№ 16 (222) Сентябрь (1-15) 2013 года.

Три родины писателя Егорова

Просмотров: 4043

Свой 90-летний юбилей известный писатель Николай Егоров отмечал дважды: сначала в Грозном, откуда он восемнадцатилетним пацаном ушел на фронт, а потом в Ростове-на-Дону, где живет уже почти полвека. Третьей своей родиной (но не по значимости, конечно, все они одинаково дороги его сердцу) он, как всякий армянин, считает Аястан.

В Чечню Николая Матвеевича пригласили по приятному поводу: ему присвоено звание «Почетный гражданин города Грозный». Как признается сам виновник торжества, он «никак не рассчитывал на такую высокую оценку своего скромного дара». Егоров подарил городу, где родился, коллекцию современного искусства – картины, скульптуры, которые собирал 65 лет, и свою библиотеку по искусствоведению.

«В Ростове художественных музеев несколько, а в Грозном всего один, да и тот еще полностью не восстановлен после войны», – так объясняет писатель и искусствовед Николай Егоров свой необычный по нынешним временам поступок. А уж мысли выгодно продать коллекцию, которая стоит немалых денег, чтобы себя порадовать на старости лет, да еще детям и внукам оставить приличное наследство, у него и вовсе не было. У старого солдата еще те, прежние понятия об истинных и мнимых жизненных ценностях.

Нашему корреспонденту удалось взять у ветерана интервью в перерыве между его вояжами: недавно он вернулся с Черноморского побережья, куда ездил с дочкой и внуками – нужно было немного отдохнуть, ведь он по-прежнему много работает. Пишет не только воспоминания, но и статьи для журналов и газет, причем на злобу дня. Сейчас заканчивает статью для газеты «Академия» о весьма больном для современной России вопросе: как россияне воспринимают сегодня Кавказ и где истоки свирепствующей в стране кавказофобии.

– Николай Матвеевич, Вы первый свой бой помните?

– Все журналисты обычно просят рассказать какой-нибудь яркий военный эпизод. Но самые яркие впечатления от войны, от этого ада словами передать все равно невозможно. Заявление в военкомат я отнес 22 июня 1941 года. Командовал сначала ротой, потом батальоном и, поднимая солдат в атаку, сам поднимался первым. А как же иначе? Но ведь я прекрасно понимал, что меня могут убить в любой момент. И самое трудное – не думать об этом, об этом просто нельзя думать, иначе ты не сможешь трезво мыслить, оценивать ситуацию и руководить бойцами, вести бой.

Мой товарищ Юра Макаров, с которым мы вместе за пять месяцев получили лейтенантские погоны в военном училище (в 18 лет мы стали офицерами), погиб в первые секунды своего первого боя – только поднялся в атаку, и его тут же сразила пуля. Но он погиб за родину как герой! А мне вот, считай, повезло, я дошел с боями от Курска до Волги и потом обратно до пушкинского Михайловского, получил тяжелое ранение. После госпиталя врачи меня комиссовали, так я стал инвалидом войны. Может, потому жив остался, что какое-то время был командиром взвода разведки. Да, мы ходили за линию фронта в расположение немецких войск, и все же это было менее опасно, чем открытый бой.

Она очень страшная, эта правда войны. Но, собственно, какой был еще у нас выход, кроме как идти в атаку? Сдаться? Конечно, были такие, кто сдавался, но это не мужское дело...

– А награды у Вас есть?

– Конечно! Ордена и медали, хотя сначала награды давали скупо, не так, как потом, в конце войны. Другой был порядок награждения: пока бумаги дойдут до Верховного Совета, пока их там рассмотрят... Многие герои не дождались своих наград, погибли раньше. А уже во второй половине войны право награждать получили даже командиры дивизий, и уж им-то на передовой не было никакого резона проявлять скупость. Они видели, как эти ордена зарабатываются – потом и кровью.

– Как Вы стали писателем?

– Первые свои стихи я опубликовал в дивизионной газете. А уже потом, когда вернулся домой, в Грозный, стал журналистом республиканской газеты «Грозненский рабочий», дорос до ответственного секретаря – это, по сути, начальник штаба редакции. У нас была самая простая семья: мама работала уборщицей, она вообще грамоты толком не знала, отец – станочником на заводе, но при этом они были культурными, порядочными людьми, и я их считал и считаю главными своими учителями. Они никогда соседям резкого слова не сказали, я никогда не слышал, чтобы отец с матерью между собой ссорились. Мы очень бедно жили, нас, пацанов, у родителей было двое (мой младший брат потом погиб на фронте), но они покупали нам книги. Главный подарок, который я получил в детстве – томик Пушкина. Увидев, что я увлекаюсь рисованием, мне выписали журнал «Юный художник».

Когда я стал писать рассказы и повести, то понял, что для творческого роста мне нужна литературная среда, и принял решение переехать в Ростов. В те времена особой разницы не было, где жить – в Чечне или на Дону, мы все, южане, считали друг друга не просто соседями, а почти земляками. Никакой межнациональной розни тогда и в помине не было. Я – армянин (мой отец был призван на Первую мировую войну из Армении, и уже в царской армии ему поменяли фамилию на русскую, мама в юности из Вайадзора перебралась на Кубань), а друзья у меня были русские, чеченцы, евреи – короче, полный интернационал. Мы как-то вообще значения не придавали тому, кто какой национальности. Это было неважно, главное, какой ты человек...

В чести была порядочность, верность данному слову, умение искренне (а не из-за какой-то выгоды) дружить, хорошо знать и любить дело, которым ты занимаешься – халтурщиков не уважали ни в редакции, ни на заводе или стройке. Хорошие были времена, и с той поры я как был, так в душе, по убеждениям, и остался коммунистом.

– Вы член КПРФ?

– Нет. Товарищи меня уговаривали вступить, но я отказался. Я на фронте в партию заявление написал, коммунисты первыми в атаку поднимались – как в знаменитом стихотворении Межирова написано. Это все правда, был такой приказ: «Коммунисты – вперед!» И шли вперед, заслоняя собой товарищей.

Я совсем зеленый был командир, а вот политруком у нас был коммунист, директор школы, уже, как мне тогда казалось, в летах – сорок лет ему было. Так пока мы в атаки ходили, он всем занимался – и чтобы боеприпасы вовремя подвезли, и чтобы бойцы были сыты, обуты-одеты. Всегда поможет, подскажет, ободрит. А если командир ранен, сам в атаку бойцов поведет – настоящий комиссар!

И только после войны я начал понимать, что в нашей партии не все такие люди. Разные там были люди, и совсем не все в мирные уже годы по убеждениям туда вступали, немало лезло карьеристов. Так что я считаю, что КПСС не Рейган развалил, партийная верхушка переродилась, стала ваучеры скупать. Эти-то товарищи, которые хотели стать господами, знали, где что взять из народного добра. И в выборе средств «первоначального накопления капитала» совсем не стеснялись. Такие под расстрел в борьбе за идеалы не пойдут, это уж точно!

Сейчас как раз борцов-то и пинают все кому не лень. Недавно прочитал, как один публицист уже и декабристов охаивает – не надо было им, дескать, восстание поднимать. И мне очень захотелось у него спросить: «А где бы ты был, если бы не декабристы, которые разбудили Герцена, а потом и марксисты подхватили знамя освободительного движения в России? Смог бы ты хотя бы образование получить?» Наша революция весь мир перевернула. Историю не надо перекраивать и переписывать! Что было, то было...

– Над чем Вы сейчас работаете?

– Газета «Академия» (она выходит в Ростове, а распространяется в вузах и научных институтах всего Южного и Северо-Кавказского федеральных округов) попросила написать статью о моих впечатлениях от сегодняшнего Грозного.

Восстановленный из руин город, конечно, впечатляет. Но я хочу написать не только об этом. Сегодня, к сожалению, вся остальная страна (и чем дальше в глубь России, тем это заметнее) воспринимает Кавказ как нечто враждебное. И в первую очередь это относится к Чечне и чеченцам. Но я-то знаю, что это ошибочное мнение, что нельзя боевиков ассоциировать со всем народом. Все мои чеченские друзья – прекрасные люди!

В свой последний приезд я навестил свою одноклассницу. Представьте, сколько ей пришлось хлебнуть горя: в детстве депортацию вместе со всем народом, уже в преклонных годах – так называемые чеченские войны, первую и вторую, но при этом она сохранила ясный ум, жизнелюбие и доброту к людям. Кстати, в семь лет я пошел учиться в первый класс армянской школы, она была тогда в Грозном. А потом родители перевели меня в русскую школу. Но чеченцы считают меня своим писателем: в литературном музее в Грозном среди классиков чеченской литературы висит и моя фотография.

Кстати, и мои земляки из Вайадзора приглашали меня на открытие дома культуры. «У нас и военачальники свои были, и ученые, и крупные руководители, а писателя не было, – так они мне сказали, – так что вы будете нашим писателем!» Я, конечно, согласился с радостью: ну кто ж отказывается от такой славы (да еще прижизненной!) на родине предков?

– Вы считаете, что жизнь удалась?

– Пока да, а там видно будет – еще, как говорится, не вечер – кавказские аксакалы долго живут! А если серьезно, жизнь мне действительно выпала интересная, яркая, я всегда занимался любимым делом, меня окружали прекрасные люди. У нас замечательная семья: жена, дети, внуки... Грех жаловаться!

Беседу вела Анна Лебедева

Поставьте оценку статье:
5  4  3  2  1    
Всего проголосовало 15 человек

Оставьте свои комментарии

Комментарии можно оставлять только в статьях последнего номера газеты