РАЗДУМЬЯ О ПРОШЛОМ И О СЕБЕ

Сердце мое все плачет от боли,
а ум все ищет причин резни,
А мир ничего не ищет – устал он
от юридической болтовни.

Зачем искать – все в мире
случайно, словно постройки
из облаков;
Я тоже устал, я скит отдаленный
себе построю – и был таков.

Хотя мой слог и разрушен болью, во мне есть нежность сказочных
стран,
Хотя мой скит и разрушен болью, я жду от любви исцеленья ран.

Я пьянствую всепрощения ради, но Смерть во мне вершит
торжество,
Праздник обиды – и попирает цветы миролюбия моего.

Слышит мое скорбящее сердце стон неба и леса тяжелый шаг,
Не знают умники, как грохочет пульсация солнца в моих ушах,

Не знают, как с каждым ударом сердца распятых армян
вспоминаю я,
Как жду прихода лекарки-ночи
с ладонями, полными забытья.

Сердце мое болит, искупая
не совершенные мной грехи,
И вместо картины резни кладу
я на холст разрозненные штрихи.

Мне не понять, почему сегодня стоим в слезах мы, как век назад,
И почему, за грехи какие холодно страны на нас глядят.

Горю в лихорадке непониманья
и со слезами Бога прошу
Дать мне такое уединенье,
где все вопросы я разрешу.

Тогда, о Боже, я обещаю, что
знаменем битвы взметну протест,
И я, просветленный Твоим наитьем, смогу защитить Твой смиренный
крест.

Ведь смерть желанна воинам Бога – довольно жизни в нас трепетать,

Мир изнывает во мгле ненастья,
но только мглу приносят века,
Я мог бы раздернуть тучи, да ноет
судьбою отрубленная рука.

И все же с разделом родины Тиса смириться вовеки я не смогу, Упорствуя, как желтоликий камень, свое неприятие берегу.

Усталость порой заставляет
плакать, но знаю, что Господом
я храним;
Как гибкая ветка нашего Тиса, смиренно склоняюсь я перед Ним.

Есть Бог, Джани, так не падай
духом и пой, сердца людей веселя,
И не осуждай затеявших пляску вокруг цветущего миндаля.

Беседуя с Космосом, ты позволил Любви покинуть твои уста,
А лучше у времени ты спросил бы, когда оно вновь породит Христа.

Бог есть Любовь, хорал
мирозданья,
сиянье хлебов, прощенье грехов,
Бог есть невыдуманная сказка
и благоуханье горных лугов.

Но сколько бы мы на Земле
в молитвах ни призывали
Бога-Творца –
Всего яснее он слышал шепот простых молитв моего отца.

Ибо когда мой отец молился,
то трепетали жизнью слова,
И птицы вокруг летали, как души, как скорби греховного естества.

И мать моя рядом молилась – словно шуршали хлеба и дышал
тонир,
И верилось: будет только благое – и пост, и праздник,
и вечный мир.

Сызмальства я впитал
эту святость
и, к смерти катившийся, как луна,
Все же молитвами теми спасся, хоть и отведал злого сполна.

Я никогда к чужому успеху
не ревновал и, бредя с сохой,
Всегда молился, чтоб урожаем
не был обижен пахарь другой.

Вот почему я настолько чуток
к чужому блаженству или слезам,
Вот почему могу на восходе
молиться пашням, как образам;

Лишь бескорыстный пахарь
бывает Божьим наитием обуян –
Вот почему отступает злое,
если поет Окро Окроян.

Oкро Окроян
Перевод Андрея Добрынина