Карабахский фактор в Армении: внутриполитическое измерение

Карабахский фактор постоянно оказывает влияние на внутриполитическое развитие независимой Армении, и это в значительной степени сказывается на подходах Еревана к проблеме урегулирования конфликта. Значимую часть нынешней политической элиты Армении и тем более Нагорного Карабаха до сих пор составляют активисты карабахского движения, бывшие комбатанты и участники боевых действий или же просто выходцы из Карабаха и армянонаселенных регионов Советского Азербайджана. Карабахская проблематика во всех ее аспектах является одной из важнейших составляющих идеологических платформ практически всех политических партий, как правящих, так и оппозиционных.

Наиболее наглядно гипертрофированное влияние карабахского фактора на развитие политической системы Армении иллюстрируют биографии всех трех президентов независимой Армении. И Левон Тер-Петросян, и Роберт Кочарян, и Серж Саргсян играли важнейшую роль в самом карабахском общественно-политическом движении, а затем возглавляли Армению и Нагорный Карабах в период войны или же непосредственно руководили боевыми действиями. Первый президент Армении Левон Тер-Петросян был вынужден подать в отставку в 1998 г. именно из-за того, что выдвинул план карабахского урегулирования, который не был принят армянскими элитами и обществом. На посту президента его сменил тогдашний премьер-министр Армении Роберт Кочарян, до этого бывший первым президентом Нагорно-Карабахской Республики. Пришедший к власти в Армении в 2008 г. Серж Саргсян – в прошлом министр обороны Армении, ранее командовавший войсками в Нагорном Карабахе во время войны.

Степень влияния комбатантов и деятелей карабахского движения на политическую и экономическую жизнь Армении достигла пика в последние годы президентства Левона Тер-Петросяна. Однако вскоре после прихода к власти выходца из Нагорного Карабаха Роберта Кочаряна она начала понемногу снижаться, что на первый взгляд кажется нелогичным. Дело в том, что, будучи выходцем из Карабаха, Роберт Кочарян, придя к власти в Ереване, нуждался в усилении своей политической опоры и был вынужден инкорпорировать представителей ереванской и отчасти провинциальной элиты Армении в бюрократический аппарат и в экономическую элиту. Переломным моментом этого процесса можно считать май 2000 г., когда Кочарян отправил в отставку премьер-министра Армении Арама Саркисяна – брата предыдущего премьер-министра и героя карабахской войны Вазгена Саркисяна. С этого момента и началась постепенная демилитаризация политической системы Армении; на большинстве постов бывших комбатантов и сторонников погибшего премьера В.Саркисяна сменили представители новой административно-бюрократической элиты. Это не привело к резкому снижению роли карабахского фактора в политической системе Армении, да и смена элит в период президентства Кочаряна осталась половинчатой. Но как показали последующие общественно-политические события в Армении, процесс ротации элит и снижение роли «карабахцев» (как участников боевых действий, так и просто выходцев из Нагорного Карабаха) все еще продолжается.

Вместе с тем, налицо также общая тенденция деактуализации карабахского фактора во внутренней общественно-политической жизни Армении. Можно сказать, что карабахский фактор потерял прежнюю остроту для нынешней армянской политической элиты и общественности, что со всей наглядностью показали внутриполитические события в Армении последних лет. Общество и часть элиты страны все меньше внимания обращают на борьбу за Нагорный Карабах, поскольку в общественном восприятии Нагорный Карабах Армении и так принадлежит. Более того, в последние годы актуализация карабахского вопроса перестала быть способом завоевать поддержку социально необеспеченных слоев населения – пожалуй, кроме жителей приграничных регионов, в глазах которых карабахское урегулирование связано с проблемой самосохранения.

Дело в том, что, например, в отличие от властей Азербайджана, власти Армении не могут оправдывать социальные проблемы страны неурегулированностью карабахского конфликта. Аргументация такого рода в руках армянской оппозиции частично работает, т.е. мобилизовать протестный электорат обещаниями можно. Но вот актуализировать и мобилизовать социально недовольные массы в поддержку правящего режима во имя спасения и защиты того, что оно уже имеет (т.е. Карабаха), власть не может, т.к. армянская общественность эти призывы воспринимает как неактуальные.

В то же время, хотя карабахский вопрос не может считаться наиболее актуальной проблемой общественно-политической жизни Армении, никакая иная политическая проблема так не инструментализирована всеми политическими силами страны, как оппозиционными, так и провластными. Например, если власти Армении пытаются выступать с более жестких позиций в карабахском вопросе, то оппозиция, в свою очередь, выступает с критикой официальной политики в ее неуступчивости. Меняется политическая конъюнктура, и оценки оппозиции меняются на противоположные – теперь она уже обвиняет власти в предательстве и сдаче позиций в карабахском вопросе, а сама выступает с более радикальных позиций.

Однако такого рода бесконечная критика касается лишь способов реализации политики Армении в карабахском конфликте. Что же до общей концепции будущего Нагорного Карабаха или его статуса, то по этому поводу в армянском обществе существует почти полный консенсус. И дело тут не в личных взглядах лидеров оппозиции или нынешнего президента, а в том, что, если бы президент Армении, кто бы это ни был, попытался вдруг радикально изменить политику Армении в карабахском вопросе, этого у него просто не получилось бы. Сыграли бы свою роль сдерживающие факторы как внутреннего, так и внешнеполитического характера. Кроме того, как четко показали события 1990-х гг., далеко не все в армянских подходах к карабахскому конфликту зависит от официального Еревана – существует еще позиция Степанакерта и военно-политического руководства самого Нагорного Карабаха.

Маловероятно, что в случае внутриполитических изменений в Армении могут реально измениться основные стратегические приоритеты страны, причем не только в карабахском вопросе. Кроме всего прочего, многие нынешние политические деятели в свое время сыграли важную роль в военных и политических успехах армянских сторон в ходе военных действий 1990-х гг. и, будучи уже в оппозиции, продолжали принимать активное участие в общественно-политических процессах, связанных с Карабахом.

Деление армянских политических лидеров на «ястребов» и «голубей» во внешней политике является достаточно поверхностным и не соответствует реальности политической жизни Армении.

Как показывает опыт многих локальных конфликтов современности, зачастую к наибольшим уступкам в этнополитических конфликтах на каком-то этапе призывают именно политические лидеры с наиболее непримиримыми и радикальными националистическими взглядами, значительным опытом политической, военной, подпольной борьбы и т.д., а также наиболее блестящие и удачливые военачальники. И наоборот – имеющие образ миролюбивых и склонных к компромиссам в вооруженных конфликтах с соседями «либеральные» политические лидеры зачастую (осознанно или даже не очень) принимают наиболее жесткие и радикальные решения, начинают войны и формируют военные коалиции.

Отдельно следует сказать о том, как политика Армении в вопросах урегулирования карабахского конфликта воспринимается в Нагорном Карабахе и какое влияние она оказывает на общественность, политические силы и элиты Нагорного Карабаха. Вне зависимости от того, кто именно находился у власти в Армении, влияние Еревана на карабахскую политику всегда было очень существенным. Ереван постоянно вынуждает карабахские власти к большей умеренности в подходах к мирному урегулированию и перспективам налаживания отношений с Азербайджаном. Сохраняя определенную самостоятельность в вопросах мирного урегулирования, карабахские власти и карабахская общественность воспринимают Армению и армянское руководство как единственных надежных союзников в своем противостоянии с Азербайджаном.

Где завершается внешняя политика и начинается внутренняя – зачастую невозможно точно определить. Однако однозначно, что в случае с Арменией мы сталкиваемся с феноменом «сообщающихся сосудов» на примере внутриполитического измерения карабахского конфликта. Карабахский конфликт демонстрирует интересные особенности внутриполитического измерения. С одной стороны, как наиболее важная политическая проблема, карабахский конфликт является эффективным инструментом внутриполитических спекуляций, политизации и дискуссий. При этом вектор критики оппозиционными силами подходов власти перманентно варьируется от обвинений в предательстве до критики неуступчивости в переговорном процессе. Тем самым, с другой стороны, это свидетельствует о том, что нет особых различий в стратегических подходах у различных политических сил внутри Армении. Есть внутренний консенсус, который, однако, публично не демонстрируется ни правящими, ни оппозиционными силами. Отчасти это, наверное, объясняется генезисом формирования политических элит Армении, которые не могут ни убежать от своего «карабахского прошлого», ни игнорировать этот фактор в переговорном процессе с Азербайджаном.

Это, в свою очередь, приводит к тому, что внутреннее сопротивление карабахской проблемы внутри Армении намного превышает внешнее давление (как со стороны Азербайджана, так и вовлеченных в переговорный процесс внешних акторов) в попытках изменить существующий статус-кво в карабахском конфликте. Таким образом, внутреннее измерение карабахской проблемы не только ограничивает рамки внешнеполитического поведения Армении в карабахском конфликте. Оно еще и отчасти создает основы для ее более благоприятной реализации, т.к. сохраняющийся статус-кво в принципе удовлетворяет Армению и Нагорный Карабах. Следует полагать, что данная особенность внутриполитического измерения карабахского конфликта получит дальнейшее развитие и после формирования нового состава Национального Собрания Армении в мае 2012 г.

Сергей Минасян, политолог