался брату, что Нжде, решительный в бою, в душе оставался романтиком и сторонником более мягкого разрешения спорных вопросов. Возможно, потому всеми силами и препятствовал засылке диверсантов в Армению.

Меж тем Сталину не раз докладывали, что Дро в форме генерала вермахта с маузером своим не раз и сам ходил в атаки под Пятигорском и в Крыму. В 1942-м слышал об этом от офицеров СМЕРШ и мой отец, назначенный в ту пору военным комендантом Краснодара. Тогда через наш дом, стоявший особняком, и прилегавший к нему скверик прошло не менее тысячи битых под Керчью красноармейцев, нередко волокущих за собой одну винтовку на троих. И среди них было немало армян. Один из них, известный хирург Иоаннисян, первым, глядясь в зеркало, вырезавший после войны себе аппендикс, завидев отца моего на улице, чуть ли не за двадцать – тридцать шагов снимал шляпу и оглашал улицу радостным криком:

– Всю жизнь мне землю целовать у ног твоих, как ты всем нам помог в ту годину!

Сказывалась повышенная чувствительность выживших в керченской мясорубке. Им

отец и впрямь помогал выправлять документы, возвращая кого в строй, а кого определяя в госпиталь – раны зализывать.

Сняв с народа невероятное напряжение четырех лет непосильных тягот, победа расслабила всех настолько, что мало кто вспоминал о людях, выпавших из поля зрения за последние десятилетия.

* * *

После поражения Германии следы Дро вроде бы затерялись. Мало кто тогда в Советской Армении знал, что Дро участвовал в создании Американского национального комитета армян без родины (АНКА), помогая уцелевшим армянам из перемещенных лиц, оказавшимся вне зоны советской оккупации, устроиться в новой жизни. Вреж если и знал что о послевоенной судьбе брата, то отрывочно. Время от времени кто-то что-то передавал из уст в уста. Мир, он не без добрых людей. Доподлинно известно, что на всемирном съезде партии «Дашнакцутюн», который имел место в 1947 году, Дро подробно отчитался о роде и характере своей деятельности в годы войны, приведя неопровержимые доказательства своего непосредственного участия в спасении сотен армянских жизней, включая коммунистов, избавив их от истязаний и пыток в концлагерях. Но и делая вид, что служит немцам, Дро помнил, что он на мушке у вождя. И помнил не зря. Троих чекистов-армян, засланных к нему под видом ярых дашнаков, Дро каким-то звериным чутьем вычислил и лично расстрелял, закопав тела у себя в саду. Так, по крайней мере, говорил бабушке Вреж, не преминув сказать, что все до единого Канаяны были в конце тридцатых высланы под Вятку и высажены из вагона в чистом поле. Там им, по воле Сталина, предстояло обосноваться на все времена, как и кончить дни свои. Из всей большой семьи одному ему удалось по чужому паспорту выбраться оттуда. Потому и сидел он тут тихо, как можно реже показываясь людям на глаза. Кто знает, не давний ли друг или сослуживец Дро пристроил его на столь неприметном месте? Как бы то ни было, а году в 46-м дела обстояли именно так.

Ютился Вреж в небольшом домике смотрителя канала, напоминавшем будку стрелочника на железной дороге. Колченогая тахта под старым карпетом, чугунок для варки каши, закопченный чайник да очаг в углу. Таким его закуток и запомнила моя бабушка.

Зимой 49-го, возможно, перебирая в мыслях несчастливую судьбу своего рода, заглядевшись на воду, несущую, казалось бы, само время, Вреж упал в канал и еле выплыл. Пробрало его, видать, основательно, потому что бабушка моя дня два его не видела. Потом пошла к его домику. Тело Врежа горело, беднягу знобило, зуб на зуб не попадал. «Сатылджам!» А что с людьми бывает после такой простуды, бабушка знала. Сбегала к себе, набрала проперченного рассола из бочки, сработанной знакомым молоканином, и влила в тщедушного смотрителя воды чуть ли не полбидона спасительного напитка. Потом долго растирала его водкой двойной перегонки, которую гнала из туты, бывшей у нас в изобилии. На другой день температура спала, и Вреж попросил есть. «На поправку пошел», – решила про себя моя Вардуи и принесла ему молочную кашу – катнов, заставив есть ее, чуть ли не обжигаясь.

Точно так же, уже после ухода частей Дро из Дилижана, выхаживала она и красноармейца Торгома Геворкяна, уроженца Хоторджура, с чистой совестью брошенного боевыми товарищами метаться в тифу. Насмотревшись тех и этих, красных и белых, решила бабушка, что все это напоминает ей коровью лепешку, которую переехало колесо времени: что та половинка, что эта – одно дерьмо.

В 1926-м, создав первую коммуну в Советской Армении, Торгом звал ее в жены, но она отказала ему. Тогда-то впервые и признался он ей, что среди мстителей, уложивших палача Джемаля-пашу в Тифлисе, был и его брат Арташес. Сказал, что зазря при этом пострадал дворник, откуда-то взявшийся в ту минуту и вцепившийся мертвой хваткой в одного из его товарищей. Жаль, пришлось уложить беднягу.

Вернулся Торгом из ссылки в 56-м, за месяц до кончины Врежа, так и не дождавшегося своих родных из вятской ссылки. О смерти смотрителя канала в милицию сообщила бабушка. Участковый нашел врача, и тот засвидетельствовал акт смерти.

Рядом с бабушкой над остывшим телом смотрителя канала стояли врач и человек, так и не назвавшийся. Он-то и сказал, что Вреж хотел быть похороненным рядом с будкой своей. Возможно, он и устроил в свое время Врежа на работу, этот тихий товарищ с неприметными чертами лица, укрыв его от любопытных глаз. За отсутствием родных и близких, могущих захоронить его на городском кладбище Тохмах- гел, предать земле его с молчаливого согласия милиционера и врача решили здесь же. Могилу для Врежа рыли недолго. Благо махонький он был, уместился там полностью. Тот, не представившийся, прикатил откуда-то валун и водрузил его в изголовье.

Как поведала мне об этом бабушка, так невольно всплыл в памяти диалог из записных книжек болгарского писателя Георгия Стаматова:

– Почему на похоронах такого человека было так мало провожатых?

– А сколько может быть друзей у порядочного человека?!

Через два месяца, уже прощаясь с садом, отошедшим к городу, побывала бабушка на могиле Врежа. Рукой неумелого каменотеса на валуне значилось два слова: Вреж Канаян. Ни даты рождения, ни смерти.

* * *

Биться сердце моей бабушки перестало в 1980 году. Она, как и тысячи матерей, пережила смерть сына Асатура, удостоенного еще в 1938 году ордена Трудового Красного Знамени за изобретение первого в мире миноискателя. Парторг радиозавода им. Козицкого в Ленинграде, он, отправив на фронт всех своих товарищей по цеху, не желая смотреть в глаза вдовам и сиротам, кладет бронь на стол секретаря райкома и уходит в ополчение – отстаивать город от напиравших немцев. Получив две пули в легкое, отправлен был эвакуационным госпиталем в Омск, налаживать новое оборонное оборудование. Газовая гангрена, последствие ранения, не пощадила его…

Сердце моей Вардуи не выдержало горечи известия о том, что могила ее сына в Омске осквернена скинхедами, что мраморная плита с прощальными словами матери, привезенная ею из Еревана, расколота.

Ашот Сагратян

Поставьте оценку статье:
5  4  3  2  1    
Всего проголосовало 47 человек

Оставьте свои комментарии

  1. Дро - Герой армянского народа.Он много полезного сделал.
  2. Дро - герой? Много сделал? Да что Вы такое говорите? Как "НК" меня разочаровал! Поместить статью об этом "нацисте" и "гитлеровце"! Кто он вообще такой, чтобы о нем писать в "НК"? Разве он был наместником Москвы в Армении, проявив себя чуть гуманнее чем Хворостян и тем самым войдя в историю Армении как спаситель и гуманист? Или может он спас большого "друга" армян Черчилля и отца всех народов Сталина? Нет. Ничего такого для армянского народа он не сделал. А грехов на Дро сколько! В 1905 году участвовал в терроре против российских чиновников на Кавказе, претворявших в жизнь идею Армении без армян. Грохнул губернатора Накашидзе, который как и его коллеги раздавал азерам оружие и призывал их к массовым убийствам армян. Это же кем был этот Дро, что поднялась у него рука на такого человека? Посягнул на самое святое, что может быть для армянина (на представителя российской власти)! А в 1915 году что творил? Пока российские войска терпеливо дожидались, когда турки окончательно расправятся с восставшим Ваном, пришел на помощь восставшим. И это без соответствующего приказа русского командования! Ну Ван потом туркам всё равно сдали, чтобы они дорезали тех, кто из-за этого негодяя Дро уцелел, но каков наглец был, что посмел самодеятельностью заниматься! А то что в 1918 году под Баш Апараном остановил наступление турков и тем самым во многом предопределил исход Сардарапатской битвы это разве заслуга? Вот если бы он советским послом в Анкаре поработал, тогда бы нашим национальным героем стал! А тут о каком героизме можно говорить? Ну а уж что потом вытворял и вспоминать не хочется. И это после того как Советы выпустили его из страны (оставив в заложниках и сгнобив здесь его семью). Ответил черной неблагодарностью! Посмел думать не о торжестве мировой революции и монополии Сталина на террор в отношении армянского народа, а о том, что будет с армянским народом в случае победы Германии. А настоящего армянина вообще не должна была волновать судьба его народа. Ведь армянский народ не более чем средство укрепления величия СССР (России). Не более того. Любые другие мысли это узкий, пещерный национализм! Как в России искренне недоумевали, когда в Армении посмели прах Дро перезахоронить на Родине! Ведь нет чтобы поставить памятник героям, которых Москва подослала, чтобы его убить, а он их "звериным" чутьем выявил и порешил. Как можно не видеть в упор настоящих героев и восхвалять мнимых? Те, кто по приказу из Москвы убили католикоса Хорена, пытались убить Дро... Вот о ком надо было "НК" написать и не по одному разу! А всякие дро, нжде и прочие натали даже строчки недостойны! Нужно срочно выкупить весь тираж номера и сжечь этот позор "НК", а Сагратяна больше не печатать! Скоро вернутся Мирзояны и снова примутся рассказывать нам про кого надо.
  3. Спасибо за смелость и искренность! Дро и его защитник Саградян одиозные фигуры.
  4. Дро даже сейчас боятся враги Армении. Слава Драстамату Канаяну!
  5. Ваша непонятная ирония похожа на агонию человека,потерявшего действительность.А Дро,Нжде,Андраник,Сероб - Герои армянского народа.
  6. Спасибо, публикаций о Дро не было раньше. Очень противоречивая фигура.
  7. Впервые появилась статья о человеке Дро, а не о национальном герое. И живо подано.
  8. Дашнак, если Вам не понятна моя ирония, попробуйте перечитать мой пост еще раз. Если снова не поймете, ничем помочь не смогу. Да и желания помогать нет, так как что-то мне подсказывает, что Вы вовсе не дашнак и с первого раза всё прекрасно поняли. А "действительность потерял" (утратил чувство реальности) не я, а те кто думают, что Арутинов - слава армянской нации, а Дро "много полезного сделал", но личность противоречивая. И утратили чувство реальности они во многом благодаря армянским СМИ, на которых никак не сказалось обретение Арменией независимости. Мне вообще не очень понятно, зачем нам независимость, если мы и после ее обретения продолжаем славить московских наместников и чекистов, при этом стесняясь людей, всю жизнь остававшихся в авангарде борьбы за сохранение нации и Родины. Что касается самой статьи, то Зоравар Дро, конечно же, заслуживал другой статьи. И не одной. В отличие от Арутинова он действительно достоин того, чтобы писать о нем не раз и не два. Хотя бы потому что в одной статье о нем трудно рассказать. И с азерами сражался в 1905-м, и с турками (1915-1918) и грузин на место поставил (1918). Его подвигов во имя сохранения армянской нации на несколько статей хватит. Настоящая легенда национального движения! Сотрудничая с нацистами, сделал для армянской нации никак не меньше, чем те кто был в рядах антигитлеровских союзников. А вошли бы немцы в Закавказье (что было вполне возможно), сделал бы намного больше и сыграл бы важнейшую роль в сохранении армянства в этих условиях. С точки зрения национальных интересов армянского народа он действовал исключительно правильно, когда пошел на контакт с немцами. Он был одним из немногих представителей нашей нации, для которого эти интересы были абсолютным приоритетом, а всё остальное шелухой. Для большинства армян всё наоборот (потому наша нация и сидит в крошечной резервации да еще слывет в мире оккупантом чужих земель). Сагратян видимо в этой статье попытался и о самом Дро рассказать и о его семье... Получилось не очень удачно. Слишком широко взял, да и "воды" многовато. Несколько лет назад великолепная статья о Дро и его семье была в "Аниве". Интересующимся темой рекомендовал бы ее почитать (http://www.aniv.ru/archive/31/zalozhniki-cistemy-omari-hechojan/). Но сам факт, что в "НК" вспомнили, что газета армянская, а не российская и решились посвятить большой материал "нацистскому пособнику" несомненно заслуживает позитивной оценки. Я не сразу своим глазам смог поверить, когда фотографию Дро увидел.
  9. Уж очень вы кудряво высказываетесь,не все и сразу понятно.Непонятно ваше удивление,увидев статью о Дро.Разве "НК" не писали об Андранике,Геворг Чауше,Нжде,героях советского времени:Баграмяне,Бабаджаняне,Худякове и т.д.? А газета и армянская,и российская,за то её и уважаем.
  10. Враги армян обязаны лаять на Дро.
  11. Такое впечатление,что пещерный нацист не армянин.Он защищает Дро от кого?Кто против Дро на этом сайте? Дро - герой,но такие же герои и Андраник и Нжде,и Арутинов,которому выпала нелегкая доля руководить Арменией в сталинское время.Он спас сотни армян от лагерей и расстрела.
  12. Ну на Вашем фоне, Сын Паргева-дашнака, все дураки. Вы один у нас умный. Только Вы знаете, кто чьим союзником был. Спасибо, что просветили меня темноту. Низкий поклон за ликбез.))) На форуме Дро защищать не надо. Тут кроме Вас, многоликий Вы наш, вообще мало кто еще остался. А от Вас Дро защищать нет необходимости, так как Вам абсолютно наплевать и на Дро и на Арутинова и на Армению и на Россию. У Вас одна всепоглощающая любовь - "НК". И опубликуй "НК" панегирик Талаату, Ататюрку или Гитлеру, Вы с тем же энтузиазмом под разными никами бросились бы восхищаться точностью высоких оценок этих исторических личностей. Но защищать память Дро и Нжде, к сожалению, есть от кого. В России даже памятник Андранику не дали установить, хотя он был офицером русской армии и вообще пророссийским деятелем. Что уж говорить об отношении к людям, которые вовсе не жаждали прихода немцев в Закавказье, но понимая высокую вероятность подобного развития событий, пытались минимизировать возможные негативные последствия для армянского народа. Вот и приходится защищать. А объяснять, что нельзя ставить на одну доску людей, посвятивших жизнь борьбе за национальные ценности, и тех, кто служил империям разных времен (от Византии до СССР), бесполезно. Для многих армян московский наместник при правлении которого задушили католикоса и убили в тюрьме Чаренца всегда будет таким же героем как преданный только национальным ценностям Дро. А-то и более значимой фигурой. С такой системой ценностей наш народ обречен на вечное духовное рабство, а страна на пребывание в статусе чьего-то форпоста. Пока революция в головах не произойдет, независимость будет только формальная. В виде наличия посольств и флага перед зданием ООН. А определять нашу судьбу будет кто угодно только не мы сами.
  13. Вот и давайте спасать Армению!А сказать красиво может каждый. Вру, не все могут так сказать,как вы.Наш народ не готов к независимости.
  14. Спасибо Вам и редакции за возможность побольше узнать о Дро Канаяне.
  15. Слава Дро!!! Спасибо!! Пищите о Дро больше! А на уродцев не обращайте внимания! Хрен с собаками!
  16. По прошествии времени трудно судить о той или иной исторической личности совершенно объективно. Поди разберись, кто герой, а кто не герой. Я полагаю, что раз газета подняла эту тему и вызвала обсуждение - это уже хорошо, в этом задача газеты. Правда, многовато истории, политики и маловато современной, социальной, культурной тематики. Чем занимаются армяне сегодня - в Армении, в России, в Европе, в Америке, есть ли связь между ними, что ожидает следующие поколения армян - это более актуальные проблемы.
  17. Вы правы, на страницах НК слишком много истории, где легко запутаться. К тому же Дро такая неоднозначная фигура! А вот современным проблемам редакция уделяет мало внимания. Что с нашим народом происходит, кто лидеры, какая у нас сегодня национальная идея,почему столько откровенных бандитов и рвачей оказалось во власти, как очищаться обществу и Армянской церкви, что ожидает наше молодое поколение и т.д. Вопросов много...
  18. Не согласен,что истории много на страницах "Ноего Ковчега",наоборот очень много сегодняшнего дня,особенно политики.Практически в каждом номере представлена Армения,Грузия,Азербайджан,Россия,Иран,Турция,Страны СНГ,Израиль,Сирия,с проблемами,прогнозами,комментариями.Это и понятно,ведь газета политическая,а не общинная.А Сагратян написал интересно о Дро,читается до конца.
  19. Из записной книжки Дро: "Инртиганам веками прописывали венецианистый калий".
Комментарии можно оставлять только в статьях последнего номера газеты