Джульетта Мамиконян: Несмотря ни на что, народ не терял надежды выжить

То утро было тревожным. В Ереване тысячи людей вышли на улицы. Причиной такого мощного по силе народного гнева и возмущения стали драматические события в Сумгаите. Группой националистов в Сумгаите была организована резня армянского населения. Армяне массово изгонялись из своих домов сначала в Сумгаите, а затем и в Баку.

Я находилась в командировке в районном центре Амасия. В Амасийском районе проживали азербайджанцы. Они поставляли мясо на наш комбинат. В середине ноября 1988 года нам сообщили, что все скотоводы покинули район, оставив государственный скот без присмотра. Мы в срочном порядке приняли меры по спасению поголовья скота от гибели.

В Амасийский район мы выехали с министром мясной и молочной промышленности Армении Степаном Амаяковичем Вартаняном. В здании райисполкома меня и застало землетрясение. Во время первого толчка я была на третьем этаже, но успела добежать до первого, когда произошел второй толчок и лестница обрушилась. Стены здания еще стояли. Мы выбежали и собрались под большим деревом напротив райисполкома. Последовал третий толчок, разрушивший соседнее здание. Дома буквально разваливались, и люди с окровавленными лицами, разбитыми головами, раненными руками и ногами метались на улице. Часть людей направилась в сторону детского сада, другая – в сторону школы. На улицах райцентра появились разломы, автомобили встали. Мы не понимали до конца, что происходит.

Позже увидели милиционера с ручной рацией, кинулись к нему, чтобы узнать, что происходит, что следует делать. Ему передали по рации, что сильнейшее землетрясение охватило города Ленинакан и Кировакан, полностью разрушило Спитак. В Ленинакане у меня проживала в то время практически вся семья. Естественным моим порывом было срочно выехать туда. А это около 40 км езды. Легковая машина, на которой я приехала в Амасию, застряла из-за разломов и трещин на дороге и не могла подъехать к зданию райисполкома. Я вынуждена была бежать километр до другого автомобиля. Казалось, что вместе со мной бежит все население района. Слышны были крики очевидцев, люди сообщали о больших человеческих жертвах.

Добежав до машины, я обратилась к водителю с просьбой как можно быстрее ехать в Ленинакан…

Это было страшное зрелище ужаса и горя. Никто не мог предположить масштабов бедствия и трагедии, которая ждала нас всех. Через несколько минут мы увидели полностью разрушенные высотные дома, стоявшие на окраине города. Вместо высоток – горы мусора из бетонных кусков, камней, песка, обломков деревьев и домашней утвари. У некоторых домов уже толпились уцелевшие или прибежавшие на помощь своим близким люди. Жители кричали, плакали, требовали технику, чтобы как можно скорее начать спасательные работы, но техники еще не было. Те, кто мог, бросились разбирать мусор и извлекать из-под обломков людей. Начались сильные пожары. О тушении техникой не могло быть и речи, так как не было ни машин, ни проездов к домам.

При въезде в город находилась новая многоэтажная больница, где работала моя сноха Марина. По графику она должна была находиться на работе. Больница также лежала в руинах. Погибли ли там люди, было неизвестно, никто ничего не мог сказать. От больницы я поехала к молочному заводу, директором которого был мой супруг Лорис Мушегович Мамиконян. К счастью, завод уцелел, наверное, потому, что здание было малоэтажным. Ворота завода были открыты, внутри не было никого. Не выходя из машины, отправилась к дочери Заре.

Зара жила в одноэтажном доме. Дом был цел, но детей в нем не было. Старшая дочь Зары, моя внучка, одиннадцатилетняя Анна, перед землетрясением сломала ногу и была у своей второй бабушки, которая проживала на последнем этаже пятиэтажки. Меня охватил холодный ужас, когда я вспомнила об этом. Младший внук Сурен был в школе и домой не возвращался. Зара сообщила мне, что учительница успела вывести класс во двор школы, попросив детей подождать, пока за ними придут родители, а сама бросилась к своей семье. Дети разбежались, и мы до вечера не смогли найти 9-летнего Сурена. Сурен Францевич, дедушка, искал внука по дворам, паркам и близлежащий улицам. Около городского парка ему сказали, что дети сидят на скамейках. Там он и нашел плачущего Суренчика.

Зная, что у Анны сломана нога, моя сноха Марина добралась до дома, где жили бабушка и дедушка моей внучки по отцовской линии. Каково было ее удивление, когда она увидела, как Анна сидит посреди двора на табуретке, а рядом с ней стоят бабушка и дедушка. Дом был разрушен с торцов, а средний подъезд уцелел. И соседи смогли спустить Анну на руках. Я благодарна судьбе за то, что такие люди оказались рядом. Невзирая на горе и страх, они смогли найти в себе силы и мужество для настоящего человеческого поступка – подняться по полуразрушенной лестнице и спасти ребенка и стариков от неминуемой гибели. К моему огромному сожалению, я так и не смогла узнать имена этих людей и поблагодарить их лично.

Марина на руках отнесла Анну в дом моего брата Джона. Одноэтажный старинный дом находился относительно недалеко. Но, тем не менее, это тоже геройство, что Мариночка смогла нести девочку почти полкилометра на руках по разрушенным улицам. Наш фамильный дом – крепкой постройки, с каменными стенами. В нем собралась вся наша родня, все, кто успел спастись. Я поехала на улицу Фрунзе, 115, к дому, где проживала с мужем, сыном и невесткой. Дом перекосился. Особенно в опасном состоянии находились лестничные клетки. Попасть в квартиру не удалось, выжившие соседи собрались во дворе. Они сообщили, что мой муж находился в доме, но успел спуститься вниз и пошел в сторону завода. Мушег, мой сын, на момент землетрясения находился в командировке в Москве. Связь, электричество и газ были отключены.

Приехав на мясоконсервный комбинат, где я работала директором, выдохнула. Здание комбината стояло, видимых разрушений не было. Персонал успел покинуть здание. Сильно пострадали коммуникации. Работа котлов и компрессоров была остановлена. Вопросами восстановления производства и сохранения мясопродуктов решили заниматься параллельно со спасательными работами. Но в первые дни практически ничего невозможно было предпринять, так как не было электроэнергии, машин и других технических возможностей. Люди находились в шоковом состоянии. На самом производстве никто не погиб, но в семьях сотрудников были серьезно пострадавшие.

Первые сутки после землетрясения и на протяжении последующих 2–3 дней люди практически не спали. Утро, день, вечер, ночь – все перемешалось. Ни на минуту не прекращались спасательные работы. Старались вытащить, откопать людей, оставшихся под завалами. Иногда голыми руками. Из завалов слышались крики о помощи, но голыми руками сделать что-либо было трудно. Наконец, ночью на вторые сутки из соседних районов и из Еревана начала поступать техника. Особенно остро ощущалась потребность в кранах.

Через час после землетрясения был создан оперативный штаб города по спасательным работам. Его возглавил Эмиль Михайлович Киракосян. Несмотря на личное горе, мы собирались каждые 3 часа. Водопровод города не функционировал. Газ отключен. Электричества не было. Чтобы обеспечить людей водой, заказали водовозы. На третьи сутки они прибыли в город. Машины и другая техническая помощь могла бы прибыть и раньше, если бы не заторы на дорогах. Автомобильные колонны буквально закупорили все транспортные пути в Ленинакан. Люди ехали в город, чтоб узнать о своих родственниках, и часами стояли на въездах. Многие бросали машины и шли пешком.

Отец Марины, главный кардиолог республики Карлен Григорович Адамян выехал из Еревана сразу, как только услышал экстренное радиосообщение. 120 км Карлен Григорович проехал за час, но около въезда в город образовалась гигантская пробка. Ему пришлось оставить машину на шоссе. К тому времени уже смеркалось. Ночи в Ленинакане темные, и без света видимость нулевая. Но эти ночи казались самыми темными. Из-под завалов освободили первых пострадавших. Карлен в спешном порядке осмотрел наших родственников и, не теряя ни минуты, отправился в больницу, куда уже доставляли раненых. Особое опасение вызывало то, что находящие под завалами люди под тяжестью бетонных плит не могли шевелиться, что вызывало синдром сдавливания. Синдром сразу же отражался на работе почек, и здоровые люди на вторые, третьи сутки умирали. Аппаратов для искусственной очистки почек у нас не было. Часть пострадавших пришлось отправить в Ереван, Москву и другие города.

На 3–4-е сутки к спасательным работам подключились международные бригады. Иностранцы привезли с собой много маломерных инструментов, специально обученных собак для поиска выживших. В эти страшные дни мы осознали, до какой степени отстали в разработках техники для чрезвычайных происшествий. Небольшими инструментами иностранным спасателям удавалось справиться с бетонными перекрытиями, срезать балки, стены именно там, где теплилась жизнь людей. Был случай, когда в щели заваленного здания выжила мать с грудным ребенком на руках. Мать почувствовала, что силы у ее малыша на исходе от голода. Она разрезала стекляшкой свой палец и накормила ребенка своей кровью. На 7-й день их спасли. Мой племянник, 10-летний Арсен Торосян находился дома на 5-м этаже вместе со своей мамой и братом, 11-летним Артаком. В момент удара стихии мать попыталась вывести сыновей на лестничную клетку. На них стали падать панели. Арсена оглушило. Арсен не мог понять, почему мама молчит и сжимает его руку. Это все, что он помнил. Так как они жили на верхних этажах, при разборе завала их быстро нашли, уже через 3-4 часа после удара. Но для мамы и Артака было поздно.

На второй день в город прибыли врачебные бригады из других городов Союза, больше всего из Еревана, Москвы и Тбилиси. В городе началась паника, связанная со слухами, что из-за нехватки водопроводной воды ожидается эпидемия, гуманитарная катастрофа. Станции водоснабжения и водопроводы были разрушены. Помню, как в штабе по спасательным работам цистерны с водой распределял сам председатель горисполкома. Было жизненно важно, чтобы всем досталось необходимое количество воды. На 3-й день подключили электроснабжение. Появились первые подвижные генераторы, работавшие в автономном режиме.

Власти приняли решение об эвакуации из города детей и пожилых людей. К организации эвакуации подключилось гражданское население. Люди приезжали из других городов за своими знакомыми и увозили к себе. Трудоспособное население город не покидало. Самой важной из стоящих перед штабом задач стал розыск пропавших людей. Были составлены списки, мы их развешивали у штаба. Бригады спасателей, работающих на завалах, систематически сообщали о спасенных и погибших по рации. Поступавшая информация сверялась со списками. Случалось, что в штаб приводили детей. Так, привели маленькую девочку около 3 лет. Малышку нашли в районе текстильного комбината. Товарищи сказали мне: «Ты женщина и наверняка знаешь, что надо делать». Недолго думая, посадила ее в машину и привезла в родительский дом. Ребенка накормили, помыли, уложили спать. Через два дня девочку забрали в Дом малютки, где она жила до землетрясения.

Сирот, кроме близких родственников, никому, даже временно, не выдавали. Наш главный бухгалтер Сергей Арутюнян потерял сына и сноху. Двое внуков остались сиротами. Пришлось немало хлопотать, чтоб оформить опекунство. Думаю, подобная ситуация сложилась из-за того, что в городе находились иностранцы, многие из которых хотели усыновить детей и увезти за границу.

Не было возможности организовать нормальные похороны жертв. Не хватало гробов, не говоря уже о других ритуальных атрибутах. На 7-й день привезли гробы в необходимом количестве. Несмотря ни на что, народ не терял надежды выжить. Вся готовая продукция нашего комбината и других пищевых объектов города по устному распоряжению штаба была роздана населению. Продукты, в основном хлеб, молоко, сыр, колбаса, мясо и мясные консервы, доходили до каждого уцелевшего, которые практически не вспоминали о еде, так как все силы тратили на поиски питьевой воды, теплых вещей, укрытия для потерявших кров. На дворе стояла зима. Декабрь месяц. По ночам температура падала ниже нуля.

10 декабря город посетил генеральный секретарь Коммунистической партии СССР Горбачев с супругой Раисой Максимовной. От увиденного у них на глазах выступали слезы. Но народ принял Горбачева без особого энтузиазма, мягко говоря, холодно. Сказывались события в Сумгаите и Баку. После того, как Горбачев уехал, в Армению был направлен председатель правительства Николай Рыжков. Мы, очевидцы тех страшных дней, никогда не забудем Николая Ивановича Рыжкова и всегда будем бесконечно благодарны ему, как и всем членам его правительства. С момента прибытия Николая Ивановича мы начали получать все, что было необходимо. Позже, после утверждения первого плана восстановления, мы почувствовали государственную поддержку. Республики Советского Союза прислали бригады строителей и проектировщиков. Стройматериалы поставлялись без перебоев.

Я верю, я убеждена, что, если бы не случилась катастрофа нашего общего дома, развала СССР в 1990 году, мы бы восстановили хозяйство города за 2-3 года. Но развал государства практически остановил ударные стройки союзных республик, постепенно прекратился поток помощи, и мы остались у разбитого корыта.

К чести народа все, у кого имелась хоть малейшая возможность помочь, бескорыстно помогали другим. Спасение из-под обломков и завалов оказалось лишь первым этапом, многим требовалось серьезное лечение в стационарах. Больницы города не справлялись. В полуразрушенных переполненных стационарах задействовать в кратчайшие сроки высокотехнологичное оборудование было нереально, поэтому почти все пациенты направлялись в Ереван. Моего племянника Ваана Назаряна, спасенного из-под завалов политехнического института, перевезли в Москву. В Москве его лечили около 3 месяцев. У Ваана был синдром сдавленности, почки не работали, но московские врачи спасли его. Что касается больных с сотрясением мозга, ушибами, переломами, их старались выхаживать на местах.

В город из-за границы вместе со спасателями начали приезжать психотерапевты. Они просили организовывать группы для проведения сеансов психотерапии, но мы, в том числе и я, недооценивали необходимость такой помощи и нерационально воспользовались ею. Впоследствии пережитый стресс отра-

зился на психике и поведении в первую очередь детей школьного возраста. На комбинате я попыталась организовать людей для таких занятий, но попытка не удалась. После двух сеансов психолог из США сказал мне, что горе настолько велико, что потребуется немало времени, потому что сознание многих не воспринимает никаких утешительных доводов.

Жители Ленинакана, на момент катастрофы находившиеся в других городах, в срочном порядке вернулись и подключились к работе спасателей и помощи пострадавшим. Ночью 8 декабря из Москвы приехал мой сын Мушег Мамиконян. Вернулся из Москвы сын сестры аспирант Армен Манукян. Студенты и командированные подключились к спасательным работам. Слава Богу, в Ленинакане успели построить аэропорт, который был способен принимать большегрузные самолеты. Аэропорт Звартноц принимал воздушные суда каждые 30 минут. Это и была надежда на спасение. Железнодорожное полотно восстановили в 10-дневный срок. Грузы поступали беспрепятственно. На путях станций скопились вагоны с грузами первой необходимости.

Все подъездные пути промышленных предприятий были задействованы. Людских ресурсов для разгрузки и распределения не хватало. По указанию Москвы подключились военные, дислоцированные в городе. Наш штаб принял решение решить вопрос разгрузки и складирования для дальнейшего распределения. Распределение поручили промышленным предприятиям, которые мобилизовали своих работников.

Стояла задача дать людям кров, накормить. Пищу готовили на кострах под открытым небом. На 4–5-й день развернули полевые кухни, которые привезли военнослужащие. Использовалась одноразовая посуда. Запасов такой посуды было крайне мало. Спасатели работали без отдыха и перерыва на обед. Кормили их «на местах». Мне было поручено восстановить котельную в комбинате и пустить в эксплуатацию, чтобы можно было мыть и стерилизовать посуду, которая быстро накапливалась в огромных количествах. Все силы комбината были направлены на восстановление котлов, и к 20 декабря мы запустили первый. Этот котел обеспечил паром и теплом консервный цех, где была организована мойка и стерилизация посуды. Грязная посуда свозилась со всего города. В штабе по организации спасательных работ руководство города и республики объявило, что дым из котельной стал первым признаком того, что город не умер и борется.

Вспоминая те дни, я не перестаю удивляться тому, как люди могут подниматься из руин, находить в себе силы, мужество, энергию и, несмотря ни на что, двигаться вперед, находить выход из, казалось бы, безнадежной ситуации.

Началось тяжелое время постепенного пробуждения, но это уже другая история…