Единица хранения памяти – один Завен

Вместо эпиграфа.

С. Капутикян (1919-2006): «Раньше наши гости обязательно посещали Эчмиадзин, Гарни, Гегард, а теперь первым делом спешат в Дзорагюх. Как тебе, Завен, это удалось?»

Моя «параджаниада». Она началась после знакомства весной 1990-го со Светланой Щербатюк (1938-2020). Тогда вторая жена Сергея Иосифовича впервые рассказала для печати подробности его преследования украинскими властями в 1960-1970-е. Она прилетела из Киева в Ереван незадолго до экстренной, но в итоге запоздалой госпитализации ее смертельно больного бывшего мужа. Его положили в один из парижских госпиталей. Там рядом с местными медиками, вплоть до возвращения уже тела Мастера в армянскую столицу, постоянно находился врач Армен Саркисян.

Моя первая беседа с его старшим братом Завеном (1947-2020) проходила в ту же пору в Доме народного искусства. В директорском кабинете среди множества аккуратно доставленных из Тбилиси личных вещей и работ Параджанова едва удалось найти место стулу для собкора всесоюзной профсоюзной многотиражки по Армении. С тех пор мой почти ежедневный пеший 15-минутный маршрут – гостиница «Раздан» (там я жил) – корреспондентский пункт (располагался в здании рядом с популярным рыбным магазином) – приобрел особый смысл. На моих глазах одно из недостроенных зданий запланированного на бумаге этнографического квартала в Разданском ущелье превращалось в Дом-музей С.Параджанова – до сих пор единственный в мире

Из неопубликованного интервью с Р. А. Демирчян (Карапетян): «…Ту знаменитую экспозицию в Доме народного искусства Карен Серопович (1932-1999) не видел. 1988 год оказался для него неимоверно тяжелым. Ему после несуразной критики Горбачева (1931) было не до Параджанова – накопился воз проблем. Но я посетила выставку с подругой, приняв по телефону приглашение Завена, моего бывшего студента политехнического института. Нас сопровождал Параджанов, приехавший туда с группой коллег из Москвы, Ленинграда и Тбилиси. Среди них я узнала Софико Чиаурели (1937-2008) и ее супруга Котэ Махарадзе (1926-2002), известных кинорежиссеров Резо Чхеидзе (1926-2015) и Эльдара Шенгелая (1933). Параджанов показал все свои работы, попутно рассказывая, как и из чего они создавались. Я была ошеломлена, поскольку никогда не видела и не представляла масштаб красоты, созданной практически из хлама. Как бы между прочим Параджанов заметил, что хотел бы все это передать в дар Армении. На что я ответила: «Мы его примем с удовольствием и благодарностью». О музее не сказал ни слова. Лишь спустя 2-3 дня Завен передал просьбу Параджанова о создании музея. Сообщив ее мужу, я с замиранием сердца ждала ответа. И он вдруг отреагировал так: «А почему я должен выделять здание?» Эта фраза показалась мне предисловием к отказу. Но последовало продолжение: «Пусть сам выбирает. На какой дом укажет, тот и предоставим». Так что адрес своего музея выбрал сам Параджанов. Я счастлива, что Карен приложил руку к созданию и этого своеобразного очага красоты…».

Тут отмечу: второй случай в истории Армении, когда музей создавался при жизни Художника – первым подобной чести удостоился Мартирос Сарьян (1880-1972). А мой прошлогодний марафонский разговор по телефону с Риммой Агасиевной (1933), признаюсь, не случился бы без настоятельной подсказки Завена.

Шесть лет назад в московском музее на Солянке с огромным успехом прошла выставка, посвященная 90-летию С.?Параджанова. Накануне ее открытия он дружески убедил меня в необходимости взять интервью из «первых уст», чтобы объективно понять личную позицию и подоплеку реальных действий первого секретаря ЦК Компартии Армении К.С. Демирчяна относительно его безуспешных попыток прервать 15-летнее молчание великого кинорежиссера.

Между прочим, строительные работы в будущем музее шли крайне тяжело, то и дело останавливаясь. Например, не хватало старинных квадратных кирпичей, и приходилось дожидаться, когда снесут еще один выложенный ими дом.

Вскоре случилось разрушительное землетрясение. Разумеется, все силы и средства стянули в зону бедствия, и столичные стройки законсервировали. Однако мир не без добрых людей. Заместитель председателя Совета министров республики, начальник Госстроя Вардкез Арцруни (1941-2019) и градоначальник Амбарцум Галстян (1955-1994) приложили все тогда возможные усилия, чтобы в 1991-м, когда в Армении ничего не открывалось, музей, спустя год после кончины Мастера, распахнул двери для посетителей, рядовых и элитных.

Чего скрывать, я публично недоумевал, когда узнавал о закрытых посещениях первых лиц зарубежных стран и их супруг в сопровождении руководителей республики. Подобные vip-экскурсии (по моим сведениям, их набралось несколько десятков), как правило, завершались лукулловыми пирами. Как-то Завен оригинально парировал мои возражения относительно приемов и застолий с участием князьков и толстосумов: «Парадокс, но после того, как информация об их визитах в музей распространялась повсюду, посещаемость музея простыми смертными резко возрастала».

На деле, уверен, главная причина тому – сам Завен. И основатель, и бессменный директор, и издатель, и эксперт, и куратор сотен выставок, и нештатный главный пиарщик дома-музея... Вместе с тем, представляя З.Саркисяна, вряд ли стоит его называть «личным фотографом С.Параджанова». Во-первых, возникают неуместные ассоциации с нашими соотечественниками – суперпрофи Владимиром Мусаэльяном (1939-2020) и Эдуардом Песовым (1932), фотолетописцами трагикомической жизни и застойной деятельности легендарного генсека ЦК КПСС. Во-вторых, неразумно отодвигать в сторону таких признанных асов «параджаниады», как Александр Антипенко (1938) и Юрий Мечитов (1950), Виктор Баженов (1939) и Валерий Плотников (1943), получавших карт-бланш от самого Мастера. Наконец, на мой взгляд, прижизненный и с недавних пор бессмертный статус «нашего» Завена – Хранитель Памяти.

И не только Сергея Иосифовича. Мало кто из посетителей его музея знал, что, архитектор по образованию, З.Саркисян, будучи патриотом родины не на словах, а на деле, часто выезжал в Западную Армению, фотографируя, как он говорил, «для нашей истории, для молодежи», сохранившиеся там после геноцида 1915 года церкви, памятники и населенные пункты. А однажды Завен «перехватил» мой взгляд, остановившийся в его рабочей библиотеке на роскошно изданном в соседней стране фолианте со снимками тифлисских зданий: «Полистай – не найдешь ни одного упоминания о том, что их проектировали и возводили армяне».

До и после нашей весенней встречи в музее, ставшей, к великому сожалению, финальной (сужу по памятной надписи от 9?марта 2020 г. на форзаце прекрасно подготовленного и оформленного З. Саркисяном альбома «Калейдоскоп Параджанова), мы переписывались онлайн. Точнее, Завен консультировал меня в связи со сбором материала, скажу так, будущей главы моей «параджаниады»: четко отвечал на все вопросы, ключевые и второстепенные, щедро делился находящимися в музейных запасниках своими архивными снимками, репродукциями выпущенных в разных странах почтовых марок и даже видео первой зарубежной пресс-конференции С.?Параджанова…

О чем мы разговаривали в последний раз на финише косметического ремонта в музее, когда Завен появился в кабинете с пятнами цемента на сорочке и лице? Подробно рассказал о содержании сборника, задуманного им для выпуска к грядущему 100-летию СП, ответил на абсолютно все мои творческие вопросы, даже успел сфотографировать меня... Уже минувшей осенью, в свою очередь, я отправил Завену на экспертизу полученные из-за океана фотокопии более полусотни дорогущих коллажей Мастера. Оперативный и конкретный ответ меня шокировал: реальные работы СП можно было сосчитать на пальцах одной руки, остальные – филигранно выполненные подделки. В следующем письме я с изумлением прочел имена вероятных авторов фальшака…

Из переписки с З. Саркисяном. Жутко печальная мистика: подготовив вопросник для интервью с Завеном о доселе неизвестных подробностях заключительного пути Мастера от здания Ереванской оперы и балета до Пантеона, я попросил сообщить удобный день и час беседы по вотцапу. После затянувшейся паузы вдруг прочел (за две недели до ужасно грустного сообщения): «Нахожусь в больнице с ковидом». Тут же я отреагировал: «Завен-джан! Спасибо, что откликнулся! Уверен на 200% – все у тебя будет хорошо! Потому что такое национальное достояние, как ЗАВЕН САРКИСЯН, будут лечить в Ереване особо тщательно!!! Держись! Ты – очень сильный человек и мужчина!!! Мы в Москве будем молиться за твое здоровье!!! Обнимаю, несмотря на все запреты!!!»

Неужели не смогли сберечь такого ЧЕЛОВЕКА? Завен – потрясающе креативный и заточенный на творческую работу ДЕЯТЕЛЬ. Кажется, он круглые сутки думал об улучшении качественного содержания музея, о повсеместном поиске любых работ Параджанова, а еще защищал светлый образ Мастера от ошибок и ляпов пишущих и говорящих о нем.

Все, кто лично знал Завена, мгновенно ощутили грандиозную потерю. Его уход – тот самый случай, когда свято место останется пустым. Ведь мы, почитатели искусства Параджанова, недавно попрощались с его вдовой... Уходят те, кто мог рассказать эксклюзив о Мастере. Их, к великому сожалению, становится катастрофически все меньше.

Как бы то ни было, у меня есть конкретное предложение: отныне все, кто пишет и говорит о СП, демонстрирует его творчество, должны отдельно и публично выражать благодарность нашему Завену!

Вместо постскриптума фрагмент поста Лоры Гуэрро в фейсбуке (9 декабря 2020 г.): «…В первый раз, когда мы с Тонино подъезжали в Ереване к музею Параджанова, мое сердце сжималось от испуга – а вдруг что-то будет не так? Не хотелось разочаровываться ни в своих воспоминаниях, где жил этот волшебный грузинский дом, ни в Завене. Когда вошли, мы оказались вновь во дворе тбилисского дома, и все точно, прекрасно и завораживающе было сохранено в этом новом доме Сергея Параджанова.

Как трепетно собирал Завен фотографии, рассказы сокамерников Параджанова, письма. Сколько написанных книг вослед Сергею Иосифовичу, сколько отснятых им фотографий друзей! Его голос часто звучал из Еревана в телефоне: «Лора, знаешь, у нас была выставка в Болгарии, в Париже, в Литве, в Голландии!» – там, куда заносила его судьба и слава Параджанова. В музее хранятся и пастели, подаренные Тонино, и наше с Тонино восхищение не только духом и гением Сережи, сохраненными в этом доме, но и тем замечательным угощением, которым он славился.

И у нас в Пеннабилли, приехав с женой Недой, Завен устроил выставку замечательных фотографий, которые рассказывали о нашей дружбе и связи с Параджановым.

В последний мой приезд летом 2019-го я впервые посетила и скромный светлый дом самого Завена. Все было отдано туда – в параджановский музей, в доме – редкие фотографии, только ему лично подаренные пастели от Тонино и воспоминания о предках. Я не могла поверить, что это будет наша последняя встреча. Вижу его, идущего впереди нас с Тонино и показывающего ту единственную церковь, фасад которой любил Параджанов. Гладкие, омытые солнцем и ветром, стены, лаконичные камни, фасад подтверждали слова Завена. Да, это могла быть после Ахпата и Санаина любимая церковь Армении Сергея Иосифовича. «Армения – глаза твои полны камней, молитвами омытых», – писал Тонино.

В последний приезд мы вместе выбирали на рынке цветы, чтобы отнести их к Сереже и положить к подножию памятника. К сожалению, уже не услышу голос Завена: «А знаешь, мы сделали выставку!»...

Он однажды рассказал Тонино очень смешной анекдот. Тонино искренне засмеялся, и Завен запечатлел его смех и улыбку на своей пленке. Этот портрет я выставила на похоронах Тонино.

Люблю и кланяюсь…».

Гагик Карапетян