Долгая дорога в будущее

Годы назад – не то чтобы очень давно, но не вчера – мой друг, режиссер Геннадий Тищенко снимал документальное кино под названием «Россия будущего». Пригласил кучу «говорящих голов», ученых, актеров, журналистов, в том числе и меня в составе компании писателей-фантастов. Есть известное заблуждение, что фантасты, дескать, предвидят будущее. Я не раз объяснял: фантасты не пифии, не дельфийские оракулы, им достаточно видеть и понимать настоящее, логическим продолжением которого будущее и является. Подробностей тех съемок не помню, но помню, проходили они на «Мосфильме», артист Владимир Толоконников, знаменитый Шариков из «Собачьего сердца», говорил с пафосом, будто с трибуны партийного съезда вещал, был под мухой. Я же, трезвый, усталый и простуженный, на вопрос «Есть ли у России будущее?» ответил коротко: это зависит от того, есть ли у каждого из нас чувство будущего и уверенность в собственном «завтра». Если его нет, то и будущее страны под вопросом. Сегодня ответил бы так же и по поводу Армении, прибавив только, что будущее можно узреть не только в настоящем, но и в прошлом.

Будущее в руках школьного учителя.

Виктор Гюго

Я как-то писал о том, что внучка моя время от времени рассказывает мне самое интересное из того, что поведали классу те или иные учительницы. Школьная учительница, откровенно говоря, – это ведь не профессия, а характер, если угодно, состояние души. Многие из них решительны и непреклонны в своих постулатах, в которые верят безоговорочно, и, кстати говоря, именно поэтому тети эти часто либо разведены, либо уже вдовы, потому как выдержать непоколебимую, как асфальтный каток, сожительницу не каждому мужчине под силу, и это касается не только школьных наставниц. Так вот, взяв на себя заботу о патриотическом воспитании подрастающего поколения, классная дама в элитной, между прочим, школе сообщает детям, что «в те времена, когда мы изготавливали хачкары, другие народы жили на деревьях». Мои постоянные читатели помнят, наверное, что я об этом писал, помнят, как меня это высказывание возмутило и как я велел внучке передать патриотичной барышне, что если она не в курсе, то пусть знает: другие народы давно уже слезли с деревьев, успели изобрести телевизоры, телефоны, автомобили, поезда, самолеты, компьютеры – все, чем человечество сегодня пользуется, включая нижнее белье, что мадам наставница носит, в то время как мы, мастера по хачкарам, испокон веку и по сей день долбим камень.

Проходит время, и поступает новая информация. Та же учительница сообщает классу сенсационную новость: мы не только самый древний, но и генетически самый «чистый» народ, потому как с самого начала и по сей день ни с кем никогда не смешивались. Возмущенный очередным мифом, сообщаю внучке, что нет в мире такого этноса, не считая аборигенов затерянных земель, который за много веков никогда ни с кем бы не смешивался, и армяне, будучи в тесном и активном общении с другими народами, не являются исключением. Даже туземные племена, воюющие друг с другом, и те бывало смешивались.

Да и что это за предмет гордости – ни с кем, никогда? Помню, один армянский ученый, профессор, у которого я брал интервью, шепнул мне по секрету, что постоянные и долгие внутриобщинные браки, особенно у древних народов, имеют негативные биологические последствия, происходит нечто близкое к инцесту, а это верная дорога к деградации и вымиранию. Вот почему в затерянных поселениях, где браки между родственниками – обычное дело, нередки случаи слабоумия. Нужна свежая кровь, она просто обязательна. Поведал мне это профессор и тут же попросил, чтобы я эту информацию не озвучивал. Патриоты заклюют.

Это с точки зрения биологии. В области культуры происходит то же самое. Не может закрытая культура вариться в собственном соку. Великая русская литература XIX века подпитывалась французской, немного английской, а позже сама стала подпиткой для других культур (в том числе для современной армянской). Не секрет, что интернациональные страны и города более продвинуты, нежели моноэтнические. Два-три языка для цивилизованной страны – это норма, обычное явление. А мы что сделали? Убрали в девяностые из обихода русский язык, с тем, якобы, чтобы вернуться к истокам, а со временем выйти в англоязычный мир. Будто нельзя было сделать это, не трогая русский язык, которым владело практически все население. Будто нас насильно оторвали от своих истоков. Давайте еще раз напомню, что году в пятнадцатом прошлого века Ереван был городом, где в ходу были, кроме армянского, почти наравне курдский и язык кавказских татар, тот, что окрестили азербайджанским. Армянских школ уже в семидесятые было почти в три раза больше, нежели русских, я и об этом писал. Скажите, положа руку на сердце, кто бы в мире знал наших писателей, если бы не переводы на русский язык? Хотелось сразу на английский, французский, и в книжных магазинах Лондона и Парижа очереди выстроятся – так, что ли?.. Снесем до основания, а затем мы наш, мы новый мир… – плохая песня. А нельзя к старому и полезному попросту прибавить новое? Что за детская страсть к разрушению?

Превосходное мнение о себе – лучшее противоядие против преувеличенного мнения о других.

Вальтер Скотт

Приезжала в Армению из дальних краев женщина, опытный эксперт-экономист. И поскольку перед приездом в Армению она пожила в некоторых странах Африки, и в частности в ЮАР, работала там консультантом, помогала местным специалистам в различных проектах, то в ереванских беседах часто ссылалась на недавний и весьма удачный опыт этих стран. Мне про сей курьез поведал человек, к которому эта ученая дама обратилась с осторожным вопросом, не обидела ли она кого в Ереване. В чем курьез и чем, собственно, она могла обидеть гостеприимных ереванцев? А вот чем: ученая тетя то и дело упоминала вышеназванные страны, увлеченно рассказывала об их успехах последних лет, о том, что там было и что стало. На что армянские собеседники каждый раз резко ее осаживали: «Не сравнивайте нас с Африкой!» Женщина искренне поинтересовалась у моего знакомого, почему нельзя в Ереване упоминать Африку, отчего ее примеры вызывают столь негативную реакцию и не связано ли это с какими-то национальными суевериями, легендами, мифами или, может, исторической враждой. Про Турцию она знала, а вот про Африканский континент ее, возможно, не предупредили. Ничего такого, объяснил ей мой знакомый, просто у нас с давних времен укоренилось представление об Африке как о диком и опасном материке. «Не ходите, дети, в Африку гулять» – у Чуковского, кажется. Старичок из «Короны Российской империи» восклицает: «В Кейптауне едят людей, люди – их национальная пища!»

В советских школах Африка ассоциировалась с апартеидом, с колониальной политикой империалистов, с дикими и опасными животными, с голыми детишками со вздутыми животами, бегающими по замусоренным трущобам, с женщинами, оголившими висящие по пояс груди, с худыми стариками с проколотыми ноздрями, с разрисованными воинами, размахивающими копьями, с бусами из черепов и клыков. Но ведь там сегодня совершенно другая ситуация, объясняла женщина, – новейшие технологии, современные, очень красивые, зеленые города, небоскребы, автомобили, аэропорты, телевизоры, компьютеры – все как у людей… Вы были в Экваториальной Гвинее, в Малабо, скажем, в Кейптауне или же в Претории, в столице ЮАР?.. Я бы желала, чтобы в некоторых областях экономики, промышленности вы догнали Африку, продолжала тетя-консультант. А как же Франция, Англия, Германия, не говоря уже об Америке? Мы, дамочка, на них ориентируемся, отвечают ей. Попробуйте начать с Африки, осторожно предлагала дама, хотя бы на первых порах, а дальше видно будет. Ведь и спортсмены-любители не берут сразу олимпийские высоты. В развитых африканских странах, к примеру, добыча полезных ископаемых и экология на довольно высоком уровне, есть чему поучиться, то есть там свои проблемы, но нет доморощенных экологов, которые, в зависимости от обстоятельств, сегодня готовы сказать одно, а завтра другое. Африканские специалисты и даже некоторые высокопоставленные госслужащие учились в серьезных западных университетах. Нет, не поняли тетю. Покормили, по достопримечательностям повозили и с почестями проводили.

Ничто так не необходимо всему роду человеческому, как медицина.

Марк Фабий Квентилиан

Был у ереванского врача. Не просто врача – профессора, что для пущей солидности значилось золотыми буквами на табличке у входа в кабинет. Мне без разницы, профессор так профессор, стало быть, не поленился человек, защитил диссертацию, после чего созвал банкет. И мне когда-то предлагали диссертацию накатать, да скучное это занятие, я предпочел солнце и вольный ветер. Признаться, походы к эскулапам (особенно в Ереване) совершаю только в крайнем случае, когда надо незамедлительно решить возникшую проблему. При этом особой уверенности, что благополучно решу ее, нет. Я не пессимист, не мизантроп, но среди больных со стажем на нашем постсоветском пространстве оптимистов в принципе не бывает. Иначе зачем бы небожители на этом же самом пространстве (и члены их семей, разумеется) лечились исключительно за бугром и в хороших клиниках? Пусть лечатся на горячо любимой родине, в обычной больнице, в обычной палате с покрашенными в цвет детской неожиданности стенами и мрачными, неопрятными медсестрами. Пусть лечатся там, где лежат под капельницами, вперив взгляд в пятна на потолке, их обреченные сограждане, простые смертные.

Наше общество, доложу вам, все больше становится похожим на древнеримское в том смысле, что есть элита, есть горожане и есть плебс. Разница лишь в том, что серединный пласт, горожане (или интеллигенция по-нашему), тонок, как папиросная бумага, а в элиту чаще всего прорываются наиболее ловкие из пласта нижнего. Еще одна существенная разница: древнеримская элита читала Апулея, Лукреция, Геродота, Плутарха… Племянник Плутарха, кстати сказать, обучал греческой литературе будущего императора Марка Аврелия. Того самого Марка Аврелия, вполне, кстати, приличного императора, при правлении которого, в 166 году, Армения вошла в сферу интересов Римской империи. Он же, Марк Аврелий, был философ, написавший труды под общим названием «К самому себе» и признававший главенство всеобщего (глобального) разума над чувствами, в частности над ненавистью и гневом. Покажите-ка мне в окружающем пространстве сегодняшнего Марка Аврелия...

Короче говоря – а короче у меня не получается, потому, наверное, что краткость сестра мне неродная, – заплатил я в кассу за анализ и за консультацию – нынче медики на руки не берут, новая власть требует непременно с чеком. С чеком или без, а сумма по ереванским меркам оказалась приличная – половина пенсии стариков, учитывая и те 3-4 тысячи драмов, что с января им прибавили. Прибавили – хорошо, но если есть у человека две болячки и требуются две консультации, да еще и дополнительные анализы, то на это уйдет вся пенсия без остатка. Кто не знает, люди далеко за шестьдесят мучаются и пятью болячками. Куды, как говорил мужичок в фильме «Чапаев», бедному христианину податься? Тот же мужичок поясняет: «Белые пришли – грабят, красные пришли… (здесь у него возникает опасливая пауза. – Р.С.) тоже вроде грабить начали…»

А знаете ли вы, пользующиеся в иных странах страховой медициной, что одна тягостная ночь в обычной ереванской больнице обходится в 25 тысяч драмов? Это около трех тысяч рублей. Независимо от того, есть у человека гражданство или нет его. У него даже паспорт не спросят. Прибавьте сюда лекарства – аптечный бизнес, судя по количеству светящихся на домах крестов через каждые двадцать метров, явно процветает, – прибавьте остальные траты – «коммуналка», еда, одежда… Как люди в этих условиях выживают?..

В общем, проконсультировал меня профессор, и сразу скажу, не услышал я от него ничего такого, чего бы не знал, о чем бы не догадывался, но профессор попался веселый, проводил до порога, всем своим видом демонстрируя, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается, и потому ушел я успокоенный во мглу, в дождь со снегом, мимо замызганных стен, испускавших полное равнодушие ко всему живому и напоминающих коридор в морге, спустился на первый этаж, боясь притронуться к лестничным перилам, вобравшим, должно быть, все бактерии мира, и думал сердито: сделали бы черти, на худой конец, ремонт, раз такие деньги с больных дерут. Забегая вперед, скажу, что дома заглянул в компьютер и нашел советы по моей болячке, совпадающие с профессорскими слово в слово, да еще с массой дополнительных сведений, примечаний и рекомендуемых препаратов. Правда, в компьютере мне никто не улыбался и до порога не провожал, но какого лешего, сокрушался я, в клинику на край света ездил, время терял, глянул бы в компьютер и все бы узнал совершенно бесплатно.

Да, вот еще. Приятель вез меня на своей «Ауди» в ту самую клинику на консультацию. В этом районе города он бывал крайне редко, потому заплутал, кружил и кружил по одному и тому же кварталу, пока наконец не увидел группу парней, стоявших на перекрестке, притормозил, открыл окно с моей стороны, и, когда открыл, я обратился к джигитам: «Извините, пожалуйста, не подскажите ли…» – «Цыц! – сказал приятель и, перегнувшись через меня, проговорил другим, не своим голосом – внутриутробно, гулко, многозначительно: «Братва, здорово, где тут такая-то, мать ее, клиника?» Братва тут же ответила хором и со всем уважением. «Всяческое мерси», – отозвался приятель, закрыл окно, нажал на газ, после чего сделал мне замечание: «Не умеешь с местным населением общаться – помолчи. Что это за «извините-простите, будьте так добры, если вас не затруднит…» Ты не на дворянском собрании, а на окраине Еревана...»

Вот и по поводу советов профессора, когда я пожаловался приятелю, что ничего нового не узнал, он многомудро заметил: «Откуда ему было знать, что ты можешь заглянуть в компьютер? Ты представь клиентуру этой клиники: больные в большинстве своем понятия не имеют, что можно что-то серьезное вычитать в сети. Да и нет у них такого желания. Главное для них – скайп, чтобы поговорить с родными и близкими, окопавшимися на российских и американских просторах и между делом помогающими ереванцам выжить». К тому же, прибавил суровый приятель, сайты, куда ты обычно заходишь, я полагаю, на русском, которым сейчас мало кто пользуется. Русскоговорящих кот наплакал, и врачи уже много лет не на них ориентированы. Те, кто посещает докторов, не станут спрашивать, какое действующее вещество у препарата, вызовет ли оно аллергию, сопоставимо ли с другими лекарствами, – возьмут с поклоном рецепт и скажут «Спасибо, дохтур». Помнишь «Хирургию» Чехова?.. «На то вы, благодетели, и поставлены, дай бог вам здоровья, чтоб мы за вас денно и нощно, отцы родные...»

На кого ориентирован, кем окружен, с кем общаешься и кому адресуешься, таков ты и твой уровень, в том числе профессиональный, и даже если он был изначально высоким, со временем в закрытом и однотипном обществе перестанет быть таковым. Что в медицине, что в политике, что в кино, что в театре, что в журналистике… Пастырь хочет соответствовать своему народу, народ же принимает того, кто ему приятен и понятен. Проще говоря, хочешь понравиться ребенку – дай ему конфетку. Да-да, вы думайте как хотите, а я бы сравнил народ с ребенком. Дезориентировать или избаловать его по части самооценки, привить знания или лишить их, поднять планку или опустить ее, воспитать злым или добрым, терпимым или агрессивным, умным или глупым, анархистом или законопослушным – от пастырей зависит.

Что касается чеховской «Хирургии», то здесь приятель не совсем удачное сравнение привел. В известном рассказе речь идет о стоматологии, а как раз с ней, на мой взгляд, в Ереване все благополучно. Сюда едут лечить зубы отовсюду. Справедливости ради замечу, что немаловажную роль играют и низкие цены, каких нет, кажется, нигде, а уж в Москве – точно. Существенно и то, что в этой области, как и в хирургии или, скажем, в ювелирном деле, многое упирается в «золотые руки» мастера, а руки у наших соотечественников растут, надо отдать им должное, откуда надо.

Транспорт совсем от рук отбился, остается одно – принять ислам и передвигаться на верблюдах.

Илья Ильф, Евгений Петров

В Ереване невероятное, просто фантастическое для весьма небогатого города количество автомобилей. Если судить по нескончаемому сверкающему уличному автопотоку, население тут просто процветает. На самом деле для среднестатистического ереванца это вопрос престижа, и он в лепешку расшибется, мешки будет таскать, траншеи рыть и камни грызть, лишь бы купить подержанную иномарку, желательно покрупнее, дабы чувствовать себя крутым чуваком. Есть в этом, как в любви к джазу, нечто глубинно негритянское… Тем не менее, не все имеют машины, пользующихся городским транспортом тоже немало. И вот тут проблема налицо, причем проблема не новая, на моей памяти с советских времен не разрешенная.

Осенью я написал в фейсбуке хвалебный пост о сегодняшнем Тбилиси, и сравнение соседней столицы с Ереваном выглядело не в нашу пользу. Взять хотя бы туризм, чистоту улиц, наличие на улицах европейских лиц, транспорт… Кто соглашался со мной, кто ожесточенно спорил, потому как патриоты не любят хвалить иные народы, кроме своего, не в том дело, а есть бросающиеся в глаза неприглядные вещи, по которым приезжие судят о городе и стране. К ним относится транспорт, и в частности маршрутные такси, являющиеся, за исключением короткой линии метро, побитых, измученных троллейбусов и нескольких десятков автобусов, основным в столице средством дешевого передвижения. Смотреть на них без содрогания невозможно, сказать, что они едут битком набитые – ничего не сказать. Сидячих мест здесь девять-десять; стоя, полусидя, согнувшись в три погибели и выставив окорочка, прижавшись друг к другу, едут еще столько же пассажиров, уму непостижимо, как они тут умещаются, разве что на крышу не взбираются, потому как держаться будет не за что. Сами машины старенькие – Рижский автозавод брежневских времен, – роняют на ходу болты и гайки, и небритый водитель с невозмутимым лицом готов не корысти ради, а из человеколюбия посадить не умещающуюся в салоне пассажирку к себе на колени… Новомодному вирусу в такой маршрутке раздолье: не надо преодолевать расстояния, люди дышат в лицо друг другу, разве что не целуются. С другой стороны, и тбилисцам в новых эпидемиологических условиях несдобровать, ибо тысячи туристов, наводнивших город, наверняка немало коварных бактерий сюда завозят…

Не может быть ни патриотического искусства, ни патриотической науки.

Иоганн Вольфганг Гете

Провинция – не местность, а состояние ума.

Манфред Роммель

В юности я не без удовольствия смотрел фильмы про Ленина, их создавали хорошие режиссеры. Какой же он душка в лентах «Ленин в Польше», «Лично известен», «Коммунист»… Я, конечно, понимал, что мне предъявляют миф, не связанный с реальностью, ведь и подвиги Геракла – всего лишь красивая легенда. В университете одолел перед экзаменом классический труд под названием «Материализм и эмпириокритицизм», где автор противопоставлял материю чувственному опыту. Эмпириокритицизм – критика с позиций чувственного опыта, и повернуть сие можно как угодно, чем, кстати говоря, пролетарский вождь и занимался. А название застряло в памяти наряду с другим говорящим названием – «Шаг вперед, два шага назад». Не буду вас грузить, но если сопоставить два незримо связанных состояния – патриотизм и провинциализм, – то окажется, что и там, и там главный фактор – основанное на индивидуальном чувственном опыте субъективное начало. Иначе говоря, нет универсального патриотизма или провинциализма, и оба имеют великое множество проявлений.

Когда я, ведя в одном ереванском вузе мастер-класс для журналистов, сказал, что набивший оскомину призыв к соотечественникам не покидать страну, а всем, кто уехал, непременно вернуться, – призыв сей лицемерен и фальшив по определению, потому, во-первых, что дополнительные несколько миллионов человек на маленькой, плохо организованной территории перегрызутся и вновь разбегутся в разные стороны, во-вторых, вы не можете знать, отчего конкретная семья уезжает, что у нее на уме, уютно ли они окопались в новых краях, захотят ли вернуться или предпочтут ностальгировать, в-третьих, как знать, как себя проявят в тех странах их дети и внуки, насколько удачно впишутся в ту жизнь, в тот язык, а вписавшись, захотят ли менять обретенный комфорт на неопределенность исторической родины. Гордитесь же вы Шарлем Азнавуром, Анри Верноем, Жоржем Карваренцем, Шерелин Саркисян, Вильямом Сарояном, Рубеном Мамуляном, Атомом Эгояном и многими другими прославившимися соотечественниками. А раз гордитесь, задайтесь вопросом: кем бы они были, живи рядом с вами?.. Лицемерных призывов и фальшивых лозунгов хватает, наше дело не причесывать всех под одну гребенку, и кому, как не журналистам, имеющим представление о правах человека, об этом поразмышлять. Когда я сказал все это, а также поделился мыслями о войне, пропаганде, о соотношении мировой и национальной литератур, мне администрация сделала деликатное замечание, не тому, мол, учу детей, чему надо. Так ведь для того и приглашали человека, чтобы выслушать иное мнение. Или уж дайте тогда ваши гладкие, одобренные лекции, я их буду считывать. Неудивительно посему, что, хотя первоначальная договоренность была о курсе лекций, больше меня в то учебное заведение не приглашали. Что ж, тем хуже для них. То есть для их детишек. Парадокс лишь в том, что в этот же «храм науки» могут пригласить авторитетного товарища другой национальности, с почестями встретить его, заполнив зал до отказа и с трепетом ловя каждое его слово, и не знать, что для этого почетного гостя ваш покорный слуга – такой же авторитет, как он для вас.

На днях присутствовал на одной такой встрече в Ереване, где приезжий творец сыпал комплиментами армянам на радость бурно реагирующей публике, а в финале под град аплодисментов воскликнул: «Арарат будет наш!» Что он говорит в других городах другой аудитории, не ведаю, но «Золотой теленок» с младых ногтей моя любимая книга.

Как-то одна известная московская дама пригласила меня на свой вечер, прибавив для пущей интриги: «Кстати, там будут двое ваших». Кто это «наши», я не сразу понял, а когда понял, стало не по себе. Двое армян – это значило, и как оказалось, совершенно не интересных для меня людей. Одна редактор в издательстве спросила: «А могут ли ваши оплатить половину расходов на вашу книгу?» И опять же я не сразу уловил, кто эти «наши». А уловив, почувствовал себя крайне неуютно. Кому-то это кажется нормальным, кого-то, быть может, воодушевляет, а меня такая безликая этническая идентификация выводит из себя. Здравствуйте, армяне – барев хайер!.. Сам себя могу идентифицировать сколько угодно, но когда это делают другие, чувствую себя оскорбленным. Не я один так думаю и ощущаю, мои встречи и беседы за пределами Армении убедили меня в том. Прочтите книгу Шарля Азнавура «Прошлое и будущее», вышедшую в Москве, он в ней не раз признается, что в человеческих, дружеских, профессиональных контактах его привлекали талант и порядочность, а никак не этническая принадлежность. Прочтите, там есть места, которые могут вас удивить, ведь вы считаете его истинно армянским патриотом (каковым он и являлся), а патриоты, по-вашему, обязаны думать одинаково. Прочтите также книгу его сына Миши Азнавура, она удивит вас еще больше…

Молодость – время для усвоения мудрости, старость – время для ее применения.

Жан-Жак Руссо

Критикующих новую власть в Армении значительно меньше, чем ее поддерживающих. Можно, разумеется, поддерживать и критиковать одновременно, но критикующие нетерпимы и категоричны и, что вовсе странно, в качестве положительного примера часто приводят власть старую, бывших большевиков то бишь. Неужто все так безнадежно и нет в обществе иной альтернативы?.. Раз такое дело, тридцать лет ждали, подождем еще, посмотрим, куда вырулят «духовики», которые, будем надеяться, все же лучше предыдущих. Я сам не знаю, куда бы в этих условиях вырулил, дай мне в руки штурвал. Хотя бы потому, что имею некоторое представление о рифах, мелях и подводных течениях. Впрочем, сам бы я за штурвал не встал, каждый должен заниматься своим делом. Но время теперь такое, что своим делом мало кто занимается. Куда ни кинь, везде самодеятельность. Девяносто процентов армян, к примеру, уверены, что рождены исключительно для того, чтобы стоять на капитанском мостике, на худой конец, давать советы капитану. Каждое утро в Армении просыпаются около миллиона политологов, генералов, премьер-министров, стратегов и, не успев протереть глаза, начинают обсуждать проблемы войны и мира, внешней и внутренней политики, благо делать больше нечего, а времени вагон и маленькая тележка. Это в нормальных странах время – деньги, а раз нет денег, то и времени нет, провал во времени. Посему жизнь протекает в рапиде. Видели, как работают девушки в присутственных местах – тягуче, медленно, будто в невесомости?..

Чаще всего сетуют, что в новой власти слишком много молодых, неопытных. Уж не знаю, какой опыт имеется в виду. Врать без зазрения совести, брать взятки, строить особняки? Это дело наживное. И что значит «молодые»? Сорок лет – не детский возраст, иные гении до этого возраста не доживали, некоторые – ненамного дольше. Тот же Марк Аврелий (см. выше) дотянул до шестидесяти, но сколько успел сделать и в творчестве, и в ратных делах, и в политике на государственном поприще. Дело не в возрасте. Невежественность, узость взглядов и стандартность мышления проявляются в любом возрасте. Просто молодость – время для усвоения мудрости, как говорил Руссо. Не любимый ваш Авраам, прости Господи, а Жан-Жак. Отчего не усваивают? Оттого что врач соответствует больному, писатель – читателю, актер – зрителю, архитектор – городу, лектор – студенту, учитель – ученику (см. выше). Соответствовать легко, труднее не соответствовать, сделать усилие, подняться выше, тогда и нижние подтянутся. «Молодость счастлива тем, что у нее есть будущее», – Гоголь сказал. «Я никогда не думаю о будущем. Оно приходит само и достаточно скоро», – Энштейн добавил.

Не проморгать бы его.

Руслан Сагабалян