№4 (279) апрель 2016 г.

Иран после санкций

Просмотров: 4475

После того, как в январе нынешнего года США и Европейский Союз объявили о снятии экономических санкций против Ирана, введенных в связи с обвинениями этой страны в разработке ядерного оружия, Исламская Республика резко повысила свою внешнеполитическую капитализацию.

Какую роль станет играть Тегеран в различных регионах, где без учета его интересов невозможна стабильность и поступательное развитие? Вне зависимости от отношения к Ирану и его внешней политике, очевидно, что без него трудно распутывать многочисленные узлы в странах Ближнего Востока, Афганистане, Центральной Азии и на Кавказе. Подтолкнет ли своеобразная «реабилитация» Исламской Республики формирование новых региональных и международных конфигураций?

С оптимистическими выводами по поводу прорыва всегда следует быть осторожными. Наступила «разрядка». Однако в новейшей истории немало примеров того, как «оттепель» не превращается в полноценное лето. История, как известно, по линейке не развивается. Не выстраивается она и вне различных политических и социально-экономических контекстов. И сегодня в «иранском вопросе» существует немало подводных камней. Среди них и позиция части американского истеблишмента, считающего действия нынешнего президента Обамы проявлением необоснованной уступчивости, а его самого слабым лидером, и прохладное отношение к активизации иранской роли на международной арене в Израиле.

Как бы то ни было, а уже сегодня различные государства, и в особенности соседи Ирана, просчитывают возможные последствия от нормализации отношений Исламской Республики с Западом. Исторически амбиции Ирана обращены, прежде всего, в сторону Персидского залива. Однако значение Кавказского региона традиционно было и остается для Ирана высоким. Исламская Республика имеет 660 километров границы с Арменией и Азербайджаном. Значительный интерес Тегеран проявляет и к среднеазиатскому направлению, учитывая тревожное афганское соседство. Особая статья – это отношения с Россией, самой крупной постсоветской страной, имеющей широкие амбиции на международном уровне и заявляющей о своем «повороте на Восток» вследствие самой масштабной после окончания «холодной войны» конфронтации с США и их союзниками.

Не менее важными являются и ирано-турецкие отношения. Две эти страны проявляют активность на кавказском направлении. Турция – стратегический союзник Азербайджана, проявляющий к тому же заинтересованность в укреплении своего влияния в Грузии и оформлении своеобразной оси Анкара-Тбилиси-Баку. Для этого сделано уже немало. Первый трехсторонний саммит глав МИД Грузии, Азербайджана и Турции прошел 8 июня 2012 года. По его итогам была подписана Трабзонская декларация, которая обозначила приоритетные сферы для регионального сотрудничества. С этого времени министериалы проходят на регулярной основе один раз в полугодие. Три страны реализуют энергетические проекты «Баку-Тбилиси-Джейхан» и «Баку-Тбилиси-Эрзерум», а также ведут строительство железной дороги «Баку-Ахалкалаки-Тбилиси-Карс». Все они проявляют интерес к участию в двух трубопроводных проектах – Трансанатолийском и Трансадриатическом, то есть стремятся играть роль энергетической альтернативы России в деле обеспечения Европейского Союза углеводородным сырьем.

Действия Ирана в Кавказском регионе по сравнению с Турцией не выглядят слишком активными. Однако, по словам профессора Сейеда Джавада Мири, Тегеран «абсолютно убежден, что проблемы Кавказа могут быть решены только самими странами региона, а присутствие нерегиональных игроков, таких как Великобритания, Китай, США или Израиль, только ухудшает ситуацию». Отсюда и крайне негативное отношение Исламской Республики к любым попыткам интернационализации Кавказа под различными предлогами.

Официальный Тегеран не раз заявлял о том, что не видит «базовые принципы» нагорно-карабахского урегулирования, предложенные тремя сопредседателями Минской группы ОБСЕ (США, Россия и Франция) в качестве основы для разрешения этого конфликта. Ни одна страна, кроме Ирана, не заявляла о наличии у нее альтернативного варианта урегулирования. И хотя публично иранская альтернатива до сих пор не явлена миру, по совокупности прямых и косвенных доказательств можно сделать следующий вывод. Исламскую Республику не устраивает международная миротворческая операция в непосредственной близости от ее границ. Уже это одно делает Тегеран важным игроком на Кавказе.

При этом позиция Тегерана по Сирии принципиально отличается от подходов Анкары. Свержение Башара Асада видится в Иране, как опасный прецедент для радикальной перекройки Ближнего Востока, в то время как Турция рассматривает свое вмешательство в конфликт, как дополнительную возможность для повышения своей геополитической капитализации в диалоге и с Вашингтоном, и с монархиями Персидского залива.

Перед новыми вызовами в связи с «реабилитацией» Ирана встает и Азербайджан. «Нефтяной фактор» с полноценным выходом на рынки постсанкционного Ирана может создать проблемы не только Москве, но и Баку. В последнем случае это не только экономические, но и политические вызовы. Многие годы азербайджанские власти повышали свою капитализацию, как участники столь пестуемого Западом «энергетического плюрализма». Формула «нефть в обмен на права человека», конечно же, никогда не провозглашалась открыто, но де-факто она действовала. И Баку в отличие от Еревана и даже Тбилиси гораздо реже подвергался критике за отступления от демократических процедур (взять хотя бы снятие ограничений на количество президентских легислатур для одного человека). Однако в последние два года со стороны США и ЕС все чаще звучат критические выпады в адрес азербайджанских политических деятелей, что, конечно же, пока не означает полной ломки сложившихся моделей отношений. Но остроты ситуации прибавляют и экономические прогнозы. Так, в своем ежегодном докладе за 2014 год «World Oil Outlook» влиятельное международное объединение стран – экспортеров нефти ОПЕК обнародовало прогноз, согласно которому в течение ближайших трех лет Азербайджану не удастся поднять планку суточной добычи «черного золота» выше 900 тыс. баррелей. В 2019 же году уровень и вовсе снизится до 800 тыс. баррелей. И дальнейшие перспективы прикаспийской республики выглядят, по мнению ОПЕК, столь же пессимистичными. Если представить себе подключение Тегерана (в той или иной мере) к «энергетическому плюрализму», то неизбежно встанет вопрос об особенной модели взаимоотношений Баку с Западом.

Эти факты помогают нам объяснить тот интерес, который в последнее время демонстрируют Азербайджан и Турция по отношению к Ирану. Так, 23 февраля Тегеран посетил азербайджанский лидер Ильхам Алиев. В программе его визита была встреча с иранским коллегой Хасаном Роухани и высшим духовным руководителем Исламской Республики Али Хаменеи. «Азербайджан всегда выступал против санкций в отношении Ирана и открыто заявлял об этом на международной арене», – констатировал Алиев. Визит азербайджанского президента в Тегеран стал знаковым политическим событием. Ильхам Алиев и Хасан Роухани провели первые двусторонние переговоры на высшем уровне после снятия антииранских санкций и достижения компромисса между Исламской Республикой и Западом. Переговорная повестка дня была весьма насыщенной. Президенты обсудили перспективы сотрудничества в банковской сфере, развитии инфраструктурных и социальных проектов. Был подписан и целый ряд двусторонних соглашений.

По следам Ильхама Алиева вскоре последовал и турецкий премьер-министр Ахмет Давутоглу. В его визите также была своя особая символика. Глава правительства Турции побывал в Иране в канун важного для Анкары совместного саммита с ЕС, на котором обсуждался миграционный кризис и попытки его преодоления. Забегая вперед, скажем, что турецкая сторона де-факто получила от Европы то, что хотела. Она вызвалась играть роль своеобразного форпоста на пути мигрантов и беженцев, получив за это щедрое финансирование и забвение (не факт, что полного и окончательного) жестких действий президента Эрдогана против СМИ и оппозиции. В Тегеране Давутоглу подробно говорил о конфликтах на Ближнем Востоке, и пафос его выступлений был проникнут идеей сохранения территориальной целостности. Этот сюжет является одним из приоритетов иранской внешней политики.

Не принимая политику Запада, иранцы в то же время не стремятся таскать каштаны из огня для кого-то другого. По словам тегеранского директора Центра стратегических исследований Ближнего Востока Кайхана Барзегара, ситуация на Украине для Ирана не выглядит, как региональный кризис. Это – проблема «соревнования великих держав, каждая из которых вовлечена в важные для нашей страны дела». Отсюда необходимость для Тегерана «активной нейтральности». Впрочем, и до Украины Исламская Республика предпочитала статус-кво изменениям границ (что уже было продемонстрировано на примере Абхазии и Южной Осетии). Еще в феврале 2010 года тогдашний иранский посол в Москве (в то время им был Сейед Махмудреза Саджади) заявлял: «Мы осудили грузинскую агрессию... и объявили о том, что мы готовы выделить средства на восстановление Абхазии и Южной Осетии. Но признание независимости таких объектов в этом регионе пока не входит в основную политику Исламской Республики Иран».

В ходе же тегеранского визита премьер Турции вспомнил о пресловутом соглашении Сайкса-Пико. В мае нынешнего года этому проекту, заложившему основы раздела Ближнего Востока на сферы влияния, исполняется 100 лет. Для турецкого нарратива соглашение Сайкса-Пико если и не равнозначно Севрскому миру 1920 года, то воспринимается однозначно негативно. Оно рассматривается, как инструмент вытеснения Турции из региона, в котором ее исторический предшественник Османская империя играла особую роль. Подобные апелляции, по мысли Давутоглу, должны вызывать отклик в сердцах иранских политиков, которые, как и их турецкие коллеги, считают сокращение влияния Персидской державы на Кавказе и на Ближнем Востоке причиной сегодняшних конфликтов. Согласно оценке профессора Сейеда Джавада Мири, разрыв между Ираном и Кавказом «сказался очень пагубно на всех сторонах. И мы видим продолжающиеся трагедии с того времени и до наших дней (нестабильность в Грузии, проблемы Южной Осетии и Абхазии, война и конфликт между армянами и азербайджанцами, неразрешенная проблема Каспия)».

Таким образом, у Баку и Анкары есть заинтересованность в привлечении Тегерана на свою сторону. И турецким, и азербайджанским политикам хотелось бы ослабить связи Ирана с Арменией и Россией. Ереван, отношения которого с Тегераном до сих пор находились под пристальным надзором США (в особенности экономические контакты с учетом фактора санкций), после отмены санкций может пойти по пути наращивания контактов. Это актуально для Армении, учитывая, что из четырех границ с другими государствами у него две закрыты, а две – открыты, но и те зависят от интересов третьих сторон (грузинская – от динамики отношений Москвы и Тбилиси, а иранская – от отношений Тегерана и Запада). Россия также пытается сыграть на опережение. В этой связи неслучайным представляется решение Владимира Путина о снятии запрета на поставки российских зенитных комплексов С-300 для Ирана. Напомню, что по условиям контракта 2007 года Москва обязалась поставить Тегерану несколько таких систем. Однако в сентябре 2010 года руководство РФ присоединилось к резолюции Совбеза ООН 9 июня того же года (она предусматривала ряд запретительных мер по отношению к Исламской Республике), что привело к фактическому аннулированию соглашения. Сегодня Россия, имея общие интересы с Тегераном на сирийском направлении, пытается расширить возможности для кооперации с Исламской Республикой.

Однако иранское уравнение сегодня имеет немало неизвестных. Во-первых, Тегеран привык традиционно идти своим путем, не увязывая собственные интересы с какими-то игроками. По многим вопросам Иран является оппонентом и турецко-азербайджанского альянса (прежде всего, по энергетическим проектам, которые ориентированы на превращение Кавказа в сырьевой и логистический резервуар Европы без вовлечения Тегерана), и России (выход Ирана на европейские энергорынки вряд ли сулит значительные выгоды российскому нефтегазовому сектору). При этом, поддерживая риторику относительно статус-кво и территориальной целостности, Иран именно поэтому не будет заинтересован в разогреве нагорно-карабахского конфликта. Не поддерживая независимость НКР де-юре (на это надежд нет), Исламская Республика понимает, что в случае любой эскалации дело не сведется к блицкригу, а закончится, скорее всего, международным вмешательством, каковое видится, как «окружение Ирана». На это пойти иранские власти, несмотря на нормализацию отношений с Западом, не захотят. Следовательно, сегодня Иран после санкций выглядит, как перспективный партнер, с которым каждый из соседей пытается выстроить выгодные отношения. Но получится, скорее, далеко не у всех, ибо у Исламской Республики, судя по всему, нет особого желания таскать каштаны из огня ни для Анкары, ни для Баку.

Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ

Поставьте оценку статье:
5  4  3  2  1    
Всего проголосовало 5 человек

Оставьте свои комментарии

Комментарии можно оставлять только в статьях последнего номера газеты