Ара Гюлер: Фотография и есть живая история…

Автор более чем 800 тысяч фотографий, Гюлер сумел запечатлеть также почти все памятники старины, путешествуя по Западной Армении. Сам себя фотограф называет «визуальным историком», так скрупулезно точно он подходит к изображаемому объекту. Куда бы известный фотограф ни отправлялся, он не расстается со своим фотоаппаратом и осветительными приборами. Вот и на этот раз, воспользовавшись приемом у президента РА, Ара Гюлер сфотографировал Сержа Саргсяна, пополнив коллекцию фотографий известных людей.

Ара Гюлер родился в Стамбуле, в семье армян. С самого детства он находился в среде творческих людей, что и определило круг его интересов. Поначалу он хотел стать режиссером или сценаристом, но остановил свой выбор на фотожурналистике, начав свой творческий путь в армянских газетах Стамбула. Настоящая известность пришла к Гюлеру в 60-х годах после знакомства с Марком Рибу и Анри Картье Брессоном. Они предложили ему членство в элитарном фотоагентстве «Магнум». Именно здесь у Гюлера появляется возможность делать фотосъемки в любой стране мира, брать интервью у известных во всем мире политиков и деятелей искусства. Он снимает таких знаменитостей, как Уинстон Черчилль, Индира Ганди, Мария Каллас, Джон Бергер, Бертран Рассел, Альфред Хичкок, Марк Шагал, Сальвадор Дали, Пабло Пикассо, Сергей Параджанов, Арнольд Тойнби, Мэрилин Монро, Теннесси Уильямс, Манн Рэй, Уильям Сароян …

Выставки фотографий Гюлера проводились по всему миру, издавалось множество книг, два десятка персональных альбомов. Огромен и список наград, среди которых, например, орден Почета от Армянской патриархии к 70-летию и орден Почетного легиона.

Гюлер свободно общается на армянском, а по ходу нашего разговора, когда ему приходилось отвлекаться, чтобы поприветствовать друзей и знакомых, он легко переходил на английский, французский, турецкий… Согласившись дать интервью, он все же признался: «Когда я увидел в галерее так много людей, первым моим желанием было убежать, исчезнуть, раствориться… Но потом я сумел взять себя в руки…». Говоря это, он лукаво посмотрел на меня и продолжил: «Как можно смотреть фотографии в такой тесноте? Их нужно изучать по одной и в одиночестве…»

– Один из ранних Ваших фоторепортажей был об армянских рыбаках в Турции. Тогда, похоже, Вы уже определились на предмет сугубо реалистических фотографий?

– Это был небольшой фоторепортаж о тяжелой жизни армян, промышляющих рыболовством в стамбульском районе Кумкапы. Материал был опубликован в середине 50-х годов в газете «Жаманак». Да, именно тогда я впервые понял, как важно уметь придерживаться правдивой реальности и как сильно может фотография воздействовать на сознание человека. Она должна хранить воспоминания о человеке, о его жизни и особенно его страданиях. Художник, в отличие от фотографа, может многое преувеличить или скрыть, но фотография должна непременно зафиксировать реальность такой, какая она есть. Искусство для меня – это не отражение реальности, а своеобразный гипноз, который диктует нам то или другое впечатление от реальности. Фотография и есть живая история. Вообще же, у меня никогда не было учителей, я сам научился делать фотографии.

– Ваш конек – уличная съемка. В чем притягательность этого жанра в фотоискусстве?

– Когда рассматриваешь фотографию, ты должен забыть о присутствии в ней самого фотографа. Он должен раствориться в фотографии и нигде, никак не проявлять себя, не выпячиваться. Фотограф – это тайный свидетель происходящего. Вся история строится на реалистичных фотографиях. Профессиональный фотожурналист должен быть всегда начеку, он должен суметь сориентироваться на месте за считаные секунды – какой взять ракурс, какую выдержку, как верно сакцентировать увиденное. И что самое главное в фото – это само присутствие человека. Даже если его там нет, он должен предполагаться, чувствоваться – в каждой детали, в каждом предмете. Иначе фотография лишится одухотворенности, потеряет правдивость.

– Вас считают мастером психологического портрета. Кто более всего запомнился Вам из «портретируемых»?

– Лицо человека – это его судьба, его характер. Красота – она проходяща, характер же остается с человеком. Однако для того, чтобы передать его в фотографии, порой приходится проявлять необычайное терпение, такт, выдержку… Мне удавались очень многие портреты, но вот, к примеру, с Арамом Хачатуряном у меня никак не клеилось. Я снимал его в московской квартире. Сложность возникла сразу же, как только я вошел. Дело в том, что я говорю на западноармянском, а Арам Ильич и вовсе не знал его. Для меня сложно делать портрет человека, не общаясь с ним. Жестом я попросил Хачатуряна сесть возле фортепиано. Но он стал принимать такие скованные позы, что мне стало не по себе. Жестами и мимикой я пытался объяснить моему соотечественнику, чтобы он расслабился и не боялся камеры. Безрезультатно. Чтобы как-то разрядить ситуацию, я решил сделать паузу и передвинуть освещение. Однако провода в квартире не выдержали сильного напряжения – свет погас во всем здании. Мы остались в темноте. Тут Арам Ильич предложил пойти на кухню и поесть. Но без света невозможно было подогреть еду. И мы, глядя друг на друга, без единого слова дружно жевали по бутерброду. Когда дали свет, сразу стало ясно, что Хачатурян, успевший за это время привыкнуть к моему присутствию, расслабился… Очень сложно было делать фотографии Пабло Пикассо по той простой причине, что тот страшно не любил позировать. Тем не менее, случайно схваченный кадр все же запечатлел его навеки. Вот работать с Сергеем Параджановым было одно удовольствие. С ним не надо было делать постановочного кадра – он настолько хорошо ощущал объектив и так верно устраивался напротив света, что фотографии получались одна лучше другой. Мне рассказывали, что Параджанов затем использовал мои фотографии для своих коллажей. Это его право – он был настолько талантлив и неповторим, что я ни на минуту не сомневался, что он даст моим фотографиям новое звучание…

– Вам интересно даются и женские образы…

– Чтобы снять женские портреты я специально выезжал на ежегодные Каннские фестивали. Но не обошлось и без курьеза. Так, я настроился сделать портрет Софи Лорен. Дождавшись ее у лифта, я напросился к ней в номер, чтобы сделать фотосессию. Она легко согласилась. Изящно сев на кровать, она сбросила туфли и приготовилась к моим указаниям. Я замер от неожиданности – никаких кривляний, никаких капризов, все так просто и натурально… Сделав несколько снимков, я отправил их в Турцию. А на следующий день в Турции появились афиши с надписью «Турецкий корреспондент Ара Гюлер в спальне Софи Лорен»…

– Вас называют «Глазом Стамбула», так много фоторепортажей и фотографий Вы успели сделать на своем веку. Что Вы скажете о последних событиях в Турции?

– Я стараюсь не влезать в политику, но последние события в Турции не могут оставить меня безразличным. Что касается самих событий, то теперь уже ясно, что конфликт произошел из-за трений между сторонниками исламизации страны и теми, кто тянется к светскому обществу. Протестующие в основном недовольны политикой Эрдогана. Акции протеста и столкновения с полицией прошли уже не только в Стамбуле, но и в Анкаре, Измире, Бодруме… А это уже общенациональный уровень. Неизвестно, как изменится ситуация завтра.  Но чем бы эти выступления ни закончились, я уверен, все это отра-

зится как на армянах в Турции, так и на турецко-армянских отношениях.

– Вы чувствуете себя по-настоящему счастливым на родине?

– Несмотря на то, что я выбрал себе псевдоним Гюлер, я никогда не скрывал свою национальность. Было, конечно, время, когда я беспокоился за свою безопасность. Но эти страхи уже позади. Да и потом, не следует забывать, что самым коренным жителем Стамбула являюсь именно я. Сегодня в принадлежащем мне стамбульском «Ара кафе» очень часто собираются мои друзья-армяне, и мы коротаем здесь время. Всю жизнь я искал это ощущение счастья. Перепробовал все и наконец понял, что счастье – это то, что можно увидеть, запечатлеть и передать последующему поколению, в века. Когда же я оказался в Армении, сердце мое наполнилось еще большим счастьем. У меня появилось желание фотографировать все то, что находит отзвук в моем сердце, наполненном неизвестной мне до сих пор тоской по родине.

Кари Амирханян