№5 (349) май 2022 г.

С Днем Победы! Пока мы ее помним, наша история продолжается

Просмотров: 3082

В преддверии 77-й годовщины Победы над фашизмом вспоминается

Производство оружия, и индустриализация, и глобальная чистка говорят о том, что Сталин действительно готовился к войне, но, как показывает история, как следует подготовиться не успел. Все многообразие военных вопросов решалось неэффективно: отступление, пленные и все, что предваряет военное поражение. Первый удар, в общем-то локальный, немцы получили под Москвой, и только в 43-м Красная армия начала приобретать признаки непобедимой. Тогда уже кадры действительно решали все, большое их количество еще в 41-м было выпущено из тюрем, что равносильно признанию в переборе репрессивных подходов. Произошел их естественный отбор, и управление войсками стало современным, по тем временам, конечно. И если бы не ядерное оружие США, то трудно вообразить, как можно было бы остановить Красную армию.

Период неудач некоторые объясняют излишним вмешательством Сталина в военные вопросы. Кроме того, он проглядел и сроки начала войны. Наверное, среди потока донесений он не обратил должного внимания на те, что заслуживали доверия. Одним словом, весь аппарат Красной армии и внешняя разведка особым профессионализмом не отличались. Более того, представления о нескончаемости людских ресурсов и огромных пространствах СССР портили дело. Фраза «Бабы новых нарожают», приписываемая маршалу Жукову, неизвестно, достоверно ли, тем не менее отвечала умонастроению многих военачальников. Выполнение приказа в срок довлело над мыслью о сбережении солдатских жизней. И даже во время Берлинской операции политические соображения – войти в Берлин первыми – привели к гибели огромного количества солдат.

Тыл же с фантастическим напряжением работал по мобилизационному сценарию, промышленность обрела необычайную мобильность – целые заводы перемещались в глубокий тыл и в фантастически короткие сроки разворачивали производство. Когда Сталин предложил Яковлеву создать новый самолет за несколько месяцев, тот заметил, что даже американцам потребуется на это вдвое больше времени.

– А разве вы американец? – поинтересовался вождь.

Самолет был создан даже за более короткий, чем было предложено Сталиным, срок. Это история из книги Виктора Суворова, который не отличается особой приверженностью исторической правде, но самолет ЯК-3 действительно был создан за очень короткий срок, а шутка вполне в духе Сталина.

Да, ошибок было много. Сталин по поводу победы заметил, что подверг свой народ колоссальным испытаниям и любой европейский народ потребовал бы отставки его правительства, но русский народ проявил стойкость и выдержку. Фейк это или нет, фарисействовал он или нет – сказать трудно. Но советский народ победил, в то время как Европа легко сдалась на милость победителя, а составленные из французов подразделения героически сражались в осажденном Берлине. Неужели им были так близки идеи германского национал-социализма? И сегодня Европа встала на защиту укронацизма – история повторяется.

Во Второй мировой по-настоящему сражались Красная армия и югославы. Остальные европейцы, в общем-то, просто отметились в этой войне. Французское Сопротивление состояло, в основном, из иностранцев, героем Сопротивления стал армянин Мисак Манушян. И сегодняшняя ситуация тоже плодит множество вопросов. Европа почему встала на защиту укронацизма, хотя в представлениях нацизма никто, кроме них, не имеет права называться человеком? Что они активно демонстрировали в течение 8 лет, предваряющих спецоперацию, на что Запад активно закрывал глаза.

И получается, что сегодняшний коллективный Запад активно борется за то, чтобы перейти в категорию недочеловеков – нацизм иного не предполагает. Это их выбор, только многое напоминает то, что было во Второй мировой. От рабства их спас насупленный диктатор Сталин. Теперь от той же участи их спасает авторитарный Путин. От слова «авторитет». И они, видимо, еще на многое пойдут ради своего будущего рабства.

Теперь о Великой Отечественной. Она у нас не только в книгах с совершенно различными интерпретациями событий, вплоть до полярных. Но она и в семейных преданиях, не претендующих на историчность. Вот о них и поговорим.

Отцу моего друга было 30 лет, он был директором школы и ушел на войну добровольцем. Военную карьеру, выражаясь современным языком, он начал комиссаром роты – была учтена его образованность. В 43-м он уже был замполитом полка, и в конце 43-го получил тяжелое ранение во время переправы через Днепр. Ранение оказалось настолько тяжелым, что отец приятеля вернулся в строй только в 46-м и сразу был отправлен в Иран, где готовился вывод советских войск. Потом служба в Таманской дивизии начальником политотдела, отставка и переход на научную работу. Во время защиты докторской, в которой впервые в советской историографии была исследована деятельность Дро и Нжде, какой-то замшелый доносчик назвал это предательством. Отец приятеля выступил коротко, но ярко. Он сказал: я сейчас схожу за своим трофейным пистолетом и расстреляю вас здесь как предателя!

Видимо, сказалась комиссарская выучка. Хотя, по признанию его сослуживцев, одного из которых я знал, отец приятеля во время планирования операций настаивал на наименьших потерях личного состава. Приятель вспоминает, что на улице кто-нибудь мог подойти к отцу со словами «Комиссар джан!», потом начинались признания в том, что отец спас ему жизнь. А перед смертью он рассказал приятелю, что кто-то осужденный военно-полевым судом напрямую обратился к отцу: «Комиссар, ты тоже веришь, что я предатель?» И признался, что его голос до сих пор звучит у него в ушах. Отец приятеля был плох, и подробности он не выяснил. Казалось, что он всю жизнь ловил себя на мысли, что мог спасти – и не спас. И вот с этим он не мог расстаться.

И тут намечаются определенные параллели с судьбой моего отца. Он тоже побывал в Иране, правда, в начале войны. Кстати, до этого он служил срочником на Дальнем Востоке, и их часть даже передислоцировали для участия в боях на Халхин-голе. Но Жуков там устроил блицкриг, и к приезду отца все уже было закончено. В боях участвовать не пришлось, но он видел трупы японцев, сделавших себе харакири. Отец любил читать, но про харакири он не знал, и эта японская преданность воинской чести потрясала. Так вот, подчиняясь объявлению о мобилизации, он сложил документы на свежеотполированной тумбочке и перед сном закурил папиросу – сигарет тогда не было. Потом загасил ее, как ему казалось, в пепельнице, и заснул. Наши были на гастролях, отец был в квартире один. Проснулся он от дыма, спросонья определил источник – это загорелась тумбочка – и, недолго думая, выкинул ее в распахнутое окно. Утром, проснувшись окончательно, он понял, что загасил папиросу на тумбочке, свежий лак которой загорелся. Спустившись вниз, он обнаружил только обгоревшую тумбочку и пепел документов. Он явился в военкомат и рассказал, как все было. Люди оказались с понятием, похвалили отца за честность и через некоторое время отправили в Иран. Будь у него в порядке документы – отправили бы в другое место. Что там было в Иране – я не знаю, отец провел там полтора месяца сытой жизни, с пловом, и даже привез подарки маме – часы без камней, но очень красивые, я их видел, и чулки без шва, которые сразу расползлись. Иранский базар честностью не грешил, а отец в вещах не очень разбирался. Видимо, и у отца, и у наших стало складываться превратное представление о войне, и когда отец получил назначение в Крым, ему собрали большущий чемодан и походную кровать – две рейки с натянутым на них брезентом. Все это осталось в поезде, который попал под бомбежку. И опять все было почти что празднично – пастухи, отступая, гнали отары овец, и идущие на фронт каждый день жарили шашлыки. Пока не началась крымская эпопея.

Отец не очень охотно делился воспоминаниями о войне. Иногда только могло что-то проскочить. Какое-то время он был начальником госпиталя, и как-то приехав на пару дней домой, в командировку, имел поручение что-то сообщить жене одного из военврачей. Когда она пришла, отец отсыпался, мать стала его будить и услышала в ответ фронтовой мат. Проснувшись и увидев растерянные лица женщин, отец все понял и густо покраснел. Брак у отца сложился в романтических обстоятельствах, и мат совершенно не входил в обряд ухаживания. Кстати, и потом я не слышал мата в исполнении отца. Но война есть война…

Отец проспал немецкую атаку и проснулся от разрыва снарядов. Рядом, тоже крепко, спал сослуживец отца Давид Вазимиллер – я почему-то запомнил это имя. Наверное, звучное, поэтому. Расстреляв свои обоймы в сторону танков и оставив по одному патрону для себя, по инструкции, они побежали в сторону пристани, где предназначенный для отступающих пароход уже отплывал. Вазимиллера уже у причала ранило в ногу, но отец сумел его поднять и подбросить так, чтобы его подхватили и затащили на корабль. Они благополучно отплыли, и тут начался авианалет. Корабль был забит под завязку, спрятаться было негде, и они сели так, чтобы занимать поменьше места, когда «Мессеры» поливали их огнем. Расстреляв боезапас, самолеты улетели, и тогда выяснилось, что невредимыми осталось всего несколько человек…

Кстати, немцы были крайне подвержены расписанию. При авианалетах отец с сослуживцами заметили, что летчики всегда точно вовремя улетали на обед.

Отцу пришлось, отступая, переплывать Керченский пролив. Кстати, тот же пролив переплывал и мой тесть. Но он был техником, и его водитель соорудил из автомобильных камер некое подобие плота. Отца же спасло то, что несколько лет он жил в Баку, научился там плавать и сумел переплыть пролив «вручную». Потом ранение, опять в 43-м, дальше он был комиссован и перешел на сначала партийную, потом преподавательскую работу. Дальше биографии отцов снова совпадают, правда, до докторской отец не дошел, он набрал материал, но защитить не успел. Иногда мне кажется, что я бы смог продолжить его дело – материал был очень интересен: «Перемещение гласных в индоевропейских языках». Но у меня совсем другая специальность…

Теперь некоторые обобщения. В Ереване, на улице Абовяна, был ресторан, больше похожий на столовую, туда заходили мужики пропустить рюмочку, иногда наливали и известному продавцу цветов Кара-Бале. И в этом ресторане была очень высока вероятность встретить фронтовика. И из детства помнится, что общались они как-то по-особому, была в этом сопричастность к чему-то большому, о чем не говорилось.

Наши семьи не голодали и даже могли своими пайками помогать другим. Но каждый приход почтальона заставлял вздрагивать: что он принес, солдатский треугольник или похоронку? И при всех трудностях было, не у всех, конечно, сознание общей жизни и общих проблем. Маленькая Армения, численность которой составляла к началу войны всего около 1,5 миллиона человек, отправила на фронт около 20% своего населения. Не менее активным был вклад армян из других республик Союза, особенно жителей Нагорного Карабаха. Итого около 600 тысяч армян участвовало в войне. 106 армян получили звание Героя Советского Союза, 26 армян стали полными кавалерами ордена Славы. 68 генералов, адмирал Исаков и маршал авиации Худяков (Ханферянц). Баграмян и Бабаджанян получили маршальские звания после войны. 89-я стрелковая армянская дивизия, сформированная в Ереване в декабре 41-го, получила название Таманской во время освобождения Таманского полуострова. Краснознаменная, орденов Красной Звезды и Кутузова. Единственная, кажется, национальная дивизия, вступившая в Берлин. Командир дивизии Нвер Сафарян твердо решил получить участок фронта во время Берлинской операции, и получил.

Маршал Жуков в своих мемуарах отметил, что «в победе над фашизмом армяне, начиная с рядового и кончая маршалом, обессмертили свои имена не тускнеющей славой мужественных воинов».

Гитлеровцы показали самое главное – на одной планете с ними не ужиться. Сталинский СССР не отличался демократической мягкотелостью и приматом потребления, но если бы они и были – война бы смела их. Либо единоначалие, либо поражение – война стремится к феодальным формам устройства. Да, и жертв, и ошибок было много, но был побежден нацизм. К сожалению, не до конца, и теперь снова приходится иметь дело с непобежденной историей, с новой реинкарнацией нацизма.

А День Победы казался, скорее, избавлением от будущих потерь, нежели веселым праздником. И как бы много ни говорилось о Победе, память о жертвах всегда была с нами. И в первой Карабахской войне именно память о воинском долге и чести определила победу над многочисленным, хорошо вооруженным противником. Но ничто не вечно под луной. Несколько лет усиленных манипуляций – и эту память у нас практически отняли. Из мотивированных воинов нас пытаются превратить в манкуртов без роду без племени. Удастся ли? Со многими – да, но не со всеми. И от нас зависит, кто будет определять лицо нации – проманипулированное биосущество или сознательный гражданин. Крайне сложная задача…

С Днем Победы, товарищи!

И пока мы ее помним – наша история продолжается.

Арен Вардапетян

Поставьте оценку статье:
5  4  3  2  1    
Всего проголосовал 1 человек

Оставьте свои комментарии

Комментарии можно оставлять только в статьях последнего номера газеты