N 05 (116) Май 2007 года.

Игумен Пафнутий руку приложил...

Просмотров: 10252

В студенческие годы – а учились мы на одном курсе – он чем-то напоминал мне Родиона Раскольникова, героя «Преступления и наказания». Спустя много лет, когда мы вновь увиделись, в Москве, показалось, что он больше похож на Парфена Рогожина из «Идиота». Говорю о внешнем сходстве. Встречались мы не скажу часто, и внутренний мир Карена вот уже тридцать лет остается для меня загадкой. Вот что о нем знаю.

Карен Степанян родился в Ереване в интеллигентной и далеко не бедствующей семье. Закончил филологический факультет Государственного университета. Уехал в Москву, учился в аспирантуре Института мировой литературы при Академии наук СССР, после чего десять лет проработал в «Литературной газете».

В студенческие годы – а учились мы на одном курсе – он чем-то напоминал мне Родиона Раскольникова, героя «Преступления и наказания». Спустя много лет, когда мы вновь увиделись, в Москве, показалось, что он больше похож на Парфена Рогожина из «Идиота». Говорю о внешнем сходстве. Встречались мы не скажу часто, и внутренний мир Карена вот уже тридцать лет остается для меня загадкой. Вот что о нем знаю.

Карен Степанян родился в Ереване в интеллигентной и далеко не бедствующей семье. Закончил филологический факультет Государственного университета. Уехал в Москву, учился в аспирантуре Института мировой литературы при Академии наук СССР, после чего десять лет проработал в «Литературной газете». Защитил кандидатскую диссертацию. Сегодня он один из ведущих исследователей творчества Ф.М. Достоевского. Известный критик, литературовед, автор множества публикаций в периодике, а также нескольких книг. Вице-президент Российского общества Достоевского. Им написано также много работ, адресованных студентам и школьникам, изучающим творчество Достоевского. Ныне заведует отделом критики одного из самых престижных литературных изданий - журнала «Знамя». Основатель и главный редактор альманаха «Достоевский и мировая культура» (вышло 23 номера).

— Никогда тебе этого не говорил – наверное, боялся обидеть - но ты всегда напоминал мне героев Достоевского.

Ничего обидного. На самом деле просматривается такая закономерность: люди, всерьез занимающиеся творчеством Достоевского,  несут в себе черты, схожие с его персонажами. То есть потому и занимаются,  что  есть адекватность.  Не мы с тобой это первыми заметили, об этом часто говорят.

— Как ты пришел к Достоевскому?

В школе Достоевский не вызывал у меня интереса. Прочитал «Униженных и оскорбленных» (характерно для того времени, что именно это произведение было в программе) и не нашел в романе ничего выдающегося. Удивлялся: почему же все им восхищаются? Всерьез заинтересовался Достоевским, посмотрев фильм Кулиджанова «Преступление и наказание» с Тараторкиным в роли Раскольникова. Кажется, это было в конце 60-х. Картина произвела на меня сильное впечатление. Естественно, после нее прочитал этот роман и с тех пор заболел Достоевским

— Любовь других народов к Достоевскому объясняется, должно быть, такой же адекватностью. А с другой стороны, говорят ведь, что Достоевский - исключительно русское явление.

Года полтора назад меня, Игоря Волгина и профессора МГУ Василия Толмачева пригласили в Бразилию, в университет Сан-Пауло. Мы там выступали с докладами, участвовали в конференции по Достоевскому, провели семинар. Слушателей был полный зал, вопросов задавали уйму. Оказалось, Достоевский у них - самый переводимый из всех зарубежных писателей. Конечно, он интересен всем. В этом я убедился не только в Бразилии, но и на многих других международных симпозиумах. Людей, подобных его героям, можно встретить в любой среде, в любом народе. И в  этом смысле Достоевский общечеловечен.  Но в то же время это глубоко и исключительно  русское явление.  Это феномен  именно русской культуры. Творческая и философская позиции Достоевского берут начало в православном мировоззрении, и связь эта гораздо сложнее и многослойнее, чем может показаться на первый взгляд. Достоевский сам подчеркивал то обстоятельство, что даже если человек неверующий, то все равно та форма морали и нравственности, которая характерна для господствующей в стране религии, накладывает отпечаток на его мировидение. 

Иногда, узнав, что я занимаюсь Достоевским, меня втягивают в спор о том или ином его произведении. В таких спорах трудно принимать участие, потому что однозначные ответы невозможны. Каждый видит и понимает в тексте главным образом то, что ему наиболее близко и понятно на этот момент. Пережив и испытав много тяжелого и порой трагического в жизни, я стал это осознавать. К примеру, что-то, что казалось мне раньше у Достоевского немного придуманным, преувеличенным, – на самом деле абсолютно верно и реально, причем это касается и светлых, и темных сторон человеческой натуры. Я не так широко общаюсь с людьми, чтобы давать какие-то обобщающие характеристики, но, думаю,  неоднозначность и противоречивость  человеческой сущности можно усмотреть во всех. Другое дело, что люди сами в себе этого не видят или не хотят видеть.  Ведь Достоевский ничего не придумал, он помогает нам увидеть в себе то, чего мы раньше не видели.  Существует такая точка зрения: а стоит ли это показывать? Я считаю, что стоит. Чем лучше понимаешь себя и других, тем правильнее выбираешь свой путь в жизни.

— Вопрос «а стоит ли» звучит для меня как бы из советского прошлого. Кстати, мне кажется, в советское время Федор Михайлович не был так актуален, как сейчас. Тогда поведенческие, моральные, нравственные нормы были четко прописаны. Самокопание «по Достоевскому» более типично для людей, живущих (или выживающих) в постсоветскую эпоху. Сегодня я реально вижу этих иволгиных, лебедевых, рогожиных, мармеладовых… Или я не прав?

Совершенно прав. Много параллелей наблюдается между  временем Достоевского и нынешним. В шестидесятые годы девятнадцатого века в России произошел перелом. Отмена крепостного права, начало капитализма. Рушился многовековой уклад, наступало новое время. Достоевский отмечал, что, к сожалению,  плохие черты старого порядка сохранились и к ним прибавились плохие черты нового порядка. Культ денежного мешка, сбивающий с толку даже хороших людей. Об этом он много писал. Не правда ли, до боли знакомо?  Рухнули традиционные правила и нормы поведения, а новые еще не выработались.  Каждый человек должен был сам для себя решить, как ему быть в этой ситуации.   Сегодня у нас произошло то же самое. Простой пример.  В советское время человек, который имел свои принципы и был нонконформистом, мог пользоваться уважением. Мог  плохо жить, ходить в дырявых штанах, но при этом у него были авторитет и уважение в своем, порой достаточно широком кругу. А сейчас если у тебя нет денег, то сразу же возникает известный вопрос: если ты такой умный, то почему ты такой бедный? И даже объективно честный человек в этой ситуации начинает метаться, не зная, следовать ли ему общим нормам или выработать какие-то свои?  То же самое происходило во времена Достоевского. Человек оказывался голым в пустыне, и ему оставалось слушать голос Бога, прислушиваться  к себе и вырабатывать свои собственные нормы поведения. Многие на этом ломались. И сейчас ломаются.  Нет, я  не  ностальгирую по советским временам.   Сейчас молодые могут  спокойно читать то, что нам приходилось «доставать», смотреть то, что тогда смотрели на закрытых просмотрах. В этом времени есть много положительного, особенно для людей нашей с тобой профессии.

— Возможностей больше. Взять хотя бы твой альманах «Достоевский и мировая культура». Я прочитал пару выпусков. Как он возник?

В те годы, когда я учился в аспирантуре Института мировой литературы,  Международное общество Достоевского уже издавало свой  альманах, в котором печатались  достоевисты со всего мира. Кроме наших, кстати.  Этот альманах был в то время для нас страшным дефицитом.  Именно эта  нелепая ситуация - у них есть, а у нас, на родине писателя, нет - подвела  меня к идее создания альманаха. Тогда это еще было невозможно,  а в 91-ом году, когда  возникло Российское общество Достоевского, идею уже можно было осуществить.   В издательстве «Советский писатель»  лежал сборник  статей по Достоевскому. Его издавать не хотели.  Лежал себе сборник и медленно умирал. Я попросил рукопись у главного редактора, и он мне ее с удовольствием дал.  Я отредактировал текст, затем   договорился с директором Музея Достоевского в Петербурге, с деловой дамой, которая  проявила  максимум интереса, нашла за городом  какую-то полуподпольную типографию и довела дело до конца.  В результате  первая книжка альманаха увидела свет. Она была похожа на антиалкогольную брошюру, второпях напечатанную на желтой бумаге. Это был 93-й год. Через год в той же  типографии издали еще один номер. Потом я нашел в Москве  Гуманитарное издательство,  и дело пошло. Альманах стал выходить с цветной обложкой на приличной бумаге. Сейчас периодичность примерно два номера в год. Причем, один номер выходит в Москве, другой - в Петербурге.  За  14 лет альманах -  можно  говорить об этом без ложной скромности - стал  авторитетным  научным изданием, в нем публикуется большинство ведущих российских и зарубежных ученых, и на него часто ссылаются те же западные издания, в Америке и в Европе.

— Знаешь, я сейчас слушал тебя и вспомнил старые добрые времена, когда мы слушали в университете лекции покойного профессора Левона Мкртчяна. «Зачем Раскольников убил старуху?» - вопрошал он с заметным кавказским акцентом и всматривался в аудиторию, ожидая ответа, будто кто-то из нас был в сговоре с Раскольниковым. Каждый раз, бывая в Ереване и проходя мимо университета, я вспоминаю его, Левона Нерсесяна, Эдмонда Аветяна…

Часто бываешь в Ереване?

— Раз в год. А ты?

В Армении не был уже 8 лет.  После того, как мы продали там нашу квартиру.  Конечно же, волнует все, что там происходит. Я связан с родственниками, перезваниваюсь с ними, знаю, что по сравнению с девяностыми сейчас там легче - так и должно быть. Однако мне кажется, что в России армянская культура и вообще Армения не очень пропагандируются.  Ну, хотя бы по телевидению. Никакой информации, гораздо меньше, скажем, чем про далеко не такие братские Грузию и Азербайджан.  А ведь это единственная республика в Закавказье и одна из немногих в СНГ, которая искренне связывает свое будущее с Россией. В самой Армении, я знаю, эта тяга есть, она традиционна. Но ничто хорошее не сохраняется само, если не прилагать к тому усилий. А в российском руководстве, видимо, больше думают, как задобрить Грузию, Азербайджан, Казахстан. Можно опять же по телевидению судить, оно отражает политику государства.  Впрочем, о нашем телевидении всерьез говорить вообще  не приходится. Недавно вечером включаю «ящик» и вижу по одному из центральных каналов сериал, столь убогий, столь ученический, что даже студенту второго курса ВГИКа  такую работу не зачли бы. Я подумал: возможно ли было такое в прежние времена или возможно ли такое в какой-то из западных стран? Разумеется, нет. А у нас сейчас возможно, поскольку все упирается не только в деньги, но и все еще, к сожалению, в «блат», в «нужные связи». Вот они, сохранившиеся «плохие черты» старого порядка.

— А как тебе сериал Владимира Бортко «Идиот»?

«Идиот» хороший фильм. Настолько, насколько можно сделать это в кино. Там, правда, женские роли неудачные - что Аглая, что Настасья Филипповна. А мужские почти все удались. Евгений Миронов  просто замечателен. Достоевского вообще трудно играть в театре и в кино. «Во плоти», в интерьере он превращается в Тургенева или Гончарова. Из старых экранизаций «Идиота» мне нравится пырьевская (с Юрием Яковлевым), потому что там много крупного плана, видны в основном лица и глаза. А когда в центре антураж и быт - то получается плохой Тургенев.

— Вернемся к Армении. Как ты считаешь, насколько «западный» путь, который выбрала, например, Грузия, приемлем для наших соотечественников?

Думаю, связывать свою судьбу с Америкой или с Западом для Армении – путь бесперспективный. И хорошо, если на нашей Родине это понимают.  Тут нужна умная политика с обеих сторон.  Была хорошая статья в «Литературной газете» месяца полтора назад, Всеволода Марьяна, по-моему (не знаю, к сожалению, кто это). Он писал о том, что  национализм и ксенофобия - это пена,  которая пройдет. Реально народы тянутся друг к другу, однако нет политики, которая все это  олицетворяла бы. Я говорю о глобальной политике, а не о формальных мероприятиях.

Но и сам интерес  армян к своим соотечественникам в России невелик, к сожалению. Последний раз я был в посольстве (тогда еще постпредстве) Армении в 1989 году. После того, как мы организовали в Москве помощь пострадавшим в землетрясении, нас туда, помню, пригласили, вручили грамоты. С тех пор ни разу не был.

— А поехал бы в Ереван?

С удовольствием, но билеты дорого стоят.

— Странно, почему не приглашают читать лекции? Или считают, что «сами с усами»?

Вот пригласят, наверное, когда  получу докторскую степень. Мне сказали, что приглашают только докторов наук.  А это произойдет, будем надеяться, уже к осени нынешнего года.

Под конец Карен подарил мне свою последнюю книгу «Сознать и сказать». Подзаголовок – «Реализм в высшем смысле» как творческий метод Ф. М. Достоевского». Вышла в издательстве «Раритет» под грифом Института мировой литературы. На обложке святой апостол и евангелист Иоанн, диктует Евангелие ученику Прохору.

Пока без пяти минут доктор наносил дарственную надпись, в моей памяти всплыла застрявшая в голове то ли после фильма, то ли после книги классическая фраза: «Игумен Пафнутий руку приложил». Помните, князь Мышкин выводил эту фразу каллиграфическим почерком? Никогда не видел игумена Пафнутия, но теперь показалось мне, что Карен на него похож. Определенно похож.

Руслан Сагабалян

Поставьте оценку статье:
5  4  3  2  1    
Всего проголосовало 14 человек