Андрей Пинчук: Мы должны быть готовы к противостоянию с Западом на всех уровнях

– Андрей Юрьевич, говорят, что бывших не бывает. Насколько это соответствует действительности? Расскажите немного о себе, пожалуйста!

– Дело в том, что если самого себя идентифицировать с точки зрения какой-то социальной роли, то, наверное, в моем случае модель «бывших не бывает» в какой-то степени актуальна, но она диверсифицирована. Дело в том, что я действительно много лет отдал органам государственной безопасности. Основная точка моей первоначальной приписки – это Приднестровье. Я родился в Приднестровье, пережил войну 1992 года, потерял близких людей на этой войне и именно по этим причинам, в первую очередь для себя, в какой-то момент решил, что должен внести свой вклад в то, чтобы эта война не повторялась. Поэтому я поступил на службу в органы государственной безопасности и смог достичь на этой службе существенных успехов. Это не только мое субъективное мнение. Я награжден большинством высших приднестровских наград, ведомственных наград, я почетный сотрудник государственной безопасности. Кроме того, у меня был достаточно быстрый служебный рост. Мне удалось собрать команду профессионалов, ну и сам, будучи молодым, амбициозным парнем, с четко сформированными жизненными установками, и днем, и ночью, в выходные, праздничные, в любые дни был на службе. Время было лихое, так называемый бандитский период, период, когда участники боевых действий имели на руках большое количество оружия, а низкий уровень жизни подталкивал к тому, чтобы это оружие использовать как в республике, так и за ее пределами. Я этим занимался. Потом стал заниматься непосредственно сферами деятельности органов госбезопасности, в том числе – разведка, контрразведка. Но об этом я в деталях не хотел бы говорить. Могу только сказать, что результаты были очень приличные. Любой сотрудник контрразведки знает, что уголовные дела по обвинению в государственной измене, измене Родине – это редкие и значимые результаты работы. У меня такие дела были.

В начале 2012 года я из органов безопасности Приднестровья уволился. Связано это было со сменой власти. Пришел новый президент, ушел министр, заместителем которого я был, поэтому была перевернута определенная страница в жизни. Потом переехал в Москву, возглавил департамент безопасности Объединенной двигателестроительной корпорации. Это важная корпорация в жизни России.

Все вроде удавалось, я имел хорошую перспективу, но в 2014 году начались крымские события. Вернее, сначала начался Майдан, который затронул Крым. Для меня процессы на Украине были важными и болезненными и как для патриота России, и как для украинца по национальности, поэтому я не мог остаться в стороне. Выехал в Крым, вошел и возглавил одну из групп, которая работала с украинскими органами госбезопасности, переводил украинских чекистов под юрисдикцию России, организовывал референдум в части своей зоны ответственности. После этого уже вернулся в Москву. А там уже запылал Донбасс, на что тоже невозможно было смотреть равнодушно.

Поехал в Донецк, поработал советником по безопасности у занимающего в то время пост председателя правительства ДНР Александра Бородая, понял, что без нормальных органов госбезопасности тут точно не обойтись – очень все было сложно с точки зрения контрразведывательного режима, борьбы с терроризмом, внутренних интриг. Поэтому 17.07.2014 года я возглавил органы госбезопасности ДНР. Стал первым министром госбезопасности, и весь тот период активных боевых действий я работал министром. Мы тогда абсолютно с нуля создавали органы безопасности, работали с ветеранами госбезопасности, бывшими сотрудниками Службы безопасности Украины, которые по идейным основаниям были до этого уволены из СБУ. Самая тонкая работа проводилась и с действующими работниками СБУ и внешней разведки Украины. Часть таких сотрудников, уроженцы Донецка, уехали на Украину, где считались людьми второго сорта. Некоторые пытались выслужиться, а некоторые тяготели к тому, чтобы вернуться домой. У меня была целая группа сотрудников СБУ, которая партиями перешла на нашу сторону, и не с пустыми руками, смогла делом доказать свою верность. Много пришлось заниматься проблемами борьбы с терроризмом, с диверсионной работой. Я считаю, что эта работа была успешная. За время моего руководства МГБ ДНР не было ни одного теракта. Связано это было не только с моими усилиями и усилиями моей команды, но и с тем, что были правильно распределены сферы ответственности и организована соответствующая работа по противодействию. Пережили мы Дебальцевскую операцию, Углегорскую операцию, я в них активно участвовал.

Но были подписаны вторые Минские соглашения. Начался новый этап жизни ДНР. Я считал, что в этом этапе мне нет места, поэтому после подписания Минских соглашений я по своей инициативе сложил обязанности министра. Складывал непросто – руководство республики категорически возражало против этого, но я настоял. Моя работа была высоко оценена, мне была вручена Золотая звезда «Герой Донецкой Народной Республики». Я посчитал, что свою работу выполнил.

Уехал в Россию и совместно с Александром Бородаем создал Союз добровольцев Донбасса, который очень большие усилия приложил для того, чтобы объединить русских добровольцев, оказать им помощь. Эта работа оказалась важной для того, чтобы иметь сплоченный ресурс к моменту начала СВО.

Помимо работы с добровольцами и органами госбезопасности, я занимался еще и наукой. Я всегда тяготел к темам научных исследований, изысканий в политических и социальных сферах. Поэтому у меня три высших образования плюс еще и специальное. По итогам их получения понял, что есть вопросы в научной сфере, исследовании современных процессов, ответы на которые найти не могу. Я посчитал необходимым самому эти ответы сформулировать. Защитил в РАГС (при президенте Российской Федерации) сначала кандидатскую диссертацию, ну а в 2019 году защитил докторскую диссертацию в РАН и стал доктором политических наук. В это же время я работал первым проректором Московского государственного технологического университета «Станкин». Это мощный опыт – я там же преподавал, заведовал кафедрой, занимался модернизацией университета. Это один из главных технологических университетов России и единственный вуз в стране, который выпустил двух премьер-министров – Михаила Фрадкова и ныне действующего премьера России Михаила Мишустина. И многих других известных и статусных людей. И самое главное, обеспечил огромный пласт инженерных специалистов, которые так необходимы нашей стране.

Пишу книги, являюсь членом Союза писателей России.

– Как Вы оцениваете нынешнюю общественно-политическую обстановку на освобожденных территориях Украины?

– Понимаете, общественно-политическая обстановка – это все-таки следствие каких-то более глобальных процессов, которые на той или иной территории происходят.

Администрация президента России очень грамотно поступила, когда закрепила за новыми территориями кураторов, по сути спонсоров из разных регионов. Насколько эти регионы по-разному работают у себя дома, настолько же по-разному они работают и на новых территориях. Поэтому у нас есть территории Северодонецка, например, с неотапливаемыми домами, с другой стороны – у нас есть великолепно отстроенный центр Мариуполя, с прилегающими дорогами и вполне налаженной социальной жизнью. Повторюсь, это очень разные процессы. У нас есть Херсонская область, которая, к сожалению, в прошлом году утеряла свою столицу – Херсон – и теперь перестраивается под новые реалии, разделяющие российскую херсонскую часть и контролируемую пока что украинцами по речной границе. Я очень рассчитываю, что это все-таки временный процесс.

Оценивать их можно только через призму того, что территории, с одной стороны, должны быть освобождены, а с другой стороны – без вопроса обеспечения госбезопасности никакой нормальной жизни там не будет. Если люди ждут, что в любой момент может прилететь снаряд, то жить им, конечно, очень тяжело. Тем более может произойти наступление противника. С другой стороны, конечно же в этих сложных условиях власть, да и не только власть, просто обязана дать этим людям, оставшимся там, нормальный, достойный формат жизни. Это необходимо для того, чтобы они понимали, что, помимо символических и исторических мотивов, у них есть еще повод жить в России и с точки зрения обычного бытового комфорта. Люди имеют на это право.

– Давайте рассмотрим СВО через призму ее субъектов и их мотивации, а также их потребностей.

– Все субъекты СВО известны. Их всего два. Это США и РФ. Соответственно вся мотивация субъектов сводится к тому, что Россия хочет стать нормальной, самодостаточной цивилизацией. Не просто государством или империей, а именно цивилизацией, тем самым Русским миром, на который она сейчас и претендует. Главный вопрос и главная цена – это эффективность данной операции. А Америка, естественно, в рамках своей доктринальной официальной концепции делает все, чтобы не допустить появления нового мирового цивилизационного центра. Все остальные участники являются не субъектами, а инструментами реализации воли этих субъектов.

– Андрей Юрьевич, как стали решаться проблемы промышленности и производства в России в ходе проведения СВО?

– Не является большим секретом, что в этой сфере вскрылось очень много проблем. Выяснилось, что большое количество наших передовых разработок существует в небольшом количестве, а некоторые армейские, жизненно важные комплексы, такие как комплексы связи, артиллерийские системы и так далее, недоработаны и требуют значительных дополнительных вложений, масштабирования. Сейчас эти вопросы решаются, честно говоря, в первую очередь экстенсивным способом – повышением нормы выработки и работой в 3–4 смены. Об этом говорят разные руководители на разных уровнях. Честно говоря, с моей точки зрения, этого недостаточно.

Должна произойти определенная мобилизация экономики и промышленности. У нас есть ряд гражданских секторов, приватизированных в свое время, которые являются секторами двойного назначения. Допустим, условно, макаронные предприятия легко трансформируются в предприятия по производству патронов, и так далее. Я не вижу, чтобы происходила модернизация этих сфер под условия и потребности боевых действий. Недостаточно увеличивать уже имеющиеся производственные мощности. Очень много было выявлено в ходе СВО проблем и недостатков, которые требуют новых продуктов. И эти продукты не могут быть произведены в условиях существующего промышленного потенциала.

Честно говоря, я считаю, что очень важной задачей было бы этот потенциал формировать сейчас не только из предприятий ОПК, у которых тоже есть своя предельная емкость, а из смежных отраслей, в том числе и из отраслей частного бизнеса.

– Что Вы можете сказать о медийной составляющей СВО?

– К сожалению, слабовата сейчас у нас медийная составляющая. Очень много шума, ток-шоу. Мы видим, как работает с нами противник. Он делает это хитро, проводит специальные психологические операции, предлагает ложные, но привлекательные для определенных слоев населения модели. У нас с этим сейчас все очень негибко.

Рассуждать о том, что против нас сейчас работает весь Запад, а мы так же работать не можем, я считаю неприемлемо. Раз уж мы вступили в противостояние с Западом, то должны быть готовы к этому противостоянию на всех уровнях, в том числе и в экономике, и в идеологии, и в информации. Без этого конечно же победа будет очень сложной, ведь информационная война – это обязательный, неотъемлемый элемент боевого соприкосновения.

– У Вас большой опыт в сфере противодействия террористической деятельности. Как Вы оцениваете степень нарастания террористической угрозы на территории Российской Федерации, в том числе и в новых регионах, на данный момент? Те методы и средства, которые применяются для борьбы с этим, эффективны ли они?

– Степень нарастания террористической угрозы конечно же резко активизировалась. Это же не какие-то там немытые черти из пещер, с которыми русский солдат борется в режиме контрпартизанской войны. Это грамотные люди, с хорошим академическим образованием, не худшим зачастую, чем у многих наших специалистов, с очень большими бюджетами, с огромными техническими возможностями. И у них никакого другого дела в жизни больше нет, кроме как нанести ущерб России. Конечно же угрозы высоки, и, я думаю, они будут расти. Растет эскалация, цена вопроса растет и для Запада, и для Украины, ну и для нас, конечно.

Что касается методов и средств, которые применяются для борьбы, и эффективны ли они. Понимаете, это не я их оцениваю по степени эффективности. Эффективность всегда определяется конечным результатом. Противник опирается в первую очередь на социальную поддержку, и единственный гарантированный способ борьбы с терроризмом – искоренение. На новых территориях в первую очередь стоит вопрос о лояльности местного населения. Люди не то что нелояльны. Это русские люди, и они, просто находясь в состоянии медийной одурманенности, сомнений, перегруппировок, отступлений, сомневаются и на всякий случай в свойственной им манере южного человека стараются помогать и тем, и этим. Это очень плохо и конечно же создает очень благоприятную почву для того, чтобы противник ею пользовался. Поэтому главным условием противодействия этим процессам является скрупулезная работа с умами всех тех, кто сейчас стал новым гражданином России.

– Какая роль в данной ситуации отведена Молдавии и приднестровскому вопросу?

– Она понятна. В случае, если Россия подойдет к Одессе и приблизится к Приднестровью, роль Молдавии простая – начать боевые действия с Приднестровьем для того, чтобы не дать возможность сформировать коридор к Приднестровью, так как есть все предпосылки к тому, чтобы он появился. То, что не получилось в Грузии, когда они пытались Грузию раскачать, чтобы она начала боевые действия, таким образом создав второй фронт для России. Когда наше движение будет направлено на Приднестровье, на Одессу, а это произойдет после взятия нами Николаева, с этого момента Молдавия будет активирована с точки зрения боевых действий с Приднестровьем. Это самый опасный для Приднестровья период.

Там находятся небольшая российская военная группировка, многочисленные склады. Переоценивать боевые возможности этой группировки не нужно, потому что она выполняет там функции патрулирования и охраны, но определенный боевой потенциал у нее, конечно, есть. Противник будет опасаться, что группировка выдвинется навстречу основным российским силам, поэтому постарается ее купировать. Это та главная угроза, которую нужно учитывать при работе на приднестровском направлении.

– Европейский союз выступает достаточно сплоченно против России. Но Венгрия занимает на данном этапе нейтральную или даже противоположную позицию. На Ваш взгляд, с чем связана подобная позиция Венгрии и могут ли к ней присоединиться другие страны?

– У Венгрии есть свои интересы, которые не связаны с союзническими интересами России. Просто на территории Украины есть чисто венгерская территория, которая только после ВОВ вошла в состав Украины. Это Закарпатье. Там живут этнические венгры с венгерскими паспортами, с венгерской культурой, никакого отношения к украинству не имеющие. Венгрия прекрасно осознает свои национальные интересы и по отношению к людям, которые там живут, и по отношению к территории. И поэтому все венгерские френдирующие действия не связаны с какой-то нашей поддержкой, они связаны с отстаиванием своих национальных интересов. У меня нет сомнений в том, что, когда мы вой-

дем в Киев, Венгрия сделает все возможное, чтобы присоединить эти территории, восстановить историческую справедливость. Удастся ли ей это и какова будет позиция России – посмотрим.

– У нас достаточно сложные взаимоотношения с Турцией. С одной стороны, мы дружим, а с другой – постоянные претензии в Сирии, поддержка Азербайджана, поставки оружия на Украину. Как Вы оцениваете развитие и прогноз российско-турецких отношений?

– Эрдоган в истории с Украиной и СВО занял уникальную позицию под названием «и вашим, и нашим». Российское руководство выстраивает целый ряд взаимоотношений через Турцию – и газовые, и продуктовые, и прочие. Думаю, глупо было бы, со стороны Турции, терять эти огромные возможности, которые она приобретает. Поэтому Турция будет вести себя ровно так же, как она себя и ведет. Она не будет занимать ничье место, будет лавировать. Вы видите, что она уже никаких «Байрактаров» не пересылает на Украину, а крымский вопрос уже и не звучит с ее стороны. Это такой сверхвысший пилотаж Эрдогана, который показал, как в мутной

воде можно поймать очень увесистую рыбу.

– Сейчас в СМИ много шума вокруг зерновой сделки. Есть ли от нее выгода для России и в чем именно?

– У меня есть позиция: когда идут боевые действия, вообще никаких сделок с врагом быть не должно. Надо победить, а потом уже заключать сделки. Даже не буду как-то эту тему развивать. Считаю, что некорректно по отношению к тем, кто на передовой, к тем, кто гибнет, заключать какие-то сделки. И очень сожалею, что они заключаются.

– Что сейчас происходит в Сирии? Как повлияло начало СВО на ситуацию в Сирии и повлияло ли? Она в последнее время ушла из постоянной информационной повестки.

– Что происходит в Сирии? Ровно то, что происходило все эти годы. Сирия, по сути, распределена на зоны влияния Турции, Ирана, США и Асада, которого мы поддерживаем. Пока силы отвлечены на Украину, я не думаю, что там будут какие-то серьезные перегруппировки в этом направлении. У каждой из сторон есть задача сохранить статус-кво, чем, собственно, они и занимаются. Периодические боевые действия, проблемы экономики, внутренние интриги тоже требуют внимания к сирийскому направлению.

– Как Вы оцениваете нынешнюю обстановку в Грузии и развитие российско-грузинских отношений?

– У них затянувшаяся борьба между силами, подконтрольными Саакашвили, и действующим грузинским руководством. Удивительно, что при всей антироссийской риторике современного грузинского руководства именно из-за того, что Украина поддерживает их оппонентов, то есть Саакашвили – по этим прагматичным причинам, а не потому, что у них какие-то особенные пророссийские стремления, – им пришлось занять позицию, которая, пока во всяком случае, объективно в интересах Российской Федерации. Насколько долго это продлится? Я думаю, что ровно до того момента, пока не расколется коалиция, которую создал Саакашвили. Там для этого сейчас есть серьезные предпосылки. А пока Украина будет поддерживать Саакашвили, а она это делает по команде США, Грузия не будет выступать с яркими антироссийскими установками, хотя внутригрузинский антироссийский тренд не позволит ей делать какие-то резкие шаги в сторону сближения с Россией.

– Президент Сербии Александр Вучич заявил, что доклад Европейского парламента (ЕП), который требует признания Белградом независимости самопровозглашенного Косово и введения санкций против сторонников отделения территорий, является примером бесстыдства Запада, который понимает только силу. Как Вы думаете, как в дальнейшем будет развиваться ситуация вокруг Сербии?

– Думаю, что постепенно руководство Сербии будет проламываться под давлением Запада. Мелкие и крупные шантаж и подкуп будут заставлять ее дрейфовать в сторону Запада и соответственно в сторону компромисса с Косово. Хотя при этом мощный прокосовский, поддерживающий косовских сербов сегмент сербского общества тоже не даст возможности для каких-то резких рывков, но люфт будет. Конечно, Вучич не будет признавать новые территории и Крым в составе России просто потому, что тогда по аналогии возникает вопрос признания независимости Косово. Но, помимо этого, есть еще факторы прозападного лобби в руководстве Сербии и соответственно будирования обстановки по косовскому направлению. Если Вучич не будет чувствовать мощную российскую поддержку, то, конечно, он будет постепенно продавливаться.

– Блокада Лачинского коридора поставила Нагорный Карабах на грань гуманитарной катастрофы, депутаты Европарламента потребовали доступ в регион международных гуманитарных организаций, а также миссии ООН или ОБСЕ и предложили заменить российских миротворцев «международными миротворческими силами ОБСЕ». Как, по Вашему мнению, в дальнейшем будет развиваться ситуация вокруг Арцаха?

– Вокруг Арцаха сейчас формируется новая армянская элита в лице господина Варданяна. Насколько противодействие Варданяна и нынешнего армянского руководства сможет сформировать новый баланс, настолько она и будет развиваться. В регионе есть и другие игроки – там, помимо России, есть фактор Ирана, есть фактор Китая. Я всех деталей их взаимоотношений не знаю, поэтому пока не готов углубляться в эти проблемы.

– Что для Вас самое главное в жизни?

Для меня главное в жизни – поступать по совести. По моей совести, по моей системе ценностей, которая, по моему глубокому убеждению, соответствует ценностям нашего народа, нашей цивилизации. Все остальное я считаю вторичным.

– Спасибо Вам за интервью!

Беседу вела Мария Коледа