N 2 (137) Февраль 2009 года.

Размышления у окна, из которого дует

Просмотров: 8074

В телевизоре словоохотливый гражданин в очках делится с народом результатом кропотливых изысканий. Хотите верьте, хотите нет, а Британию армяне обнаружили четыре тысячи лет назад. На столе перед ученым ворох документов, которые он демонстрирует зрителям, сопровождая это логическими умозаключениями. Наши далекие предки в Британии первым делом не таверну или харчевню, а обсерваторию построили. Ту самую, знаменитую Стоунхендж. Долгое время существовало предположение, что это языческий храм, сооруженный друидами, однако оно еще в прошлом веке было подвергнуто сомнению. Кто на самом деле строил – по сей день не выяснено. Исследователь в телевизоре снова и снова демонстрирует документы и приводит доводы в пользу армянской версии с таким энтузиазмом, будто собственными руками закладывал фундамент той обсерватории.

Видели бы вы меня четыре тысячи лет назад…

Греющее предположение. И приятнее всего то, что его ни доказать, ни оспорить невозможно. Очень может быть. Учитывая и тот факт, что армяне в глубокой древности активно наблюдали за звездами, чему есть свидетельства на территории самой Армении. Караундж в Зангезуре - самое древнее из них, старше Стоунхенджа на пару тысяч лет.

В телевизоре словоохотливый гражданин в очках делится с народом результатом кропотливых изысканий. Хотите верьте, хотите нет, а Британию армяне обнаружили четыре тысячи лет назад. На столе перед ученым ворох документов, которые он демонстрирует зрителям, сопровождая это логическими умозаключениями. Наши далекие предки в Британии первым делом не таверну или харчевню, а обсерваторию построили. Ту самую, знаменитую Стоунхендж. Долгое время существовало предположение, что это языческий храм, сооруженный друидами, однако оно еще в прошлом веке было подвергнуто сомнению. Кто на самом деле строил – по сей день не выяснено. Исследователь в телевизоре снова и снова демонстрирует документы и приводит доводы в пользу армянской версии с таким энтузиазмом, будто собственными руками закладывал фундамент той обсерватории.

Видели бы вы меня четыре тысячи лет назад…

Греющее предположение. И приятнее всего то, что его ни доказать, ни оспорить невозможно. Очень может быть. Учитывая и тот факт, что армяне в глубокой древности активно наблюдали за звездами, чему есть свидетельства на территории самой Армении. Караундж в Зангезуре - самое древнее из них, старше Стоунхенджа на пару тысяч лет. «Кар» - по-армянски «камень», а «стоун» - камень по-английски. Правда, аналогичные сооружения обнаружены также в Китае, в Египте и в Америке. К тому же зачем армянам понадобилось покрывать столь безумное расстояние, объяснению не поддается. Если уж решили провести акцию «Астрономию в массы», построили бы обсерваторию где-нибудь поближе. В Индии, например, которую они активно посещали. С другой стороны, пересекать моря и океаны мои соотечественники любят, это бесспорно. По сей день пересекают. И все же к «британской» версии я отношусь с сомнением. Хотя бы потому, что на дворе середина зимы, а у меня из окон дует. При чем здесь, спросите, мои окна? А при том, что так называемые «евроокна» поставили мне в ереванской квартире мастера из элитной фирмы. В моей московской квартире точно такие же окна, и закрываются они герметически. Вот уже который год никаких сквозняков и полная звукоизоляция. Зимними вечерами даже страх берет: зловещее безмолвие, как на орбитальной станции. А тут машина сигналит – слышно, собака на улице залает – будто она у тебя в прихожей привязана. А главное – дует, спасу нет. Я эти окна, в копеечку влетевшие, по краям скотчем заклеил. А еще электрик приходил люстру вешать. Хорошо повесил, намертво. Но через полгода перестала светить. Лампочки заменил - все равно не светит. Внутренний обрыв. Я на той люстре свечки расставил, как в старину делали. Свечки привозные, внутреннего обрыва не наблюдается, горят за милую душу. А еще паркетный пол хрущевских времен меняли на ламинат. Красивый получился пол, однако вспух, горки образовались в виде армянского ландшафта, а посередке аккурат как розовая мечта – Арарат возвышается. Купил кровать местного производства. Сделал неосторожное движение – мало ли по какой причине – и оказался на полу среди деревянных обломков… Да что рассказывать!

 

А ученый муж в телевизоре мне про Стоунхендж толкует. Оно, конечно, у меня, как у патриота, должны от этой новости камни из почек выпасть. Но шальная мысль не дает покоя. Если те строили на века, то почему эти не умеют? И если те были армяне, то, выходит, эти не армяне. И наоборот. Есть у немощных стариков привычка рассказывать, какие они были умные, ловкие и сильные в молодости. Такие байки я обычно не оспариваю, потому что в основе их гиперболизированная реальность. Подели на восемнадцать - получишь истину. Старческий синдром похож на юношеский, только первые самоутверждаются в прошлом, вторые - в настоящем. Это нормально, это нисколько не удивляет. Меня вот что интересует. Можно ли поставить диагноз народам? Старческий синдром, например. Как у того джинна из арабских сказок, который, поглаживая седую бороду, говорит: «Видели бы вы меня четыре тысячи лет назад»…

У каждого лилипута свой великан

Однажды писал для «Вечерней Москвы» рецензию на только что появившуюся ленту Егора Кончаловского «Антикиллер». Фильм ни уму, ни сердцу, но сделан был профессионально, и актеры в нем участвовали хорошие. Михаил Ульянов играл старого вора в законе и говорил сиплым, приглушенным голосом, что вызвало у меня смутные кинематографические ассоциации. Их подтвердил режиссер. Трудно поверить, но оказалось, Ульянов подражал Марлону Брандо из «Крестного отца»! Нет, не пародировал, что было бы оправданно, будь лента комедийной, а всерьез и напрямую воспроизводил разговорную манеру постаревшего Дона Корлеоне. Зачем, спрашивается, одному хорошему актеру понадобилось копировать другого хорошего актера? Стал бы подражать Марлон Брандо Михаилу Ульянову? Или любому другому русскому актеру? В рецензии я задал сей риторический вопрос, из которого следовало, что дело не в арсенале средств, коих у Ульянова было предостаточно, а в том, кто под кем себя чистит, кто для кого пример. Если даже такому большому мастеру хочется быть поближе к Брандо, что говорить о мастерах помельче? Оно, конечно, немало западных кинозвезд постигало актерскую профессию по системе Станиславского, и в случае чего к больному месту можно приложить эту патриотическую грелку. Или же вспомнить Михаила Чехова, у которого учились голливудские звезды. Но не о патриотизме речь.

Рок-группа есть, называется «УмаТурман». А другая - «Агата Кристи». Можете себе представить, что на Западе появятся рок-группа под называнием «Ксения Собчак» или, скажем, музыкальные коллективы «Александра Маринина» и «Дарья Донцова»?..

Гулливер, помните, вначале попал в страну лилипутов, затем в страну великанов. В одной ситуации он смотрел на окружающих сверху вниз, а в другой на него так смотрели. Французы, как известно, большие патриоты, и мало кому из русских (или бывших советских) актеров удалось попасть к ним на съемочную площадку, пусть даже на эпизодическую роль. Александру Яковлеву удалось. Талантливый актер, сыгравший в десятке фильмов, однако не слишком дотоле известный, в 1998 году снялся в роли злодея (что симптоматично для наших) в фильме Патрика Лаконта «Один шанс на двоих», в котором играли Ален Делон и Жан-Поль Бельмондо. В одном кадре со звездными французами он в ленте не появляется, да и экранного времени его персонаж занимает не больше пяти минут, но и этого было достаточно, чтобы Яковлев стал героем российской глянцевой прессы. Прошли годы, а его все еще называли партнером Делона и Бельмондо. С другой стороны, каким событием стало в свое время эпизодическое участие Алена Делона в фильме Алова и Наумова «Тегеран-43» или еще менее заметное участие Жерара Депардье в ленте Владимира Меньшова «Зависть богов». Теперь с третьей стороны. А с третьей стороны вот что. В Нормандии, в городке Довиль, что на севере Франции, года четыре назад проходил международный кинофестиваль. Не самый престижный, но приехал на тот фестиваль Харрисон Форд. Индиана Джонс то есть. Вы бы видели, что там творилось. Вдоль побережья выстроилась толпа французов и француженок, придерживаемая конными полицейскими. Ждали, когда звезда выйдет из штаба фестиваля. Наконец Форд вышел, улыбнулся дежурной американской улыбкой, помахал толпе рукой и направился по узкой дорожке к лимузину. «Харрисон, Харрисон!» - закричала нечеловеческими голосами человеческая масса и, расползшись, как кисель, стала теснить полицейских. Люди размахивали портретами божества, а божество – неисповедимы его порывы - возьми да подойди к народу и подпишись на двух-трех своих образах. Толпа совсем с ума сошла. «Э муа, э муа!» («и мне») - кричали французы, требуя автографа. Француженки вовсе забились в истерике, бросились к кумиру, коней под себя подмяли. Две из них, не получившие звездных каракулей, потеряли сознание, третья от отчаяния стала рвать на себе и без того скудную одежду. Что ни говорите, а такого даже на московском фестивале, где каждая приезжая знаменитость – событие вселенского масштаба, такой вакханалии не увидишь. Правда, Стивена Сигала принимал сам президент, но это оттого, что он восточными единоборствами увлекался. Ван Дамма не принимал, однако и вокруг него, помнится, в Москве неистово суетились. Журналисты ладно, это их работа, но суетились актеры, которые, быть может, не хуже Ван Дамма…

Я вычитал у американского писателя Томаса Маграта такую фразу: «У каждого лилипута свой лилипут». Мне нравятся хорошие афоризмы, а эта фраза показалась мне афоризмом всеобъемлющим.

В советские времена в Союзе писателей Армении начиналась страшная суета, когда из Москвы приезжала какая-нибудь литературно-чиновничья знаменитость или делегация. От аэропорта до города прокладывали ковровую дорожку, а дальше - застолья, поездки, вино рекой, тосты про вековую дружбу и так далее и тому подобное. А в ответ: «Знаем, знаем вашу древнюю культуру – Маштоца, Нарекаци…» Беднягу Нарекаци как только не склоняли, где только не выставляли в качестве аргумента. Полагаю, если бы можно было оживить автора «Книги скорбных песнопений», его непременно выдвинули бы председателем Союза писателей, заставили бы произносить с трибун речи, посылали бы на съезды, симпозиумы, конференции. Кстати, провинциальных писателей, если кто не знает, в столице встречали без оркестра и без ковровых дорожек. Их вообще не встречали. Им просто бронировали гостиницу – и на том спасибо.

У каждого лилипута свой лилипут. И свой великан соответственно. Но и у каждого великана свой великан, и в этой цепочке всякий великан также видится лилипутом. Формула универсальна, работает как в пространстве, так и во времени. В брежневские времена в одном из крупных московских издательств литературой народов СССР ведал очень важный редактор, фамилию называть не буду, хотя и помню. У меня типичная старческая память: забываю, что было позавчера, но в деталях помню события давно минувших лет. Помню, например, как по коридорам писательского дома проносился слух: «прилетает!», и начинался ажиотаж в духе гоголевского «Ревизора». А дальше ковровая дорожка, вино рекой, вековая дружба, скорбный Нарекаци – в общем, все как положено. Многие жаждали завести знакомство с заезжим редактором, посидеть с ним за столом, ведь от него зависело, выйдет ли в Москве книга на русском языке. Он, конечно, чувствовал себя кумом королю. Да и кто бы не почувствовал? Между прочим, неплохой был мужик. Звезд с неба не хватал - зачем ему это, - но профессиональный и интеллигентный был человек. В те годы я с ним не был знаком, да и не рвался. Судьба свела нас в Москве много позже, в конце девяностых. Меня пригласили в одно издание главным редактором, а он,

выйдя на пенсию, подрабатывал в нем как литературный редактор. Какое-то время общались по работе, пока однажды он не спросил, жил ли я когда-нибудь в Армении. Получив утвердительный ответ, стал вспоминать свои поездки в Ереван, встречи с местными писателями, шумные застолья, и тут меня осенило: боже мой, да это же тот крутой редактор того крутого издательства, которое ныне приказало долго жить! Нет более грустного зрелища, чем король в отставке. Мы с ним расстались лет восемь назад, жив ли старик, не знаю.

«Сейчас в Грузии стоном стоит клич: «Прочь от Востока – на Запад! Мы не азиаты, мы – европейцы, парижане!» Как велика наивность грузинской художественной интеллигенции!.. Тенденция – прочь от Востока! – всегда существовала в грузинском искусстве, но разрешалась не лозунгом, а высокохудожественными средствами…»

Как вы думаете, кому принадлежит эта фраза? Осипу Мандельштаму. Сказано в 1922 году.

Лечу это я, лечу…

Соотношение «великан–лилипут» содержит в себе множество парадоксов. В «Путешествиях Гулливера» Джонатан Свифт описал два карликовых государства Лилипутию и Блефаску, подразумевая под ними Англию и Францию. А это, представьте, конец 18-го века, когда увлечение Францией и французским языком охватило Россию и большую часть Европы. В те же самые времена народы Азии тянулись в Россию, и русский язык в течение последующих двух веков стал языком просвещенной прослойки этих народов. Как видите, соотношение не только парадоксальное, но и относительное. Если верить Альберту Эйнштейну, всякая относительность разрушает абсолют, и такое разрушение приводит к возникновению нового абсолюта в новом измерении. Иначе говоря, разрушая один миф, неизбежно создаешь другой. Чтобы прочитать книгу в стране великанов Бробдингнеге, куда Гулливер попал после Лилипутии, он приложил к фолианту высокую лестницу и читал строчку за строчкой, переступая через ступеньки. А прочитав, обнаружил удивительную вещь. Автор книги рассказывал о могучих великанах, некогда населявших его страну и жаловался на слабость низкорослых и хрупких своих сооте-чественников. Куда уж выше, куда уж сильнее, удивился Гулливер и пришел к следующему выводу: «И лилипуты, и великаны не прочь пожаловаться на свою слабость, хотя на самом деле и те, и другие не так уж беспомощны».

А может, нет никаких лилипутов и великанов, а есть наше субъективное представление о тех и других? На чем вообще основывается система измерений?

Тот же Гулливер, вернувшись из мира великанов в мир обычных, подобных ему людей, долгое время смотрел на них сверху вниз, поскольку они казались ему карликами. Все познается в сравнении, и в сравнении, говорят, открывается истина. Однако сравнение может также сбить с толку. В этом смысле и комплекс неполноценности, и гипертрофированное самолюбование как результаты такого сравнения, одинаково убого выглядят. Абориген, побывавший в большом мире и вернувшийся на родину, рассказывает соплеменникам о подвигах, которые совершал среди великанов, хотя не исключено, что жители мира великанов этих его подвигов даже не заметили. По армянскому телевидению смотрел недавно передачу, в которой деятель культуры с упоением рассказывал о том, как его замечательно принимают и ценят в дальних странах. Вспомнил «Лягушку-путешественницу». Как там у Гаршина? «Лечу это я, лечу…» Синдром универсальный, характерный не только для малых стран и народов. Мой старый приятель, человек талантливый и во многих отношениях достойный, переехав несколько лет назад из Москвы за океан, дал интервью популярной российской газете. Ощущение от этого интервью было такое, будто население заокеанского Бробдингнега только на него и уповает. Там была помещена фотография, где он стоял на фоне собственной яхты, сложив руки на груди, подобно капитану Немо. И текст, и фотография говорили об одном: вы совершили ошибку, не оценив меня, теперь можете кусать локти. Мне доподлинно известно, что в его случае реальность несколько преувеличена, но не в этом дело, а в том, что в Москве никто не стал кусать себе локти. Только плечами пожали. Человек с воза – кобыле легче. Эффект оказался прямо противоположным.

Всякий лилипут хочет походить на великана, это нормальное желание, но к тому есть два пути. Во-первых, сделать все возможное для того, чтобы стать великаном, то есть стремиться вверх, во-вторых, завести собственного лилипута. Второй путь намного проще, и стремиться никуда не надо. Но именно на этом пути кроется взаимная неприязнь и война лилипутов. Каждый хочет доказать, что противник больше лилипут, чем он сам. Ни один лилипут не согласится с тем, что его собрат «великанистее». Как всякий нормальный лилипут, он давно разработал собственную оценочную шкалу, в которой, как улитка в домике, чувствует себя комфортно, и это уже не географический или этнический, а социально-психологический феномен.

Монтекки и Капулетти

Редакция получила письмо и попросила меня на него ответить. Я не большой специалист по брачно-семейным отношениям, а советчик и вовсе никакой. Так что меня по таким делам увольте. Среднестатистические проблемы среднестатистических граждан решают штатные психологи, умеющие давать среднестатистические советы. Однако письмо не совсем обычное, человек в полной растерянности, а ответить некому.

«Уважаемая редакция!

Я коренной москвич, который родился и вырос в Москве, но недавно познакомился и влюбился в прелестную девушку Армянку, которая тоже в меня влюбилась, но есть одна проблема - это армянские традиции, которые запрещают любые браки с русскими мужчинами. Понимаю, что бред какой-то, но как же дальше жить и строить отношения? В чем я, русский, виноват перед армянским народом? Почему на родине в Ереване у этой девушки будет позор ее семье, если она выйдет замуж за русского? Еще одна поправка: эта девушка разводится с мужем, который ее сильно избивал, и если бы ее мама не спасла, то она умерла бы у мужа, но с честью. Люди, я сам телевизионщик и прошу Вас объяснить данную ситуацию. Как мне дальше строить отношения? Я в растерянности…

Кирилл».

Невесты с севера давно уже никого не удивляют. Особенно на территории России, где иметь русскую жену во многих отношениях удобнее. Я далек от мысли, что такие браки в нынешних условиях имеют исключительно практический характер. Русская женщина открыта, привлекательна, романтична и достаточно гибка, чтобы стать спутницей жизни для мужчины иного менталитета. Полюбить немудрено. Армянский же мужчина – дрессировщик по призванию. Иное дело – армянка, до замужества пребывающая под неусыпным наблюдением родителей и родственников, включая двоюродную бабушку, троюродную тетю и четвероюродных братьев. Русская девушка быстрее скидывает с себя опеку, она больше читает, больше информирована, более контактна и больше готова к жизненным метаморфозам, нежели любая жительница Армении. В горящую избу и коня на скаку – это не про армянок. Хотя в разных слоях армянского общества ситуация разная, и девушка, выросшая в интеллигентной семье (не путать с высшим образованием), достаточно независима. Я знаю немало армянок, самостоятельно приехавших в Москву и вышедших замуж за москвичей. Правда, выбирали они, как правило, соотечественников. А точнее, их выбирали, как правило, соотечественники. Роксана Бабаян и Сати Спивакова – исключения из правила. Первая не из Армении, вторая – из весьма продвинутой семьи. Да и вышли они замуж не за кого попало. Кстати, моя двоюродная сестра тоже вышла замуж за москвича, практически русского, хоть и еврея по корням, и случилось это тридцать лет назад. А героиня одного из моих очерков, армянка-скрипачка, вышла в прошлом году замуж за француза (не за французского армянина, что в порядке вещей, а за настоящего француза).

Так что армянских традиций, запрещающих смешанные браки или «любые браки с русскими мужчинами», как пишет Кирилл, не существует. И если армянка (которую сильно влюбленный автор письма назвал с прописной буквы) причину безысходной ситуации объяснила национальными традициями, то это ее личная отговорка. Хотя, конечно, есть стереотипы. Стандартные представления о самих себе и о других; о себе - чуть лучше, о других – чуть хуже. Чем меньше у человека достоинств, тем меньше он усматривает их в других. С большой долей вероятности это можно сказать об окружении Кирилловой девушки с прописной буквы. Зачем ему невеста из такого окружения, я лично не понимаю, но дело хозяйское. Замечу, однако, что и в России есть аналогичная среда, и в ней наблюдается точно такой же синдром: мы - лучше, они - хуже. Правда, невест в России видимо-невидимо, за всеми не углядишь.

Не зная подробностей, однозначно ответить Кириллу не могу. Есть предположения. Скажем, люди пожили в России, столкнулись с негативным к себе отношением и теперь платят Кириллу той же монетой. Бывшие советские народы и прежде смотрели на братьев-соседей с иронией, а когда выяснилось, что нет в окружении ни братьев, ни даже дальних родственников, добрая ирония сменилась осторожностью и недоверием. Народы дистанцировались. И все же, если Армянка с большой буквы действительно любит Кирилла, то почему бы ей не совершить решительный поступок? Если развод с мужем – серьезное решение, а не временный порыв. Женщин, особенно восточных, очень нелегко вытащить из раковины, даже если им там крайне неуютно. Таков феномен улитки.

Нет, решительно не могу ничего посоветовать. Разве что похлопать Кирилла по плечу и сказать: «Брось, старик, ведь не конец света! Это не театр, хорош играть в Монтекки и Капулетти. Скажи им об этом прямо. А не поймут – туда им и дорога».

Вспомни опять же Гулливера. Отважный капитан в конце концов научился смотреть на людей прямо, потому что гораздо удобнее и приятнее, когда не приходится общаться с окружающими, задрав голову или же согнувшись в три погибели. А если учесть многократную повторяемость во времени и пространстве самых, казалось бы, необычных ситуаций, то взаимоотношения человеческие покажутся скорее забавными, нежели драматическими. Ведь не от нечего делать наши далекие предки построили Караундж (или Стоунхендж, если вам так угодно). Хотели увидеть мир не изнутри, а снаружи, во всей его полноте и бесконечности.

Руслан Сагабалян, Ереван

Поставьте оценку статье:
5  4  3  2  1    
Всего проголосовало 96 человек