Командировка на землетрясение

1988 год прошел для меня под знаком Армении – в общей сложности провел в республике около трех месяцев, в том числе тридцать дней во время и после землетрясения. Первая командировка состоялась вскоре после известных событий в Сумгаите. Поначалу на них не было должной реакции. На каком-то этаже власти «умные» головы решили: жертвы насилия, свершенного на почве межнациональной розни, будут оплаканы и останутся только в памяти близких родственников. Но когда в Армению хлынули толпы беженцев, пошли митинги в Ереване, во весь голос прозвучали требования об отделении Нагорного Карабаха от Азербайджана, стало понятно: трагедия в Сумгаите имеет далеко идущие политические последствия. Поскольку кроме «Литературной газеты», «Советской культуры» и еще нескольких центральных изданий я курировал печать Закавказья, получил задание срочно выехать в Ереван для участия в подготовке совещания по особенностям пропагандистской работы в условиях обострения межнациональных отношений.

Возвратившись в Москву, написал служебную записку в ЦК по итогам командировки. Судьбу записки не знаю, но, судя по всему, командировка получилась успешной. А в результате вскоре я снова вылетел в Ереван, затем еще и еще. Последняя командировка 1988 года была также в Армению.

В ноябре ситуация в республике продолжала оставаться сложной. Всю весну и лето возрастало количество армян, бежавших из Азербайджана. Родственники не могли принять всех приезжих, их размещали в пионерских лагерях, домах отдыха, но проблема с беженцами не становилась легче. У каждого своя судьба, своя трагическая история. Градус тревоги в обществе нарастал. К межнациональным страстям добавились слухи о возможном повторении Чернобыля на ереванской   атомной станции, переходившие в митинги с требованием закрыть АЭС.

В двадцатых числах ноября прибыл в Ереван. Жил в ставшей родной пятнадцатиэтажной высотке гостиницы «Раздан», возвышавшейся над ущельем. В один из командировочных дней выехал в Спитак. Встретился с коллективом местной газеты, потом направились в расположенный выше города дом отдыха, где разместились беженцы из соседней республики. Было искренне жаль людей, бросивших родные дома из-за дикости, пещерной ненависти со стороны бывших соседей, неумения властей навести порядок. При возвращении в город заехали в детский сад, с территории которого открывался чудесный вид на Спитак. Руководитель детсада с гордостью демонстрировала игровые, спальные комнаты, показывала стены, украшенные майоликой армянскими мастерами.

Накал межнациональных страстей в Ереване имел некий цикличный характер. На их пике митинги возле Матенадарана, в других местах столицы шли почти каждый день, потом становились реже, на какой-то период вообще прекращались. Во время спада активности митингующих решил возвратиться в Москву, отведенные на командировку десять дней истекали. Хотя в целом ситуация оставалась напряженной, с той и другой стороны все чаще раздавались выстрелы. Великая беда, однако, пришла в Армению с третьей стороны.

7 декабря, накануне отъезда домой, присутствовал на заседании бюро ЦК компартии Армении. Основным вопросом значилось обсуждение ситуации в республике. В зале находились высокие чины из Совмина, Минобороны и МВД СССР. Но сначала рассматривали кадровые вопросы, в том числе утверждение первым секретарем Спитакского райкома партии Норайра Мурадяна. Его выступление, уже в новом качестве, предполагалось заслушать при рассмотрении результатов обмена селами на территориях Армении и Азербайджана. Но едва отзвучали поздравления с назначением Мурадяна на высокую должность, здание ЦК содрогнулось. Не сказал бы, что толчки сильные. Но в них чувствовалась мощь, неподвластная человеку и воздействовавшая на огромное здание откуда-то извне. Взгляд невольно зацепился за стрелки часов – 11 часов 41 минута.

В зале возникла секундная растерянность, сменившаяся лихорадочной деятельностью. Первый секретарь ЦК Сурен Арутюнян снял трубку телефона, я сидел неподалеку и в его фразе, произнесенной на русском языке, услышал упоминание Ереванской АЭС. Заседание бюро ЦК моментально превратилось в штаб, куда начала поступать информация о происходящем. Представители Минобороны и МВД вышли для выяснения ситуации по своим каналам. Арутюняну сообщили: на Ереванской АЭС все в порядке. Возвратившийся в зал генерал доложил: на объектах Минобороны в Ереване и доступных для связи городах взрывов и других ЧП не зарегистрировано. В переговорах первого секретаря постоянно звучало слово «землетрясение». Он сказал о зарегистрированных сейсмографами сильных подземных толчках в районе Спитака, Ленинакана, Кировакана. Связь с населенными пунктами в эпицентре землетрясения отсутствует, туда вылетели вертолеты пограничников для выяснения случившегося на месте.

С. Арутюнян предложил закончить заседание бюро и каждому заняться работой в новой, только что возникшей ситуации.

С утра узнал – Спитак полностью разрушен, сильно пострадали Ленинакан, Степанаван, Кировакан, другие населенные пункты на северо-западе Армении. Счет жертв шел на тысячи. Позвонил в сектор и от Виктора Николаевича узнал: сегодня в Ереван вылетает Георгий Владимирович Пряхин, новый заведующий подотделом средств массовой информации ЦК. Оказывается, прежний руководитель перешел в «Известия» на должность первого заместителя главного редактора. Осенью в ЦК во всю шли пересуды о грядущем сокращении штатов и реорганизации аппарата. Ожидали, в первую очередь это коснется отраслевых отделов, превратившихся, по сути, в дублеров министерств и ведомств. В сельхозотделе, говорили, есть даже сектор кремний-органических удобрений. Дело ли ЦК заниматься такими вопросами? Но я за командировками упустил из виду эти процессы, и для меня смена власти в отделе пропаганды прозвучала новостью.

В аэропорту Ленинакана царила суматоха. Из разрушенного города везли тяжелораненых, грузили их на вертолеты и отправляли в Ереван. Действовал штаб по распределению прибывающих на помощь людей из областей и республик страны. В разбитой на летном поле большой палатке охрипший и черный от трехдневной щетины мужчина в форме авиатора кричал в трубку стоящего на ящике из-под овощей телефона о необходимости срочно прислать грузовую технику. Вертолет, на котором мы прилетели, тут же с другим заданием отбыл назад в Ереван. Георгий Пряхин отправился с журналистами в город, мне поручил решить вопрос по возвращению нашей команды в столицу.

Нашел распорядителя летной техникой и договорился – часа через два отправим журналистов в Ереван. Когда Георгий появился в аэропорту, заметил возле него новых журналистов. Догадался: они из пула М.С. Горбачева. На фоне курток, летных спецовок и покрытой пылью одежды спасателей выделялась молодая женщина в элегантном черном платье. Кто-то сказал, это Людмила Шведова из ТАСС. Выяснилось, наша группа должна разделиться на две части, одни полетят с Георгием Пряхиным по маршруту генерального секретаря в Спитак, другие возвратятся со мной в Ереван. Но вертолет был обещан один. Когда обратился с вопросом к распорядителю летной техникой, он ответил – поможет, однако не сразу. Разговор на эту тему услышал прибывший с нами из Еревана обозреватель ТАСС Борис Грищенко. Он тут же обратился к Людмиле Шведовой. В двух словах обрисовав ситуацию, дружески добавил:

– Поработай на общество, Людочка.

Дополнительные объяснения Л. Шведовой не требовались. Направилась к руководителю, и вопрос с отправкой журналистов решился немедленно. Только подумал: сердце кавказского мужчины не позволило отказать красивой даме – как выяснилась истинная причина спешной погрузки журналистов на борт. Оказалось, в аэропорт привезли женщину в тяжелом состоянии, ее следовало срочно доставить в Ереван, а поскольку в это время других раненых не было, попутно прихватили наш пул.

Журналисты разместились вдоль бортов вертолета, посредине на носилках лежала пострадавшая. Рядом сидел молодой мужчина в испачканном цементной пылью модном пальто и нежно держал раненую за руку. Время от времени он поглаживал спутницу по щеке, тихо произнося слова на армянском языке. На бледном лице женщины была отпечатана боль, глаза закрыты, волосы, как и одежда сопровождавшего, серели пылью. Тем не менее, она оставалась очень красивой. В полете узнали, это брат и сестра. Мужчина почти трое суток откапывал родных в рухнувшем доме и каким-то чудом обнаружил близкого человека. У молодой женщины поврежден позвоночник, не работали конечности, но раненая могла самостоятельно дышать, и это вселяло в брата надежду на ее выздоровление.

Вертолет летел низко, в иллюминаторе разворачивалась печальная картина последствий землетрясения. Покореженные рельсы железной дороги, трещины через шоссе, разрушенные города и поселки. На руинах городов заметны копошащиеся люди, возле бывших зданий работали автокраны, растаскивали бетонные плиты. Особенно страшными казались небольшие села, превратившиеся в братские могилы для жителей. До них в те дни помощь еще не дошла. В вечерних сумерках они одиноко погружались в могильную тьму и тишину.

Вскоре побывал в Спитаке. В первые дни там не хватало гробов для захоронений, хотя их постоянно подвозили на местный стадион. Мертвые жители недавно прекрасного города ждали очереди на погребение. Если не водитель, вряд ли узнал бы центр города, где находилась редакция районной газеты. Когда беседовал с журналистами, редактор рассказывал о планах на будущее. Они все погибли. Попросил подъехать ближе к бывшему железнодорожному вокзалу, который просматривался с игровой площадки знакомого мне детского сада. Глянул на склон горы, неделю назад звеневший детскими голосами. На месте детсада увидел оползень. Несмотря на многолетнюю атеистическую закалку, невольно перекрестился. Вечная им память.

После землетрясения тысячи детей потеряли родителей, братьев и сестер, других родственников. Взрослые, в свою очередь, не могли в хаосе разрухи найти детей. Многие погибли, но у живых оставалась надежда: их ребенка спасли, он находится где-то в другом месте. В местных газетах начали публиковать объявления о поиске детей и родителей. На одном из информационных совещаний в отделе пропаганды ЦК КПА, которые проводили с журналистами центральных изданий и республиканских СМИ, появилась идея о выпуске специальной газеты, посвященной розыску потерявшихся во время землетрясения. Вскоре вышел первый номер уникальной газеты «Надежда», объединившей крик несчастных детей и взрослых о поиске друг друга. Знаю, она многим помогла вновь обрести счастье.

Я видел в Армении страдания и боль, печаль по погибшим, героизм спасателей, помощь, поступавшую со всех концов СССР и из-за рубежа… Сегодня о землетрясении и его последствиях написаны тысячи страниц. Мне довелось участвовать в организации освещения в прессе событий тех трагических дней. Работал в командировке месяц. Георгий вылетел в Москву одновременно с Н.И. Рыжковым, я возвратился домой накануне Нового года. Впоследствии еще несколько раз довелось посетить Армению. Последние командировки были в середине 90-х годов, когда СССР уже не существовал на политической карте мира. Но самыми трудными, насыщенными незабываемыми чувствами были и остаются те декабрьские дни.

Владислав Бояркин, российский журналист