№ 1 (231) Январь 2014 года.

Фридон Асланян: У меня каждый день – Новый год

Просмотров: 4757

Фридон Асланян родился? в 1938 году в городе Ереване. В 1963 году окончил архитектурный факультет Ереванского политехнического института. Профессиональную деятельность начал в мастерской академика архитектуры Джима Торосяна.

Асланян известен в России и за ее пределами как архитектор, дизайнер, автор многочисленных проектов, как живописец и график. География его архитектурных проектов обширна: крупномасштабный проект зоны отдыха в Ереване, мемориал выдающегося астрофизика В.А. Амбарцумяна в Бюракане, градостроительный проект площади Октябрьской революции в Брянске, комплекс ресторана «Армения» и магазина «Арарат» в Мордовии, признанный лучшим проектом СССР 1986 года, ряд профилакториев и пансионатов в Сочи, Агавнадзоре и Старом Норке, проект посольства Армении в Туркменистане, реконструкция музея г. Еревана, экспозиция памятника архитектуры XVIII века в Москве – Лазаревского института, а также портреты его основателей.

Как художник Ф. Асланян дебютировал в 1964 году, победив на республиканском конкурсе плаката на тему «Студенческая весна».

Начиная с 1972 года Фридон Суренович создает серию графических работ по городским сюжетам, которые были навеяны впечатлениями от поездок в Финляндию, Чехию, Англию, Индию и на Цейлон.

Отдельными явлениями творческой биографии Ф. Асланяна стала серия портретов, выполненных битумом (режиссер Параджанов, композитор Хачатурян, скульптор Тер-Арутюнян и др.), и серия трансцендентальных картин, которые можно отнести к абстрактной живописи.

Фридон Асланян является членом Союза архитекторов (1970), Союза художников (1978), Союза дизайнеров (1978) Армении и России, академиком РАЕН, академиком европейской и французской академий искусств.

– Фридон Суренович, Вы сказали, что для Вас новый год начинается 25 декабря. И я задумалась – почему? Если имеется в виду Рождество, то почему католическое?

– Нет, это моя личная дата. 25 декабря 1958 года, когда мне было всего 20 лет, я пережил клиническую смерть. Все из-за неправильного диагноза, была операция. Я помню, как все это проходило. Тоннель, полет – все, как это обычно описывают. Возвращение было страшно тяжелым. Был момент, когда не хотелось возвращаться, но надо было, потому что так было решено. Наверху меня встретила очень добродушная женщина, которая сказала: «Молодой человек, подождите, скоро будет решаться ваш вопрос». Там было так легко... А потом я буквально шлепнулся на землю и ощутил, как же здесь тяжело. Мое сознание начало проясняться, и я начал понимать, что это воздух, а это – вода. Потом: мама, папа – и начал все вспоминать.

– Значит, в 20 лет Вы родились заново. А рисовали Вы с детства?

– Частично. Не было вокруг меня среды соответствующей, чтобы рисовать. И мне казалось, что предо мной – чрезмерно большая стена, через которую надо пройти, и что это почти невозможно. Но мне счастье всегда улыбалось, и в жизни, и в профессии.

– Однако чтобы поступить в архитектурный, надо очень хорошо владеть рисунком. Во всяком случае, так было в советское время.

– А я не поступал в архитектурный. Я поступал на ПГС, промышленно-гражданское строительство, в Ереванский политехнический, просто потому, что так получилось. Я все сдал без проблем – математику, другие дисциплины, но в те годы там был еще и экзамен по рисунку. И вот я сижу на экзамене, рисую пирамиды, шары и прочие фигуры. И тут преподаватель подходит ко мне и говорит: «Молодой человек, это же не Ваше место, почему Вы пришли сюда? Посмотрите, как Вы рисуете!». Это была Веик Джалаловна Тер-Григорян, выдающаяся художница, родом она была из Карабаха, из Шуши. Она меня «перенаправила», и я просто перешел на архитектурный факультет. Более того, она стала моей наставницей, моей духовной матерью. В 62 года она ушла из жизни. Веик меня открыла мне самому. Это была необыкновенная женщина, не из этого мира абсолютно. И ее так любили… После ее смерти были открыты две выставки ее работ в национальной галерее, сейчас я готовлю еще одну. После смерти Веик мне досталась часть ее работ – порядка 30 картин и книг, которые я хочу выставить в своей галерее в Ереване.

– И тогда же Вы родились как художник? Как Вы начали всерьез рисовать?

– Как только я начал – это уже было тако-о-е состояние… Я просто улетал. Я рисовал все. Через год родители меня «премировали», и я поехал в Санкт-Петербург. И там я перерисовал практически все скульптуры Петродворца! До сих пор эти рисунки сохранились.

– У Вас было множество выставок в России и за рубежом – США, Аргентина, Бразилия, Чехия, Германия, Франция, Бельгия, Люксембург… Недавно в Москве состоялась Ваша персональная выставка «Портреты в пятом измерении». Среди Ваших работ – целый ряд портретов всемирно известных восточных гуру. Их влияние на Вашу жизнь было велико?

– Да. Я много искал, много странствовал, встретил на своем пути многих духовных учителей. Так получилось, что после клинической смерти я стал серьезно заниматься восточной философией, пранаямой, хатха-йогой. Через три года я мог довести свое сердцебиение до 20-15 ударов в минуту, произвольно менять давление. Это не было самоцелью, но было весьма эффектно и интересно. Занимался я постоянно.

Один мой приятель из Израиля, мы с ним часто перезваниваемся, до сих пор вспоминает один забавный случай. Мы были вместе в Хельсинки, и ночью в гостиничном номере он просыпается и вдруг видит перед собой… ноги. Что такое, думает, мираж, галлюцинация. Закрывает глаза, открывает – да, ноги! А это я стоял на голове. Вообще, каких только чудес со мной не происходило в поездках. Как-то раз в Германии один совершенно незнакомый человек, баптист, пристально на меня смотрит, потом подходит и говорит: «Вы – армянин! Сейчас я принесу Вам Ваши книги!». Убегает и приносит мне две книги – Старый и Новый Завет. И я стал читать эти книги. И, надо сказать, именно после восточных учений мне стала открываться Библия.

– А ведь, казалось бы, Вам, как армянину, было бы естественней начать с Библии…

– Возможно, если бы я жил в другое время, судьба моя сложилась бы так, что я попал бы в духовную семинарию. Но все так сложно перемешано, все линии, семейные в том числе. У бабушки все братья были дашнаками, все где-то служили. Дед, Баграт Алекян, был одним из 10 советников Католикоса, притом что его сын был секретарем ЦК комсомола Армении. Ребенком он меня брал с собой, когда ездил в Эчмиадзин. Я видел, как дома дед ночью вставал, молился, крестился, но не понимал тогда, что это он делает. Вообще в советское время все это было очень замкнуто, закрыто. Особенно то, что касалось традиционных конфессий. Железный занавес…

– А Индия сквозь этот занавес проходила?

– Индия потоком идет, независимо от того, какую религию ты принимаешь.

– Йога, как путь, Вам ближе?

– Нет, мне ближе Бог… Мы все идем к Нему – и Он нам открывается. А где – это не имеет значения. Ты где-то в Араратской долине будешь, или где-то в Италии, или в Тибете, или в Гималаях. И все взаимосвязано, у всего – единый источник. Я в очередной раз убедился в этом, когда производил обмеры Гандзасарского монастыря. Все великие храмы строились… не скажу, что по одним чертежам, но везде соблюдались одни и те же пропорции. Можно сказать, божественные. Поверьте мне, как архитектору.

– А с какой целью производятся подобные обмеры?

– С целью сохранить, зафиксировать – для истории, для потомков, для того, чтобы можно было восстановить в случае разрушения. Я со своими помощниками каждый сантиметр этих стен промерял. Работа эта шла с 1975 по 1978 год.

– Многие духовные искатели слишком отрываются от земли, уходят в асоциальность. Но Вы – нет. Вы реализовались как архитектор, как художник. Как Вам удалось совместить эти пути?

– Мне мои практики как раз помогли. Я стал внутренне более дисциплинирован, мне стало легко концентрироваться – не только на мысли, а на творческом процессе. Стали как-то сразу удаваться довольно сложные вещи. Во-первых, архитектурные проекты. Когда я начинал, я счастливо попал к Джиму Петровичу Торосяну, это один из замечательнейших архитекторов мира, академик. Из института меня сразу направили в Ереванпроект работать. Первый объект, который был сделан мною – это учебно-спортивная база в Агавнадзоре, в Голубином ущелье. Джим Петрович мне говорил, как итальянцы пришли в мастерскую, увидели мои графические эскизы и спрашивают: «А где можно видеть это футуристическое произведение»? Это в те-то годы. Идея приходила мгновенно, нужно было только ее реализовать, что мне тоже удавалось. Так было и с куклами, например. Григорий Асратян, мэр Еревана, пришел к нам и говорит: «Ребята! Еревану – 2750 лет в следующем году. Думайте, что мы будем делать по архитектуре». А я плюс к архитектуре подумал: а вот люди придут – что их может заинтересовать как сувенир? И за это время я изучил этнографию костюма турецкой Армении, персидской Армении, и русской Армении. И в 68-м году родились мои куклы.

– То есть Ваши знаменитые куклы, которые сейчас известны во всем мире, были изначально задуманы как сувениры к выставке?

– Да. Причем я сделал не один-два, а сразу 40 таких образов создал, которые были перенесены на дерево, шпон. До сих пор я удивляю этой технологией, особенно японцев и китайцев. Они активно работают со шпоном. С ним очень трудно работать, как его ни клей, он все равно ломается. Я своих кукол делаю иначе. Японцы с интересом смотрят на мои работы, но они не могут понять технологию.

– Новые технологии – это вообще, судя по всему, Ваш конек. Портреты печатью, портреты битумом… Так и хочется спросить: как Вам такое в голову приходит?

– Да это не голова, это интуиция. Захожу как-то в нашу мастерскую, вдруг вижу – лежит штамп. Такие штампы ставили на типовые проекты: «Объект такой-то». Почему я заметил его – не знаю. И я начал использовать его для портретов, и понял, что я рублю портрет этой формой, я не рисую. А как-то раз попалась круглая печать, театральная, ею выполнен портрет актера Соса Саркисяна. И математик, наблюдавший за процессом, вдруг говорит: это же ты раскрываешь тему диссертации доктора математических наук Сергея Мергеляна – за счет кривых линий создаешь пятое измерение!

– Этот процесс был неоднократно запечатлен, даже показан по многим телеканалам, Вы «штамповали» портрет Эндрю Уилсона. Это действительно просто завораживающее зрелище. А как возникла битумная технология?

– А здесь у меня вышло так – я получаю как-то огромное количество бумаги астралюкс, она с двух сторон полированная. Карандаш, тушь, акварель на нее не ложатся. Но я беру прессованный битум, он используется для изготовления офортов, увесистая такая штука полукруглой формы, и я ее – шлеп – одним махом на лист. И битум оставляет след, не жесткий, а какой-то воздушный. И когда уже накладывается слой на слой, я беру бритву и начинаю срезать, моментами снимать – тогда этот битум начинает играть. Я назвал это битумной технологией.

– Еще Вы делали серию портретов основоположников Лазаревского института восточных языков, там тоже все было непросто…

– С этого, собственно, и начались у меня портреты. В 87-м году, когда было начато оформление музея Лазаревых в Москве, Григорий Асатян дал мне задание нарисовать портреты основоположников Лазаревского института и поручил подготовить экспозицию. И я в течение года сделал сорок портретов основоположников института. Какой-то эскиз мне давали, и я по этому следу нащупывал портрет… Потом я сделал по ним клише, затем – тиснение выполняли, вручную. Меня тогда назначили главным архитектором одного из проектных институтов, и вот мой помощник прижимал тяжелую цинковую пластину к бумаге, между ними клались листы сусального золота. Уникальные работы получились. Известно, что с Лазаревским институтом так или иначе связаны многие имена, в том числе Пушкина, Достоевского, Станиславского, Тургенева… Какое открытие без их портретов? Я сказал: идите в универмаги, там сидят люди, которые гравируют надписи на стеклах. Дайте им денег на три дня и заберите у них инструмент. И я гравировкой на стеклах за 3 дня сделал четыре портрета.

– Совершенно в ином ключе выполнены Ваши живописные полотна, так называемые трансцендентальные картины. Вы не даете им названия, говорите, что смотреть их можно под любым ракурсом и что Вы создаете их в особом, медитативном состоянии…

– Да, в этих картинах каждый волен увидеть свое. 20 лет назад в Армении состоялась первая выставка моих трансцендентальных картин. Открывали ее ректор консерватории Лазарь Сарьян, сын величайшего художника Армении, и Эдуард Мирзоян. В те времена в Армении были холодные дни, шла война. Они говорили: покажи послам, что даже во время войны у нас муза не молчит. Первый посол РФ Владимир Петрович Ступишин несколько раз посещал выставку. Он остановился у одной из таких картин и воскликнул: «Так это же Андрей Первозванный!». И я ему ответил на это: когда мои картины будут выставляться в России, эта картина будет Вашей. Сейчас она у него.

– Вы работаете также с морскими раковинами – открываете их, подчеркивая природную красоту драгоценными камнями…

– Как-то в начале 90-х в Армении я увидел на улице человека, очень образованного, который продавал… все, что у него было, наверное. Понятно – война, голод. Среди всего этого скарба была сломанная ракушка. Я купил ее. Увидел то, что в целых раковинах обычно от нас скрыто, – спираль, вокруг которой она закручивалась. Так начались мои ракушки, от них пошли ювелирные процессы. Но это все мои хобби. Все-таки я – архитектор. В Армении меня в первую очередь знают как архитектора.

– А Вы сами как относитесь к своим архитектурным работам? Они для Вас значимы или было – и было?

– Было, и было первым. Если не было первым – какой интерес? Группа под моим руководством делала самый большой проект Еревана – зона отдыха у Разданского ущелья. Я автор ряда пансионатов и профилакториев, для многих проектов разрабатывал также мебель и интерьеры. Все перечесть трудно. Сорок досок с огромными макетами у меня в мастерской в Ереване.

– Фридон Суренович, Вы довольны тем, как живете?

– Доволен ли я жизнью? Раз боги дают нам душу… Говорят, что самые величайшие духовные мамы и папы дали ее нам, и они всегда рядом. И я отвечаю за исполнение замысла. Насколько ты это можешь сделать, насколько ты себя реализуешь – это очень важно. Я доволен жизнью. Но я недоволен тем, что мы, люди, не живем в мире. Что те, кому дается больше других, кто больше денег имеет, больше власти, начинают войны. Мы должны как-то прекратить это, что-то сделать для этого, ведь Бог смотрит на нас. Мы все едины, все вышли из одного состояния. И это самое главное для меня – успеть сделать в своем творчестве еще что-то для этого. Но эти процессы надо догонять. Жизнь сама по себе очень короткая.

– А что, на Ваш взгляд, нужно, чтобы себя реализовать, быть в мире с собой, со своим окружением? Или нет общих рецептов?

– Нужно убрать то, что мешает – нашу гордыню. Об этом говорят все учения, все боги. Если ее уберете, будете любить людей. Чувствовать чужую боль, быть искренним, добрым.

– Мы так и не поговорили про Новый год. И что-то мне начинает казаться, что не очень для Вас важен этот праздник.

– Для меня каждый день – Новый год. Новый день – новый год. Так я живу.

Беседу вела Елена Князева

Поставьте оценку статье:
5  4  3  2  1    
Всего проголосовало 26 человек

Оставьте свои комментарии

Комментарии можно оставлять только в статьях последнего номера газеты